Июнь. Письмо из Рязани. «Много партийной работы. Вторник – ячейка городская, четверг – «Трудовая Рязань», суббота – распространение газет на пикете.
Воюем вместе с КПРФ за восстановление памятника Ленину (6 октября 1993 года его ночью демонтировали – была стычка). Мэрия пытается убрать постамент и поставить там временную стеллу по случаю 900-летия города. Последний раз разгоняли ОМОНом (были собаки, правда, в ход их не пустили, дубинки, слезоточивый газ «Черемуха»), Многим попало. Были даже с автоматами, троих по указке милиции забрали. Держали до утра – и прямо в суд – за организацию несанкционированного митинга и неподчинение властям. Все это было надуманно: митинга не было, было лишь круглосуточное дежурство и система оповещения, позволявшая в течение часа собраться более 100 коммунистам. ОМОН на суде выглядел очень жалко. Мы подали в суд за использование спецсредств.
23 мая суд начался (истец – КПРФ, ответчик – городская и областная администрации). Пока все идет в нашу пользу. Проблемы с газетами: летом в городе людей становится меньше, газеты «застревают»…»
Июнь. Письмо от друга из Москвы. «А жизнь, между прочим, идет и идет. В ней тоже ничего хорошего нет. Стараемся быть в стороне от происходящего, за исключением тех событий, когда гибнут наши люди. Удивляет безразличие к этому руководства. Какие-то несущественные вопросы вертят ежедневно, а стремления сосредоточиться на непрерывных жертвах не ощущается.
Прогноз на нормальную жизнь теперь и не выдается. На «первом» этапе планируют восстановить уровень хозяйства по 1984 г. …Для этого требуется 6–8 лет. И все это очень серьезно – по радио, в печати, в дополнительной информации по Москве.
Цены с июля станут выше примерно в 2 раза. А вчера спокойно объявили, что на электричках проезд одной зоны вместо 60 руб. стоит уже 400… Как же людям трудиться на своих участках? Да и вообще – эти эмоции непрерывны. Из-за них даже иной раз не хочется просыпаться и слышать надоевшие обещания, обобщения и творческие поиски в нашем обществе».
Июнь. Меня познакомили со статьей, подготовленной в журнал, о современной российской армии. Бог с ней, со статьей, но в ней звучит тезис о новой функции Вооруженных Сил – функции подавления силой собственного народа, будь это Чечня, или коммунисты, или рабочие, перекрывающие дороги, когда голодают их дети. Видимо, такие указания идут сверху.
Дрейф офицерства в последние годы отчетлив. Наряду с добросовестными, знающими свое дело, ставящими его выше своих интересов специалистами, и таких еще очень много, – пьянство, юбилеи, «отмечания», сауны, пирамиды полезных людей по принципу «ты – мне, я – тебе», прагматизм, редукция духовности. Что-то вроде уже описанной мной сцены по Островскому – в купе, только на военный лад. Смесь былого коллективизма, произвола, липы, в том числе в науке, и пошлости. Не стало сдерживающих рамок партийной ответственности. Воля личности все чаще превышает волю коллектива. А это уже не армия. У меня все эти перемены вызывают тревогу, боль и отчуждение: я служил в Советской Армии.
Тут как-то с дачи возвращались, ждали троллейбус у церкви. Рядом оказался наш бывший замполит, уволившийся уже лет 12 тому назад. С чувством самоуважения он рассказал, что работает теперь помощником у главы администрации. Поражается, что мы не знаем имени и отчества его шефа. Немного оправдываясь, добавляет: «Оперировался по поводу катаракты, дал зарок, пройдет все благополучно – Схожу в церковь, Бога поблагодарить». Это замполит-то. И, откланявшись, пошел в церковь. Раньше в партком ходил, Ленина благодарил, теперь – в церковь – Бога благодарить. С Богом-то ладно (по Зюганову), но ведь и Ленина у него никто не отнимал. Дело, конечно, не в этом конкретном человеке, а в том, что дрейф людей становится закономерностью.
Июль. Из Рязани приезжал брат Саша. Присутствовал на нашем митинге, выступал и предостерегал, чтобы берегли наш памятник Ленину.
Познакомился с Солдатовым. Прост, доброжелателен, открытая, приветливая улыбка, деловит, хорошо слушает собеседника. Это признак интеллигентности. До контрреволюции – директор автопредприятия. Теперь – депутат областной Думы. Люди к нему тянутся. После митинга долго и терпеливо отвечал на житейские и политические вопросы окруживших его людей. Поодаль стоявшая старушка спросила меня: «Кто это?» «Рабочий-коммунист, первый секретарь», – ответил я.
Июль. Письмо из Ленинграда. «…Общая обстановка, политическая ситуация, все сложности жизни лишают какого бы то ни было оптимизма и очень угнетают. На этом фоне все остальные дела делаются с гораздо большим трудом, чем это должно было бы быть. Беспокоюсь за сына – возможен призыв в армию».
Август. Набирает темп избирательная кампания по выборам в Госдуму. Более 40 объединений и партий. Под 36-м номером идет объединение «Коммунисты, Трудовая Россия. За Советский Союз»! Обстановка способствует успеху левых сил. Война в Чечне, крупные провалы правительства по ее ведению, захват Буддёновска, неурожай, невыплата зарплаты, бескормица науки, культуры, здравоохранения. Однако единства действий всех отрядов коммунистического движения, которого ждут все низовые организации и которого боятся буржуазные партии, достигнуть не удается. Зюганов пренебрежителен, высокомерен, смотрит только в сегодняшний день. Условия РКРП (Советская власть, экспроприация награбленного и т. д.) в ЦК КПРФ жуются, жуются и выплевываются. Временами это действительно вызывает сомнение в том, что этот лидер – коммунист. В результате в бой мы идем с растопыренными пальцами.
Август. Едем в Приозерск на Ладогу. В купе с нами испанец, когда-то мальчишкой привезенный из фашистской Испании советскими моряками. Всю жизнь он прожил в СССР, член КПСС. А сейчас уезжает. Не удовлетворен развитием событий в России, утратой интернационализма. Ощущает и осуждает отступничество и перерождение Сантьяго Каррильо. С симпатией вспоминает о Долорес Ибаррури…
Август. Друг из Ленинграда пишет, что много разуверившихся. Отыскал где-то строчки: «Дорога к истине заказана не понимающим того, что что-то в жизни глубже разума, а иногда и вне его…» Это верно, но – обезоруживает, а жизнь требует борьбы.
Сентябрь. В Саратов прилетают чуть ли не одним самолетом Гайдар и Зюганов. Проводятся митинги: у памятника Чернышевскому на помосте выступает Зюганов, в здании филармонии – Гайдар.
Погода прекрасная, голубое небо, тепло. На помосте плотный, крупный, лобастый, в расстегнутом пиджаке, широко расставив ноги как на палубе, стоит, похожий чем-то на Тельмана, Геннадий Андреевич. Знамя колышется на ветру, галстук его взлетает… Говорит густо, спокойно, уверенно, критикуя правительство, президента, которого держит только место, говорит о задачах предвыборной борьбы. Но не понравилось мне, что на конкретные вопросы людей он смотрит только как на повод для изложения своих тезисов, как бы не снижаясь к спрашивающему. Есть явные штампы.
Встречали его тепло, народу было много. Правда, с верхних окон консерватории почему-то как раз в это время стали звучать громкие уроки музыки… Вручили ему цветы, проводили толпой до машины, так как он тотчас же убывал в Балаково.
Во время выступления Зюганова возле меня остановилась женщина, несколько бледная и в смятении. «Когда Гайдар выходил из филармонии и женщины кричали ему, чтобы отдавал сбережения, многие из них плевали в его сторону… Плюнула и я и доплюнула», – оправдывалась она. Так прошел митинг у Гайдара.
И еще одно: на митинге у Зюганова была мощная радиоустановка, выделенная мэрией. Устроитель митинга, мой знакомый (КПРФ), сказал, что мэр Маликов был очень любезен и даже пошутил, что свой партбилет он носит в кармане (правда, неизвестно в каком). Маликов до 1991 г. был первым секретарем Энгельсского райкома КПСС. А ныне он, конечно, «демократ». Вот и получается: ворон ворону глаз не выклюет.