— Вы все такая же упрямая, не так ли? — слегка обиделся Блайден, ему было не привыкать к колкостям Гейл.

— Нет, я совсем не упрямая. Просто меня иногда задевают воспоминания о нью-йоркском прошлом. Поймите, я не имею ничего против Жаклин, и если вы нас сведете на берегу без стычки с ее телохранителем, не буду против. Ради Бога, Блайден, не подозревайте меня в том, чего я не чувствую. Вы же сами стремились сюда приехать на уик-энд и каникулы, несмотря на все прелести вашей нью-йоркской жизни, а меня все это уже давно не прельщает, поймите. Просто меня уже не волнует Жаклин. Весь мир, который вы так любите, остался для меня в прошлом.

— Чепуха, Гейл! — прервал ее Блайден. — Вы все это говорите только для того, чтобы испортить мне настроение. Жаклин — замечательная женщина, вы сами это знаете, и мне было приятно получить это письмо. Оно служит пропуском на самое красивое побережье не только на восточном побережье, но и во всем мире. Спросите любого, Гейл. Оно расширит наши возможности для отдыха. Вместо того чтобы сидеть взаперти в вашем доме, вы можете совершать чудесные прогулки на природе в этих волшебных дюнах. Это же такая возможность!

— Может, вы и правы, не хочу спорить, — сказала Гейл, хотя сообщение Блайдена ее мало взволновало.

Она покосилась на Спринджера, развалившегося в кресле. Что он думает об этом разговоре о Жаклин Онассис? Взирает на все с полным безразличием. Сколько он еще будет здесь оставаться? Когда ему окончательно наскучат все эти нападки на него знакомых Гейл и ее бесконечные разговоры о пьесе?

Она предвидела, что в один день он исчезнет из ее жизни. Она, Блайден и все остальные останутся для него лишь смазанным воспоминанием. Гейл представила Спринджера аллигатором, который возвращается обратно в муть речной стихии, откуда будет следить за появлением очередной жертвы.

Этот мир не подходит для Спринджера. Его развратили еще в детстве, он стал одиноким волком. Сексуальное возбуждение не компенсировало его отчужденность.

Гейл знала, что Спринджер ненавидит Блайдена, и он возненавидит ее, если разум начнет контролировать ее сексуальное влечение — тогда она перестанет трахаться с ним. Что, если секс потеряет связующую их силу? Что тогда? Она знала ответ: он просто исчезнет.

— Теперь — о хороших новостях, — сказал Блайден в конце их разговора.

— Что еще? — Гейл раздражала его манера болтать о всякой чепухе, придерживая главные новости напоследок, она успокоила себя порцией «кровавой Мэри».

— Речь вот о чем. Корей Лангер — вы знаете о нем, он хочет снять «Последнюю вечеринку» для «Фокс», — разослал копии пьесы на читку. И многие актеры и актрисы среднего возраста хотят участвовать в съемках. Так, Синди Виланд, то есть вас, вызвалась сыграть Ли Ремик. Бен Гадзара готов взять роль Луи Феррейра. Стива Маквина смотрят на роль вашего друга Гарри, которого вы назвали в пьесе Беном Слоаном. Корей считает, что нужно кое-что переделать в характере этого персонажа, таким он его не устраивает. Он рассматривает и кандидатуру Брюса Дерна на эту роль, насколько я знаю.

Есть еще Джоан Вудворт, она тоже согласилась почитать роль Синди Виланд. А, возможно, ее сыграет Джейн Фонда. Лангер говорит, что он усмотрел в пьесе достойный материал, «что-то вдохновляющее» его, он так сказал.

Он хочет снять фильм о поколении тридцати — сорокалетних, переживающих внутреннюю драму. Алкоголь толкает их на преступление. В этом для него главная идея. Я так думаю, что многие актеры сами являются членами общества анонимных алкоголиков, они хорошо чувствуют, что значит конфликт с собой, состояние упадка, депрессивный невроз и вынужденное безделье. В фильме они смогут сыграть себя такими, как они были, и это точно отразит замысел режиссера. Фильм будет своего рода посланием таким людям, как ваши герои.

— К черту все это дерьмо! — Гейл нервно закурила очередную сигарету. — Мне не нужен идиотский фильм-послание. Я писала о дурацких проделках потерянных людей, мне представлялся фильм вроде «Опять встает солнце», а не декларативная картина с дурацкими нравоучениями.

— То же самое я сказал Лангеру. И я напомнил ему, что мы еще не подписали итоговый вариант контракта. Раз он предлагает нам роль литературных консультантов, мы и должны выполнить свою задачу. Просто я пересказываю, что он мне сказал. Мы договорились, что я ему перезвоню, когда обсужу с вами все вопросы. На этом мы расстались.

Гейл просила Блайдена передать кинорежиссеру, что не собирается переделывать образ Бена Слоана.

— Пусть он новичков учит, как они должны представлять себе своих героев, — так она сказала. — И, во-вторых, я не переношу Стива Маквина, он слишком манерный, ему играть только в дешевых мелодрамах. Брюс Дерн больше подходит для этой роли. Как и Джоан Вудворт на роль Синди. Это идеальный выбор. Хотя и Ли Ремик — хорошая актриса, ничего не имею против ее кандидатуры. А что, всех этих актеров возможно пригласить для съемок фильма?

— Я надеюсь, нужно переговорить с их агентами. — Блайден замолчал, прикидывая в уме, как у него все это получится.

— Отлично. Поезжайте в Калифорнию. Только там вы сможете сдвинуть дело с мертвой точки, и мы будем уверены, что все делается, как надо. Если на студии все же будут упорствовать в требовании что-то изменить в образах главных героев, мы это сможем еще обсудить. И я хотела бы отдать вам текст финальной сцены, где выносится решение суда, он почти готов, — соврала Гейл, до готовности было еще далеко.

В этом не был уверен и Блайден.

— Когда я смогу его забрать?

— Как только я приведу свои исправления в порядок. Возможно, через две недели. Назначьте встречу с Лангером на начало августа. Это даст мне время купить новые шмотки, хотя сама мысль, что мне придется перед ним выпендриваться, мне неприятна.

Блайден выдержал паузу и все же решился ей это сказать:

— Первым делом вам надо прекратить пить. Иначе вы все сами испортите. Вам это известно не хуже, чем мне. Во-вторых, вы не должны брать с собой Спринджера. От вас ожидают творческой работы, вдохновения, а не нервной рефлексии и болезненного индульгирования. Не позволяйте себе никаких капризов. Режиссеру нужны ваши мозги, никто не станет терпеть пьяных выходок и эксцентричности.

— Да, я понимаю, Блайден, понимаю… — Голос Гейл прозвучал довольно искренне. — И я знаю, что должна избавиться от Спринджера. Мне надо набраться мужества и сказать, чтобы он убирался куда подальше. Но я смогла и при нем начать снова работать. Его присутствие меня успокаивает. Я способна и пить, и работать при нем.

— Тогда выбросьте из головы надежду экранизировать вашу пьесу, — жестко отреагировал Блайден, возможно, он был слишком прямолинеен с этой издерганной женщиной, но так дело продолжаться дальше не может.

— Я не могу… пока не могу… Что же мне, уехать отсюда?

— Уезжайте, если сами не можете его выгнать. У вас еще есть время. Я организую встречу с вами на студии на десятое августа, так что у вас есть время.

— Я не могу уехать с острова прямо сейчас. — Гейл едва не заплакала. — Я просто не хочу это делать. У меня никогда не было такого чудесного лета. Не сейчас…

— А когда?

— О, я не знаю… У меня какое-то предчувствие беды. Иногда возникает такое чувство, что я стою на краю пропасти.

Блайден представил, как она в эту минуту нервно теребит свои светлые волосы, откидывает назад прядь, свалившуюся на глаза.

«У нее непослушные волосы, — подумал Блайден, — как и она сама».

— То же самое мог бы сказать вам и я.

— Все дело в Спринджере. Не знаю, смогу ли я сказать ему, чтобы он убирался вон. Я говорю себе, что должна это сделать, а внутри меня возникает страх, что он уйдет. Меня измучила эта двойственность.

— Но, Боже, почему? — Блайден почти крикнул, снова она вывела его из себя. Какая может быть альтернатива избавлению от этого негодяя?

— Я как-то проснулась от его пристального взгляда. Мне показалось, что сейчас его руки сожмут мое горло и начнут душить. Меня это потрясло. Я спросила, что он делает, и Спринджер ответил, что просто любуется, как я сплю. Он сказал, что я «красивая и такая невинная во сне», он залюбовался. Но я испугалась, у него был такой странный взгляд… и то, как он склонился надо мной… У меня было такое чувство, что привиделся страшный сон, и от этого я проснулась. А если бы я не проснулась, что он мог сделать со мной? Вот что меня испугало, эта мысль…