снизив голос до снисходительно¬ конфиденциального шепота, от¬ чего его слова приобрели значи¬ тельность, какую он не намере¬ вался в них вложить.— Никогда еще моя нервная система не под¬ вергалась такому суровому испы¬ танию; признаюсь, было мгнове¬ ние, когда fortiter rе 1 содрогнул¬ ся перед столь страшным врагом; но любовь к естествознанию при¬ дала мне бодрость, и я вышел по¬ бедителем. — Вы говорите на каком-то особенном языке,— сказала деву¬ шка, сдерживая смех.— Он так рознится с тем, какой в ходу у нас в Теннесси, что, право, не знаю, уловила ли я смысл ваших слов. Если я не ошибаюсь, вы хотите сказать, что в ту минуту у вас было цыплячье сердце? — Невежественная метафора, проникшая в язык из-за незнакомства с аиатомией двуно¬ гих! Сердце у цыпленка соразмерно с его прочими орга¬ нами, и отряду куриных в естественных условиях свойст¬ венна отвага. Эллен, пойми,— добавил он с торжественным выражением лица, произведшим впечатление на девуш¬ ку,— я был преследуем, был гоним, мне грозила опас¬ ность, которую я не удостаиваю упоминания... Но что это?! Эллен вздрогнула, потому что собеседник говорил так убежденно, с такой простодушной откровенностью, что при всей игривости ума она невольно поверила его словам. По¬ смотрев, куда указывал доктор, она в самом деле увидела несущегося по прерии зверя, который быстро и неуклонно надвигался прямо на них. Еще не совсем рассвело, и нельзя было различить его статей, но то, что можно было разгля¬ деть, позволяло вообразить в нем свирепого хищника. — Это он! Он! — закричал доктор, инстинктивно потя¬ нувшись опять за своими таблицами, между тем как его ноги выбивали дробь в отчаянном усилии устоять на 1 В действительности неустрашимый (лат.). 75

месте.—Теперь, Эллен, раз уж судьба дзет мне возмож¬ ность исправить ошибки, сделанные при свете звезд... Смотри, пепельно-свинцовый... без ушей... рога огромней¬ шие! Голос его осекся, руки опустились при раздавшемся реве или скорее рыке, достаточно грозном, чтобы устра¬ шить и более храброго человека, чем наш натуралист. Крики животного странными каденциями раскатились по прерии, и затем наступила глубокая, торжественная ти¬ шина, которую вдруг нарушил взрыв безудержного де¬ вичьего смеха — звук куда более мелодический. Между тем натуралист стоял как истукан и без ученых коммен¬ тариев, безоговорочно и беспрепятственно позволял рос¬ лому ослу, от которого он уже не пытался оградиться своим хваленым фонарем, обнюхивать его особу. — Да это же ваш собственный осел! — воскликнула Эллен, как только смогла перевести дух и заговорить.— Ваш терпеливый труженик! Доктор пялил глаза на зверя и на пересмешницу, на пересмешницу и на зверя, совсем онемев от изумления. — Вы не узнаёте животное, столько лет работавшее па вас? — со смехом продолжала девушка.— А ведь я тысячу раз слышала, как вы говорили, что оно верой и правдой несло свою службу и что вы его любите, как брата! — Аэтиз сЬтезисиэ — выговорил доктор, жадно, как после удушья, глотая воздух.— Род сомнению не подвер¬ гается; и я утверждаю и буду утверждать, что это живот¬ ное не принадлежит к виду Едииэ 2. Да, Эллен, перед нами бесспорно мой Азинус; но это не веспертилио, открытый мною в прерии! Совсем другое животное, уверяю тебя, ми¬ лая девушка, характеризуемое совершенно отличными признаками по всем важным частностям. Тот — плотояд¬ ный,— продолжал он, водя взглядом по раскрытой стра¬ нице,— а этот травоядный. Там: повадка — свирепая, опасная; здесь: повадка — терпеливая, воздержанная. Там: уши — незаметные; здесь: уши — вытянутые; там: рога — расходящиеся и так далее, здесь: рога — отсут¬ ствуют. Он осекся, так как Эллен опять разразилась смехом, \\ это заставило его до некоторой степени опомтшться. 1 Осел домашний (лат.). 2 Лошадь (лат.). 73

— Образ веспертилио запечатлелся на моей сетчатке,— заметил, как бы оправдываясь, незадачливый исследова¬ тель тайн природы,— и я, как это ни глупо, принял своего верного друга за то чудовище. Впрочем, я и сейчас в недо¬ умении, каким образом Азинус оказался бегающим на воле! Эллен наконец смогла рассказать о набеге и его послед¬ ствиях. С точностью очевидца, которая в менее простодуш¬ ном слушателе могла бы вызвать основательные подозре¬ ния, девушка описала, как животные вырвались из лагеря и разбежались стремглав по равнине. Не позволяя себе высказать это напрямик, она все же дала понять натура¬ листу, что он скорее всего обознался и принял испуганный табун за диких зверей. Свой рассказ она закончила жало¬ бой об утрате лошадей и вполне естественными сожале¬ ниями о том, в какое беспомощное положение эта утрата поставила семью. Натуралист слушал в немом изумлении, ни разу не перебив рассказчицу и ни единым возгласом не выдав своих чувств. Девушка, однако, приметила, что, пока она рассказывала, важнейшая страница была вы¬ драна из записей судорожным жестом, показавшим, что их автор в то же мгновение расстался с обольстительной ил¬ люзией. С этой минуты никто в мире больше не слыхал о Vespertilio horribilis americanus, и для естествознания ока¬ залось безвозвратно потерянным важное звено в цепи раз¬ вития животного мира, которая, как говорят, связует землю с небом и в которой человек мыслится столь близ¬ ким сородичем обезьяны. Когда доктор Бат узнал, при каких обстоятельствах в лагерь проникли грабители, его сразу встревожило совсем другое. Он отдал на сохранение Ишмаэлу увесистые фо¬ лианты и несколько ящиков, набитых образцами растений и останками животных. И в его проницательном уме тот¬ час же вспыхнула мысль, что такие хитрые воры, как сиу, никак не упустили бы случая овладеть столь бесценным со¬ кровищем. Сколько Эллен ни уверяла его в обратном, ни¬ что не могло унять его тревогу, и они разошлись, он — спеша успокоить свои подозрения и страхи, она — про¬ скользнуть так же быстро и бесшумно, как раньше прошла мимо него, в одинокий и тихий шатер.

Глава VII Куда девалась половина свиты? Их было сто, а стало пятьдесят! Шекспир, «Король Лир» Уже совсем рассвело над бесконечной ширью прерии, когда Овид вступил в лагерь. Его неожиданное появление и громкие вопли из-за предполагаемой утраты сразу раз¬ будили сонливую семью скваттера. Ишмаэл с сыновьями и угрюмый брат его жены поспешили встать и при свете солнца, теперь уже достаточном, постепенно установили истинные размеры своих потерь. Ишмаэл, крепко стиснув зубы, обвел взглядом свои не¬ подвижные перегруженные фургоны, поглядел на расте¬ рянных девочек, беспомощно жавшихся к матери, серди¬ той и подавленной, и вышел в открытое поле, как будто в лагере ему стало душно. За ним последовали сыновья, ста¬ раясь в мрачных его глазах прочитать указание, что им делать дальше. Все в глубоком и хмуром молчании подня¬ лись на гребень ближнего холма, откуда открывался почти безграничный вид на голую равнину. Ничего они там не увидели — Только одинокого бизона вдали, уныло пощипы¬ вающего скудную жухлую траву, а неподалеку — доктор¬ ского осла, который, очутившись на свободе, спешил усла¬ диться более обильной, чем обычно, трапезой. — Вот вам! Оставили, мерзавцы, смеха ради одну жи¬ вотину,— сказал, поглядев на осла, Ишмаэл,— да и то са¬ мую никчемную. Трудная здесь земля, молодцы, не для пахоты, а все-таки придется добывать тут пищу на два десятка голодных ртов! — В таком месте больше толку от ружья, чем от мо¬ тыги,— возразил старший сын и с презрением пнул ногой твердую, иссохшую почву.— В этой земле пусть ковы¬ ряется тот, кто привык есть на обед не кукурузную кашу, а нищенские бобы. Пошли ворону облететь округу — на¬ плачется она, пока что-нибудь сыщет. — Как по-твоему, траппер,— молвил отец, показывая, какой слабый след оставил на твердой земле его здоровен¬ ный каблук, и рассмеялся злым и страшным смехом,— выберет себе такую землю человек, который никогда не утруждал писцов выправлением купчих? 7Э

— В лощинах земля тучней,— был спокойный ответ старика,— а ты, чтобы добраться до этого голого места, прошел миллионы акров, где тот, кто любит возделывать землю, может собирать зерно бушелями взамен посеянных иипт, и вовсе не ценою слишком уж тяжелого труда. Если ты пришел искать земли, ты забрел миль на триста дальше, чем нужно, или на добрую тысячу не дошел до места. — Значит, там, у второго моря, можно выбрать землю получше? — спросил скваттер, указывая в сторону Тихого океана. — Можно. Я там видел все,— отвечал старик. Он уткнул ружье в землю и, опершись на его ствол, казалось, с печальной отрадой вспоминал былое.— Я видел воды обоих морей! У одного я родился и рос, пока не стал па¬ реньком вот как этот увалень. С дней моей молодости Аме¬ рика сильно выросла, друзья. Стала огромной страной — больше, чем весь мир, каким он мне когда-то мнился. Около семи десятков лет я прожил в Йорке — в провинции и штате. Ты, наверное, бывал в Йорке? — Нет, не бывал, я в города не наведываюсь, но я ча¬ сто слышал о месте, которое ты назвал. Это, как я пони¬ маю, широкая вырубка. — Широкая! Слишком широкая. Там самую землю покорежили топорами. Такие холмы, такие охотничьи угодья — и я увидел, как их без зазрения совести стали оголять от деревьев, от божьих даров! Я все медлил, пока стук топоров не стал заглушать лай моих собак, и тогда подался на запад, ища тишины. Я проделал горестный путь. Да, горестно было идти сквозь вырубаемый лес, не¬ делю за неделей дышать, как мне довелось, тяжелым воз¬ духом дымных расчисток! Далекая это сторона, штат Йорк, как посмотришь отсюда! — Он лежит, как я понимаю, у той окраины старого Кентукки; хотя, на каком это расстоянии, я никогда но знал. — Чайка отмахает по воздуху тысячу миль, пока уви¬ дит восточное море. Но для охотника это не такой уж тя¬ желый переход, если путь лежит тенистыми лесами, где вволю дичи! Было время, когда я в одну и ту же осень вы¬ слеживал оленя в горах Делавара и Гудзона и брал бобра на заводях верхних озер. Но в те дни у меня был верный и быстрый глаз, а в беге я был легок, что твой лось! Мать 79