— Давайте по порядку.

— Ее величество погибла при занятиях недозволенным чародейством.

— Знаем, дальше, — невозмутимо произнес капитан. Вот выдержка!

— Вэрелен Айльри объявился в городе, посреди Королевской площади вызвал главного министра на суд Мудрых, заставил его признать, что это ложь и что где королева, неизвестно, только она утратила магическую силу и изуродована. А сам Айльри сказал, что любит ее величество, закончил суд, тут же вызвал его на дуэль и убил вторым выпадом. Тот пытался колдовать, но в толпе случились маги, которые ему помешали, а он от шпаги-то отвлекся! И тут прискакал гонец с известием о нападении. Этот проклятый министр, оказывается, открыл все границы. Только северо-восточные охотники не подчинились, это нас и спасло. Мы выдержали осаду, теперь гоним их обратно. Правда, во время осады отрекся король. Вэрелена Айльри сгоряча чуть не короновали, но он шарахнулся, как от чумы. Есть, говорит, законная королева, и она вернется, пока выбрать регента, как положено (господина То винне выбрали), а мое, дескать, дело маленькое — разведка и кавалерийские атаки. А то, что он любит ее величество, так это, говорит, никого не касается, на площади он об этом прокричал перед всеми только в надежде, что это ей вернет магическую силу. Правда, ученые маги говорят, что пока ее величества здесь нет, это не поможет. Вот так.

— Что ж, вы привезли нам важные новости, а мы вам в ответ — нашу государыню. Свидетельствую как человек, испытавший на себе — со всеми королевскими чарами.

За этот день Лэйри измучилась так, что на закате позорно сбежала от своих верных и мудрых советников на вершину башни, в свою комнату с окнами на все стороны света. Заколола волосы, распахнула окно и подставила лицо ветру и алым закатным лучам. А ветер поднялся нешуточный, хотя и теплый, особенно здесь, наверху, в ушах так и свистело.

Со спины она была так похожа на себя прежнюю, как только возможно — гладко зачесанные и собранные в узелок темные волосы, гордая головка, точеная шея, легкие руки, ладони лежат на стене по обе стороны окна, и рукава светло-голубого платья трепещут на ветру, как крылья. «Как только взглянешь на нее, вся твоя любовь…» да много чести для этой мрази, чтоб я помнил его слова! Держись, Вэр, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул, глаза бы не раскрылись шире от неожиданности. Ты просто не увидишь шрамов, для тебя их не будет — вдруг тогда их не станет и для нее?

— Лэйри.

Она инстинктивно обернулась, рука дернулась к шпилькам… Какие мелочи в сравнении с тем, что мерещилось ему в кошмарах, где он вздрагивал от жалости при виде жуткого клейма, а Лэйри в ответ то бросалась со скалы, то растворялась в воздухе, то просто поворачивалась и уходила! Перехватить руку, привлечь к себе… поцелуй в правую щеку — это сейчас важнее, чем в губы. Лэйри пытается вырваться, на худой конец отвернуться — куда там! В последний миг мелькает мысль: а вдруг ей будет больно …

— Вэр, не надо, не надо! — отчаянный шепот, но сейчас прав он, и вновь в этом уверен.

Я умру от стыда, если он дотронется до этой гадости… Вэр отшатнулся — губы коснулись нежной, гладкой кожи.

— Причудится же такое, — потрясенно выговорил он и резко развернул ее к висевшему в простенке зеркалу. Лэйри расширенными от изумления глазами смотрела на свое отражение, потом нерешительно потянулась рукой к тому месту, где несколько мгновений назад был шрам. Ладонь замерла на расстоянии пальца от кожи. Вэр взял ее за запястье и приложил дрожащую ручку к щеке. Лэйри вздрогнула всем телом. Рука сползла вниз, и несгибаемая королева Алаириэн зарыдала. Вэр крепко прижал ее к себе. Эти слезы были необходимы ей, чтобы смыть память о пережитом ужасе… До чего же странно держать в объятиях плачущую Лэйри — это чтобы ты не сомневался, что она — существо из плоти и крови, твое сокровище, которое надо защищать и беречь… Справишься ли? …

— Что, так жалко этого украшения? Брось, если хочешь, я тебе еще лучше нарисую — тушь есть?

— Вэр, чучело! — Лэйри задохнулась от возмущения и смеха — от слез до него оказалось так близко… как до поцелуя.