- Глупости это. Не хочу знать.

Но Головню было не остановить. Чувство противоречия взыграло в нём. Точь-в-точь как на загоне, когда он последовал за вождём в мёртвое место. Потому и последовал, что Светозар и Огонёк говорили: "Там смерть". Вот и сейчас, гадая о запретном, он подспудно задирал остальных: "Вам слабо, а я своего добьюсь". И сочилась в нём злорадная мыслишка, будто, презрев заповеди Огня, он утвердит своё право на Искру. Удача любит смелых, а кто более смел, чем идущий всем наперекор?

- Ну что там, Лучина? - нетерпеливо выкрикнул он. - Давай, рожай уже.

И Лучина, задрожав всем телом, пролепетал:

- Нет. Нету их здесь.

Искра долго не хотела бросать костяшку. Держала её в сжатом кулаке и мотала головой. Головне пришлось уламывать её, чтобы она согласилась дать слово судьбе. Наконец, костяшка упала на шкуру. В полном молчании Головня огласил приговор:

- Есть. Есть они здесь.

И всем стало жутко, будто еретики уже стояли тут, рядом, готовые наброситься и сожрать. Огнеглазка заявила:

- Фу, Головня, пришёл и всё испортил. Как хорошо без тебя было!

Загонщик ответил ей насмешливым взглядом.

- Нет, правда, - не успокаивалась Огнеглазка. - Так здорово играли, и тут ты припёрся. Чего тебе надо?

Ответ вертелся у Головни на языке, ответ меткий и оскорбительный. Но загонщик сдержался - всё ж таки внучка Отца Огневика, дочь Светозара. Их родню не тронь - обожжёшься.

- Что ж, не веришь духам? - спросил он, усмехаясь.

- Да что мне твои духи! Я - от Огня рождённая.

- Ты-то от Огня, а мы, значит, прах у твоих ног, так?

Искра распахнула глаза.

- Что ты такое говоришь!

Головня посмотрел на неё, хотел огрызнуться, но успел подумать. Действительно, что на него нашло? Неужто злость взяла, что не смог остаться с Искрой с глазу на глаз? Глупо. Как мальчишка обиженный, право слово.

Он помял кулак в ладони и произнёс глухо:

- Мне с тобой потолковать надо, Искра. Пойдём-ка на воздух. При всех несподручно.

Девка вдруг покраснела. Огнеглазка зловеще усмехнулась, а Горивласа вытянула в их сторону маленький пальчик:

- Жених и невеста, будет много места...

Лучина вскочил.

- Да и мне пора. Побегу я.

И выскользнул из жилища.

Искра независимо пожала плечами, поднялась и нахлобучила колпак, повозившись немного с непослушными волосами. Вышла наружу.

В становище было тихо. Мутно мигали ледяные окна в избах, утёсами темневших над утонувшей в белесой зыби речной долиной. Заросли ивняка испятнали её как опавшая кора заснеженную крышу. Чёрные, покрытые лесом холмы подпирали кучерявое небо, из непроглядного мрака тайги тянуло пещерным холодом. В доме Пылана слышались глухие удары бубна: Варениха камлала, заклиная духов болезни. В оленьем загоне, в нескольких шагах от Большого-И-Старого, горел костёр для острастки волков и медведей. Вдоль домов, похожие на остатки сгоревших строений, тянулись хлипкие изгороди, коновязи и прислонённые к стенам сани. Мороз стоял такой, что стыли зубы и слипалось в носу.

Головня посмотрел сверху вниз на Искру. Она стояла, глядя в сторону, лица её не было видно под колпаком.

- Искра...

Трудно, ой как трудно было решиться на такое. Вчера говорилось легко, а как дошло до дела - хоть на землю ложись да помирай.

- Я же к тебе шёл, подарок нёс...

- Да? - она подняла на него взгляд. Белокурая чёлка упала на лоб, скрыв глаза. Зрачки её мерцали как льдинки сквозь опушённый снегом ивняк. - Я уж думала - обманул.

- Ты никому его не показывай, лады?

- А что за подарок?

Головня втянул носом студёный воздух.

- Ты пообещай, что никому не покажешь.

- Обещаю, - прошептала Искра, улыбаясь.

Головня оглянулся на женское жилище.

- Давай отойдём в сторонку. Не для чужих глаз...

Искра неуверенно пробормотала:

- Домой мне пора... Мачеха рассердится.

- Плюнь на неё.

Девушка задумчиво поёжилась.

- Холодно. Мёрзну. И Варениха вот-вот вернётся...

- Да и Огонь с ней! Искромёт заходил, ничего ему не было.

- Искромёт... - Искра усмехнулась. - Искромёт умеет говорить. Подбирает слова - заслушаешься. Ты так не можешь.

- Очень надо, - буркнул Головня.

Непонятный это был разговор. Словно оба хотели что-то сказать друг другу, но вместо этого бубнили нечто невразумительное, надеясь, что собеседник первым перейдёт к главной мысли. Наконец, Головня полез за пазуху.

- Вот, - сказал он, вручая девке реликвию. - Для тебя берёг.

Искра придушенно вскрикнула, беря вещицу, подняла её вверх. И сразу же, словно по знаку какому, на светло-буром небе растеклись огни: зелёный, синий, белый. Росинками рассыпавшись в находке, они замигали приветливо, и Головня восхищённо замер, не силах отвести взор от чудесного зрелища. Искра тоже не двигалась. Подняв руку, она поворачивала реликвию так и этак, наслаждаясь игрой света, и вещица набухала огнями, как тугая почка, готовая разродиться побегом. Вещица была маленькая, с мизинец толщиной, похожая на крохотный росток, внизу - тоненькая, наверху распахивалась чешуйчатыми крылами, меж которых торчала острая головка с двумя чёрными глазами. Великий дух древних, воспрянувший к жизни после долгой спячки. Казалось, ещё немного, и он зашевелится, зашипит и начнёт извиваться как червяк.

- Это... необыкновенно, - промолвила Искра. - Необыкновенно.

- Её сделали древние, чтобы поклоняться Огню.

Девчонка спрятала вещицу в кулачке, потом посмотрела на Головню и, привстав, поцеловала его в щёку.

- Ты только не говори никому,- напомнил Головня. - Скажешь - худо нам будет.

- Не скажу, - пообещала она, восхищённо глядя на него.

Головня удовлетворённо хмыкнул. Вот ради этого взгляда и стоило везти сюда эту вещицу. Теперь он был доволен.

Вдруг приоткрылась дверь Пыланова дома, и оттуда тенями выплыли два человека. В мелькнувшем кругу рыжего тёплого света Головня успел заметить лица Отца Огневика и Варенихи.

Искра ахнула. Не говоря ни слова, она метнулась в сторону родительского крова, помчавшись, как перепуганная птаха. Головня шарахнулся в другую сторону, рухнул в снег и спрятался за низкой щербатой оградой.

Вышедшие из дома неспешно направились к срубу Отца Огневика. Старик вышагивал важно, голову держал высоко, и что-то втолковывал бабке, а та бормотала без умолку и кивала истово, словно торопилась согласиться со спутником. Головня смотрел, как они медленно идут мимо почерневшего хлева с просевшей слегка крышей в сторону широкого и пузатого жилища Отца. Протопали несколько шагов, остановились. Голоса стали громче, Отец Огневик даже зарычал как пёс. Головня услышал:

- Колдовством этим... довольна... а не скажешь... пенять на себя...

Варениха бормотала как умалишённая - похоже, оправдывалась перед стариком. Тот слушал-слушал, а потом вдруг завернул в олений загон. Бабка семенила за ним как птенец за матерью. Головня вжался в снег, спрятал лицо, молясь, чтобы не заметили. Надо было дождаться, пока родичи обогнут изгородь и повернутся к нему спиной - тогда он сможет отползти в сторону женского жилища и уйти опушкой леса - авось не увидят.

Слова становились всё громче, связываясь в предложения. До Головни долетело:

- Прогноз, прогноз, прогноз, диагностика...

Это бормотала бабка. Бормотала без всякого выражения, талдычила непонятное заклинание, не проникаясь смыслом.

- Прогноз, прогноз, прогноз, диагностика...

- Да замолчи ты, трухлявая, - рявкнул Отец Огневик. - Беду ещё накличешь, несносная. Все это - гнусный искус, Ледовое прельщение. Не было и нет волшебства древних, а есть только благость и скверна. Так и знай. А ежели плавильщик тебе иное молвил, значит, соврал, а ты ему поверила, глупая.

Варениха бубнила:

- Благодарю тебя, Отец мой, что наставил и спас. Уже было окунулась я в этот омут, ушла с головой. Воистину прельщение. Тьфу-тьфу-тьфу, летите, гагары, с полуночи на полдень, через поля ледяные и горы крутые, по-над речками да озёрами, ниже туч быстрых, выше холмов чистых, весть мою несите да не оброните... Прогноз, прогн... Тьфу, моченьки моей нет. Сглазили меня, Отче. Он же и сглазил, плавильщик этот. Его ворожба, больше некому. Уж ты отвадь его от меня, горемычной! Уж ты пособи, чтоб отстал он со своим прельщением. Сил уже нет, всё твержу и твержу пакостную присказку...