Дэйв вышел вслед за ней в приемную и запер входную дверь. Когда Хэлен на миг замешкалась, чтобы застегнуть сумочку, он вдруг как бы невзначай, словно ему это только что пришло в голову, сказал:

— А не отпраздновать ли нам сегодняшнее событие? Конечно. Уэстон не согласился бы на встречу, не изучи он нашу репутацию до тонкости и не реши извлечь из сотрудничества с нами пользу для себя — мы-то понимаем это. Но все же приятно, что сделка состоялась. Ничего страшного не случится, если вы один разок, в виде исключения, явитесь домой попозже.

Неудивительно, что его жена никогда не знает заранее, когда ее супруг вернется домой, отметила про себя Хэлен и довольно прохладно отклонила предложение шефа:

— Мне нельзя задерживаться. Эти выходные я никуда не еду. У отца встреча с однополчанами, а Элизабет в отъезде, поэтому он привезет детей ко мне.

Она взглянула на свои простые практичные часики. Эта встреча помешала ей перехватить детей в коттедже отца в Кенте, чтобы тот успел пораньше выехать на встречу ветеранов корейской войны в Бирмингеме, которую он с нетерпением ожидает каждый год. Теперь ей придется оставаться с малышами здесь, в Лондоне. Кроме того, ей предстоит еще перетаскивать свое имущество в цокольный этаж. Выходные обещали быть не из приятных! Она уже сильно опаздывала и быстро направилась к лифту; когда Дэйв предложил подвезти ее, девушка только покачала головой. Конечно, предложение было соблазнительным — это сэкономило бы ей время. Ведь если она не потащится на метро, а затем на автобусе, отец не станет долго задерживаться в Лондоне и выедет в Бирмингем быстрее. К тому же проснувшаяся симпатия к жене Дэйва не позволила ей быть эгоистичной, и она проговорила убежденно:

— Спасибо, но, право же, в этом нет необходимости. Возвращайтесь побыстрее к Джулии и детям, впереди еще большая часть выходных, можно столько всего успеть, если только не тратить время попусту.

Но взгляд Дэйва ясно показал ей, что праздничный обед с коллегой был бы для него более предпочтителен, чем стрижка газона вокруг дома или прогулка с семьей по магазинам. И это только подкрепило давнее убеждение Хэлен, что не зависеть ни от кого и жить одной гораздо надежнее и безопаснее, чем вдвоем. На себя можно положиться всегда, на кого-то другого — крайне редко. Кто-то другой может соскучиться, разочароваться. Или, наконец, просто умереть. Или заставить тебя поверить в то, чего нет на самом деле.

Несмотря на все, Хэлен все-таки успела вовремя. Она почти бежала вниз по улице, когда древний отцовский «форд» обогнал ее и остановился перед домом, где она жила. Девушка проглотила комок в горле, в который раз сознавая, как сильно она любит отца. Она тут же объяснила этот внезапный прилив нежности и охватившее ее чувство одиночества и незащищенности не утихнувшей до сих пор жалостью к себе после перенесенных вчерашней ночью унижений и физических травм. Обычно плаксивое настроение или излишняя сентиментальность не были свойственны Хэлен, но ей всегда становилось грустно при мысли, что ее отец заслуживает гораздо большего, чем он получил от жизни.

Жила когда-то дружная и счастливая семья — папа, мама, Элизабет и она, Хэлен. Да еще собака Руфус. Все они теснились в крохотном коттедже, очень любили свой дом и совсем не мечтали о лучшем, потому что все они были вместе, а все другое не имело большого значения. Но четырнадцать лет назад умерла мама, и радость покинула дом. Девушка тогда почувствовала себя словно бы преданной. Ей казалось, что весь ее мир разваливается на части, но отец сумел смягчить остроту горя. Он простился со своими надеждами на научную карьеру и руководящую должность и читал лекции через день, чтобы больше времени проводить с дочерьми. Два года назад он совсем оставил работу. Это, конечно, означало, что доходы семьи значительно сократились, и отцу приходилось во многом отказывать себе.

Он сильно любил свою жену и так и не смирился с ее безвременной смертью. И хотя он всегда старался спрятать свою боль поглубже и сделать их домашний очаг насколько возможно счастливым, Хэлен часто подмечала в его глазах тоску, которую время было бессильно исцелить.

Когда умерла мама, Элизабет едва исполнилось восемь, и Хэлен отважно решилась занять место матери в ее жизни, слишком рано для своих лет став по-взрослому рассудительной и ответственной, стараясь наравне с отцом наладить жизнь семьи заново.

Отогнав от себя печальные, к счастью, редко посещавшие ее раздумья, девушка решительно улыбнулась и, подойдя сзади, крепко обняла отца, который вытаскивал из багажника сумки с детскими вещами. Крупный и рослый, он уже начинал сутулиться, а его волосы, поседевшие за несколько месяцев после смерти нежно любимой им жены, заметно поредели. Подавив острый приступ жалости, Хэлен улыбнулась еще шире и веселее.

— Ты выглядишь таким нарядным, папочка! — Отец и в самом деле выглядел хорошо в безукоризненно чистой и тщательно отглаженной серой одежде, а старый воинский значок эффектно блестел на темной спортивной куртке. — Извини, что тебе пришлось везти детей сюда.

— Глупости. — Он аккуратно поставил последний саквояж на тротуар, обернулся и с улыбкой заглянул ей в лицо добрыми голубыми глазами. — У тебя же была деловая встреча. Твоя работа важнее, чем моя поездка в Бирмингем.

Хэлен очень хотелось сказать ему, что это не так, что уж он-то заслуживает гораздо большего, чем одну неделю из пятидесяти двух в году для себя. Но она промолчала — все равно отец не согласится с ней. После смерти жены на первом месте для него всегда стояли дочери, их счастье и спокойствие стали его первой заботой. Именно поэтому два года назад, вскоре после рождения близнецов, он раньше времени ушел на пенсию, чтобы помогать младшей дочери заботиться о малышах, так как Элизабет в то время как раз заканчивала университет. Если бы он сумел утешиться после смерти жены, то, наверное, через какое-то время женился бы снова, сосредоточился на работе и передал в чужие руки заботу о дочерях, а потом и о двух маленьких внуках… Сейчас же было не время предаваться воспоминаниям. Отцу предстоял неблизкий путь.

Хэлен открыла заднюю дверцу автомобиля, но Билл Килгерран предостерегающе произнес:

— Осторожнее. Они оба спят.

Но малыши уже начинали просыпаться, размягченно и разнеженно потягиваясь, как всегда после сна. Два одинаковых, пухленьких беленьких боровичка. Их длинные реснички вздрагивали на раскрасневшихся щечках. Сейчас спокойные и безмятежные, как два ангелочка, но это только на миг!

Хэлен и отец отстегнули детей от сиденья, и, перед тем как маленькие нежные ручки обвились вокруг ее шеи, девушка убедилась, что взяла Робина: на радужной оболочке одного из его круглых голубых глазенок темнело коричневое пятнышко, а у Рики такого пятна не было. Предусмотрительная природа-мать позаботилась об этом знаке, чтобы детей хоть как-то можно было различить.

Малыш потерся щечкой о ее щеку, и Хэлен, поддавшись материнскому чувству, нежно прижала его к себе, подхватила свободной рукой один из саквояжей и, осторожно балансируя, поднялась по ступенькам в дом.

Узкий длинный холл был весь заставлен вещами — чемоданами, коробками, а в углу стоял небольшой переносной телевизор. Сьюзен! Ну конечно же! У Хэлен на переносице появилась легкая морщинка, грозившая превратиться в мрачную гримасу. Она поставила Робина на ножки, взяла из рук отца Рики, на миг прижала его к себе и опустила на пол рядом с братом, потом вышла вместе с отцом на крыльцо, вобрала оставшиеся на тротуаре сумки и сказала:

— Лучше тебе не задерживаться долго в городе. Если станешь потом нагонять потерянное время на автостраде, наша старая таратайка может не выдержать и рассыпется на части.

Вот и опять она принялась за свое, тут же подумала Хэлен, укоризненно качая про себя головой. Четырнадцать лет она так или иначе старалась быть маленькой мамой хлопотала, беспокоилась, принимала взятые на себя обязанности чересчур близко к сердцу, но так и не смогла предотвратить то, что случилось с Элизабет…