надо мной смеяться, хотя, по правде говоря, ничего дру¬ гого я сейчас и не заслуживаю. Моя преданность прин¬ цессе Изабелле лишила меня всех моих поместий, и те¬ перь я беднее самого захудалого всадника из арагонской армии. Какими же алмазами могу я располагать? — А я слышал немало весьма лестных слов о двух бриллиантах, сверкающих на лице доньи Беатрисы де Бобадйлья, и знаю, что они по-прежнему принадлежат тебе, насколько это допускает благосклонность благород¬ ной дамы к своему верному рыцарю. — Ах, господин мой король! Если наше приключение кончится так же благополучно, как началось, я, наверно, и' вправду буду просить вашу милость помочь мне в этом деле. Губы короля чуть тронула обычная спокойная усмеш¬ ка, но в это время к ним вплотную подъехал граф де Тре- виньо и прервал их разговор. Ночь Фердинанд Арагонский проспал как убитый, а едва рассвело, снова был в седле. Отъезд королевского кортежа из Осмы совсем не походил на его скромное при¬ бытие. Фердинанд в рыцарском одеянии ехал на благо¬ родном андалузском скакуне; роскошные наряды его при¬ ближенных еще яснее свидетельствовали о том, кто они такие. Их сопровождал усиленный эскорт копейщиков, во главе которых встал сам граф де Тревиньо. Так они дви¬ нулись в путь и 9 октября достигли города Дуэньяса в Леоне, расположенного по соседству с Вальядолидом. Не¬ довольная Генрихом местная знать поспешила изъявить свою преданность арагонскому принцу; ему были оказаны почести, соответствующие его высокому звайию и еще бо¬ лее высокому предназначению. Многим изнеженным в роскоши кастильцам предста¬ вился случай убедиться, каким суровым воздержанием дон Фердинанд уже в столь юном возрасте — ибо ему едва минуло восемнадцать — закалял свое тело и дух, чтобы никому не уступать в бою. Самые трудные воинские упражнения были его утехой, и, пожалуй, во всем Ара¬ гоне не нашлось бы рыцаря, который мог бы превзойти его на турнире или на поле битвы. При этом природная красота дона Фердинанда нисколько не пострадала; он был истинным принцем, а потому палящее солнце, охот¬ ничьи забавы и ратные подвиги не оставили на его лице никаких следов, кроме легкого загара. 19

В течение четырех-пяти следующих дней благодарные кастильцы с восторгом внимали словам короля, не зная, чему отдать предпочтение: его непринужденному красно¬ речию или осторожности в выражении мыслей. Последнее качество можно было расценить как признак преждевре¬ менной холодной расчетливости, однако у того, кому пред¬ стояло укрощать противоречивые страсти и эгоистические желания людей, это свойство было немалым достоинством. Глава II Пусть соловей, в тиши ночной звеня. Поет один, — ему внимает лес; Тебе же петь в сиянье ярком дня И славить всю гармонию небес; Но мудрецу в его паренье близко И небо и очаг в лачуге низкой. Вордсворт1 Если вспомнить, к какому мудреному способу при¬ шлось прибегнуть Хуану Арагонскому, чтобы уберечь сво¬ его сына от вездесущих и безжалостных слуг кастильского короля, то станет понятно, с каким нетерпением и стра¬ хом ожидали завершения этого рискованного предприятия в самом Вальядолиде. Однако пора представить читателю тех, кто с особым вниманием следил за приближением Фердинанда Арагонского и его спутников. Хотя в те дни Вальядолид еще не достиг столь полного расцвета, как при Карле V2, превратившем его в свою столицу, это был город древний и по тем временам вели¬ колепный, с богатыми домами и роскошными дворцами. Перенесемся же мысленно в один из таких дворцов, едва ли не самый лучший. Здесь, в резиденции знатнейшего кастильского дворянина Хуана де Вивёро, две особы, еще более взволнованные, чем путники, которых мы только что оставили, с нетерпением ожидали гонца из Дуэньяса. Покои, куда мы вас приглашаем заглянуть, обставлены с суровой пышностью того века и вместе с тем носят от¬ Вордсворт Уильям (1770—1850) — английский поэт, современник Байрона. 2 Карл V — внук Фердинанда и Изабеллы, король Испании (1516—1556) и германский император. 20

печаток изящества и уюта, который женщины обычно придают любому отведенному для них помещению. В 1469 году Испания уже приближалась к завершению великой борьбы, продолжавшейся семь столетий, — борь¬ бы христиан и мусульман за господство над Пиреней¬ ским полуостровом. Арабы долгое время владели югом Леона, и во дворцах Вальядолида осталось немало следов их варварской роскоши. Высокий резной потолок описы¬ ваемого нами покоя, правда, не мог соперничать с потол¬ ками мавританских дворцов, но и он явно говорил о том, что мавры здесь побывали; вцрочем, и само название города, Вальядолид — искаженное «Велед-Алид», слово чисто арабского происхождения. Сейчас в этом покое главной резиденции Хуана де Ви- веро в древнем городе Вальядолиде две женщины вели серьезный и, видимо, глубоко волновавший их разговор. Обе были юны и каждая по-своему красива той красотой, которая покоряет везде и во все времена. Одна была по¬ разительно хороша. Ей шел всего девятнадцатый год — возраст, когда женщина под щедрым солнцем Испании достигает полного расцвета, -- и совершенством форм она не разочаровала бы даже самого придирчивого испанского поэта, привыкшего к прославленной красоте своих сооте¬ чественниц. Рука, ножка, грудь, каждая линия были ис¬ полнены женственной прелести, в то время как рост, для мужчины, может быть, и не высокий, был вполне доста¬ точным, чтобы придать всему ее облику спокойную, цар¬ ственную величавость. Со стороны трудно было решить сразу, что производило в ней большее впечатление: физи¬ ческое совершенство или одухотворенность, светившаяся в каждой черточке ее красивого лица. Она родилась под солнцем Испании, однако длинный ряд ее предков коро¬ левской крови восходил к готским властителям. Это, а так¬ же многочисленные браки дедов и прадедов с принцесса¬ ми иных стран привело к тому, что в ней смешались се¬ верный блеск с южным очарованием, что, видимо, и соот¬ ветствует идеалу женской красоты. Наряд принцессы был прост, ибо мода того времени, к счастью, позволяла не скрадывать природные достоин¬ ства, и лишь ткани платья отличались богатством, подоба¬ ющим ее высокому положению. На белоснежной груди принцессы сверкал бриллиантовый крестик на короткой жемчужной нитке, а на пальцах, скорее отягощая их, чем 21

украшая, ибо такие руки не нуждались ни в каких укра¬ шениях, блестело несколько колец с драгоценными кам¬ нями. Такой была Изабелла Кастильская в дни своего де¬ вичьего гордого одиночества, когда она ожидала исхода событий, которые должны были решить не только ее судь¬ бу, но и все будущее человечества вплоть до наших вре¬ мен. Ее собеседницей была Беатриса де Бобадйлья, подруга детства и отрочества Изабеллы, оставшаяся ближайшей наперсницей королевы до самой ее смерти. Эта девушка была немного старше принцессы. Она представляла собой более ярко выраженный испанский тип, так как, хотя она тоже принадлежала к древнему и знатному роду, у ее семьи не было необходимости в столь частых браках с иностранными домами, как у ее царственной госпожи. У Беатрисы были темные волосы цвета воронова крыла и черные искрящиеся глаза, говорившие о душевной до¬ броте и нецреклонной решимости, отмеченной и оценен¬ ной историками того времени. Ее юная фигура, так же как у Изабеллы, казалась воплощением женственной гра¬ ции, созревшей под щедрым солнцем Испании, только осанка была це столь величава да черты лица при всей их правильности менее совершенны. Короче говоря, при¬ рода наделила принцессу и ее знатную подругу изяще¬ ством, душевным величием и красотой именно с теми различиями, какие, по мнению людей, соответствовали их положению в обществе. Впрочем, если рассматривать их только как женщин, трудно сказать, кто из них в конеч¬ ном счете был привлекательнее. В тот момент, когда мы застаем наших героинь, Иза¬ белла, освеженная утренним умыванием, сидела в кресле, слегка опершись на одну его ручку. Вся ее поза выра¬ жала глубокое внимание и доверие к собеседнице, которая устроилась на низенькой скамеечке у ее ног. Беатриса де Бобадйлья почтительно наклонилась вперед, словно хо¬ тела, чтобы прекрасные локоны принцессы смешались с ее черными кудрями. В комнате больше никого не было, и читатель легко поймет по всякому отсутствию церемон¬ ности и столь свойственной испанцам сдержанности, что разговор между двумя женщинами был сугубо секретным и тон его определялся искренними чувствами, а не пра¬ вилами придворного этикета. 22