— Это было бы прекрасно. — Я встала. — Когда я могу позвонить? В понедельник не слишком рано?

Он заверил меня, что в понедельник будет в самый раз: он живет на западе и мог бы по пути домой сделать остановку и заглянуть в архив сегодня вечером. Он старательно пометил что-то у себя в карманной записной книжке и вложил в нее клочок бумаги с именами. Когда я покидала комнату, он уже вернулся к своим гроссбухам.

С меня хватило города. Я устала от его жителей и их суетной напряженной жизни. Приехав домой, я быстро переоделась в джинсы, взяла собранный накануне вечером рюкзак и вышла, прихватив собаку. Я решила провести уик-энд на Мичигане. Несмотря на то, что вода была холодной для купания и озеро бурлило, мы провели два оздоровляющих дня на пляже, бегая, играя, швыряя палки или читая, в зависимости от темперамента и индивидуальных вкусов каждого. Вернувшись в Чикаго поздно в воскресенье, я почувствовала, что моя голова основательно проветрилась. Я вернула собаку заботливому мистеру Контрерасу и отправилась спать.

Парню из отдела кадров в «Ксерксесе» я обещала позвонить утром, но когда я проснулась, то решила нанести ему визит лично. Если у него уже есть адреса Пановски и Ферраро, я могла бы тут же встретиться с ними и, возможно, прояснить все за одно утро. А если этот Джойнер забыл остановиться в архиве по дороге домой, то мой визит стимулирует его ответственность куда лучше, чем телефонный звонок. С вечера и в течение всей ночи лил дождь, и двор «Ксерксеса» превратился в маслянистую грязную лужу. Я припарковалась как можно ближе к боковому входу и проделала свой путь по грязи. В коридоре было холодно, как в подземелье, и я слегка дрожала, когда добралась до стеклянного входа в административный корпус. Джойнера в офисе не оказалось, но нелюбознательная секретарша с энтузиазмом направила меня в бухту, где он в тот момент руководил погрузкой. Я проследовала вниз по тоннелю к реке. Тяжелые стальные, с трудом открывавшиеся ворота вели в бухту. За ними лежал мир грязи и грохота.

Скользящие в пазах стальные двери, отделявшие погрузочную бухту, были распахнуты. В дальнем конце, там впереди, была река Кэлумет, заключенная в бетонные плиты. Ее солоноватые воды стали зелеными и мутными от ливня. В бурной воде неподвижно стояла баржа, груженная цементом. Бригада грузчиков перетаскивала большие бочки, катя их по бетонному полу с грохотом, отражавшимся от стальных стен.

Другая дверь выходила на погрузочную платформу. Несколько серебристых цистерн, выстроившись в очередь, принимали растворители, подававшиеся по трубчатому шлангу им в брюхо, и напоминали коров, подключенных к аппаратам машинного доения. Дизели вибрировали, наполняя воздух монотонным гулом, и было невозможно разобрать крики мужчин, которые двигались вокруг.

Я наблюдала за группой обслуживающих какой-то агрегат мужчин, окруживших человека с табличкой в руке. Свет в тоннеле был слишком тусклым, чтобы различить их лица, но я предположила, что человек в центре группы — Джойнер, и направилась к нему. Кто-то метнулся ко мне от цистерны и схватил за руку.

— Опасная зона, можно находиться только в защитной каске, — проревел он мне в ухо. — Что вы здесь делаете?

— Джери Джойнер! — прокричала я. — Мне необходимо поговорить с ним.

Он повел меня назад ко входу в тоннель и оставил там. Я следила, как он подошел к группе совещавшихся и постучал по руке одного из них, а затем кивком указал в мою сторону.

Джойнер положил табличку на бочку и побежал ко мне.

— О-о! — сказал он. — Это вы?

— Да, — не стала возражать я. — Я была здесь поблизости и подумала, не зайти ли вместо звонка. Я понимаю, что время для разговора не очень удачное… хотите, чтобы я подождала в вашем кабинете?

— Нет-нет. Я… ах, я не смог найти каких-либо данных об этих мужчинах и думаю, что они даже никогда не работали здесь.

Несмотря на тусклое освещение, я берусь утверждать, что его выпачканное лицо покраснело.

— Бьюсь об заклад, архив в беспорядке, — с сочувствующим видом произнесла я, — и ни у кого нет времени просмотреть и привести в порядок записи, пока вы работаете над производственным планом.

— Да, — живо согласился он. — Да, так оно и есть.

— Я — опытный следователь. Если бы вы дали мне что-то вроде разрешения, я смогла бы сама поискать там. Понимаете, посмотреть, не попали ли их досье в другие папки, проверить…

Он нервно шарил глазами по комнате.

— Нет-нет. Дела не в таком уж большом беспорядке. Эти парни просто никогда не работали здесь… А теперь я должен идти.

И он поспешно вышел, прежде чем я сумела сказать еще что-то. Я рванулась за ним вслед, но даже если бы я сумела проскочить мимо охранника, не думаю, что смогла бы придумать нечто убедительное, чтобы заставить Джойнера сказать мне правду. Я не знала его, не знала завода и понятия не имела, почему он решил обмануть меня.

Я медленно побрела по тоннелю к своей машине и по рассеянности ступила в маслянистую жижу, плотно облепившую мою правую туфлю. Я громко выругалась — эти туфли обошлись мне в сотню долларов. Когда я, сидя в автомобиле, попыталась почистить их, то посадила жирное пятно на юбку. Чувствуя обиду на весь мир, я в раздражении швырнула туфли на заднее сиденье и переобулась в кроссовки. Несмотря на то, что Кэролайн не посылала меня на завод, во всех своих проблемах я винила только ее.

Подъезжая к Торренс мимо вымирающих фабрик, которые выглядели еще более ужасно в дождливую погоду, я размышляла, а не звонила ли Луиза Джойнеру с просьбой не помогать мне, если я неожиданно появлюсь на его горизонте. Не думаю, чтобы ее мозги сработали в этом направлении, хотя… Она ведь посоветовала мне, чтобы я занималась своим делом. Однако что касается ее, то я занималась как раз своим делом. А может, Джиаки, сознавая свои права, подняли тревогу на «Ксерксесе»? Но я подумала, что они слишком недальновидны, чтобы вычислить, как я поведу расследование. Они помнили лишь то, как Луиза оскорбила их.

С другой стороны, если Джойнер не хотел говорить со мной об этих мужчинах, потому что у компании были с ними какие-то осложнения, — скажем, судебный процесс, — то он уже знал бы об этом, когда я приходила в пятницу. Но когда я говорила с ним в первый раз, он явно никогда даже не слышал этих имен. Вычислить это я, разумеется, не могла, но мысль о судебном процессе навела меня на другое соображение: я поняла, где еще можно поискать адреса этих мужчин. Ни Пановски, ни Ферраро не значились в телефонных справочниках, но старые списки регистрации избирателей административного округа могли еще сохраниться. Я свернула на Девяносто пятую улицу и направилась на Восточную сторону. Административные учреждения по-прежнему располагались в опрятном кирпичном доме на М-авеню. Вас могут привести в эти учреждения самые разнообразные нужды, начиная с вопросов о получении разрешения на стоянку до проблем с уплатами коммунальных услуг. Местные полицейские постоянно приходят туда с тем или иным вопросом. Несмотря на то, что деятельность моего отца распространялась на районы севернее Милуоки-авеню, я не раз приходила сюда с ним. Вывеска, гласившая «Арт Юршак, член городского управления, и Фредди Парма, член комитета административного района», занимавшая всю обращенную на север стену здания, осталась прежней. И за соседней дверью по-прежнему размещалось агентство безопасности, обеспечившее Арту вес в обществе.

Как смогла, я счистила грязь с туфель и снова надела их. С помощью пятновыводителя я привела в порядок свою юбку и вошла в здание. Я не знала никого из мужчин, слонявшихся по офису второго этажа, но, судя по их возрасту и солидной внешности, а также по костюмам, я решила; что они все из моего детства.

Мужчин было трое. Один — седой, куривший маленькую толстую сигару, которые когда-то служили символом шефа «Народной полиции», — был погружен в чтение спортивной хроники. Двое других — лысый и светловолосый с шевелюрой в стиле киноактера О’Нейла — заинтересованно беседовали о чем-то. Несмотря на разные прически, все трое выглядели удивительно похожими: выбритые лица, красные щеки, двойные подбородки и более сорока фунтов жира, небрежно нависающего над ремнями лоснящихся брюк.