С этой здравой и разумной мыслью я завела автомобиль и тронулась. Но не в направлении своего дома, не навстречу здравому смыслу, а на юг, туда, где рассталась с жизнью Нэнси Клегхорн.

Мертвое озеро затерялось в глубине замусоренного, заболоченного, унылого ландшафта, где-то среди свалок и фабричных бараков, и вел к нему лабиринт дорог. Я побывала там лишь однажды в составе скаутской экспедиции по изучению пернатых и не была уверена, что смогу найти его снова. Двигаясь по Сто третьей улице, я повернула на запад к Стоуни-Айленд, оставив позади магистраль и выехав на проселочную дорогу, разбитую до рытвин исполинскими грузовиками, буксовавшими на пути к фабричным корпусам и обратно.

Сильный дождь превратил дорогу в грязное месиво, и мой автомобиль, вильнув, неуклюже съехал в колею, петлявшую между высокими болотными травами. Проезжавшие грузовики забрызгивали грязью мое лобовое стекло. Я посторонилась, чтобы пропустить очередной из них, но моя машина, опасно накренившись, соскользнула в дренажную канаву, которых немало встречалось вдоль обочины.

У меня уже начали болеть руки, уставшие бороться с рулевым колесом, когда я вновь выбралась на дорогу и неожиданно заметила слева это озеро. Остановив машину на более возвышенном месте в стороне от дороги, я переобулась в кроссовки и двинулась вдоль заросшей тропинки к восточной оконечности озера, осторожно пробираясь по заболоченной земле среди жухлой травы. Грязь хлюпала у меня под ногами и попадала в кроссовки.

Озеро представляло собой широкий водный участок верхнего течения реки Кэлумет. Оно было очень глубоким, и его темные воды разливались по огромному заболоченному пространству. Тщательно осмотревшись, я обнаружила противоречивые указатели и плакаты, прибитые к стволам деревьев: один гласил, что здесь начинается зона федерального проекта очистки воды, другой предупреждал нарушителей об опасной зоне, отравленной отходами. Некое надзирающее ведомство предприняло единичную попытку огородить водоем, но низкое проволочное заграждение рухнуло, и в нескольких местах образовались бреши. Подобрав одной рукой юбку, я перешагнула через одну из упавших секций забора и оказалась у кромки воды.

Мертвое озеро многие годы служило территорией кормежки в период птичьих миграций. Водная поверхность казалась тускло-черной. Тут и там из воды торчали обрубленные стволы деревьев, напоминавшие сюрреалистические пальцы, высунутые из дыр на гигантской тряпке. Когда проводили акцию «Чистой воды», в реку Кэлумет и ее притоки вдруг вернулась рыба. Однако, проплывая через заболоченные участки озера, она приобретала странный болезненный вид, пораженная опухолями и отличавшаяся вялыми плавниками. Несмотря на это, мне попались двое упорных рыбаков, надеявшихся на улов в грязных водах. Силуэты обоих показались мне бесформенными, облаченные в старое поношенное тряпье, а лица ловцов не имели признаков пола и возраста. Я чувствовала, что они следят за мной, пока не скрылась в высоких болотных травах.

Я шла по тропинке к тому концу болота, где, как сообщили газеты, погибла Нэнси. Нужное место я нашла довольно легко — оно все еще было оцеплено желтым полицейским шнуром, и большой желтый знак указывал на границы запретной зоны, то есть территории полицейского расследования. Они не потрудились оставить охрану, да и кто бы согласился на подобное дежурство? В любом случае дождь определенно смыл все улики, которые не удалось обнаружить прошлым вечером. Я нырнула под желтый шнур.

Убийцы, наверное, тоже припарковались там, где я оставила свой автомобиль, или где-нибудь поблизости. Они тащили ее по той же тропинке, которую я только что прошла. Они проследовали мимо пары рыбаков или мимо того места, где стояли эти двое. Что это? Просто везение, что никто их не увидел? Или преступники понадеялись на равнодушие завсегдатаев здешних болот, на то, что тот, кто часто посещает болота, не отличается пустым любопытством?

Дождь смыл следы очертаний тела, но полиция отметила его по контуру камнями. Я присела на корточки рядом с выложенным на земле силуэтом. Нэнси выбросили из одеяла и оставили лежать на берегу, причем на правом боку, головой частично окунув в воду. И она лежала там в маслянистой воде, пока не захлебнулась.

Я вся дрожала — было очень сыро, и меня бил озноб. Наконец я встала на ноги. Здесь ничего нельзя обнаружить — ни признаков жизни, ни следов смерти. Я медленно пошла назад по тропинке, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы обследовать кустарник и траву. Это было бесполезное занятие. Шерлок Холмс наверняка разыскал бы предательский окурок сигареты, заметил бы гальку, или камешек из другой местности, или обрывок обертки. Мне же на глаза попалось лишь бесконечное множество бутылок, пакетов из-под картофельных чипсов, старых башмаков, обрывков одежды. Было ясно, что тело Нэнси оказалось не единственным ненужным предметом из того многого, что было некогда выброшено в болото.

Оба рыбака стояли на том же самом месте. Я двинулась было к ним, чтобы узнать, не были ли они здесь вчера и не заметили ли чего-нибудь необычного. Но когда я сошла с тропинки, тощая немецкая овчарка поднялась мне навстречу, свирепо глядя дикими красными глазами. Она приняла стойку и оскалила зубы. Я тихо пробормотала:

— Славная собачка, — и вернулась на тропинку.

Пусть полиция допрашивает эту парочку — им платят за работу, а мне нет.

Выбравшись на дорогу, я попыталась найти то место, где убийцы перетащили тело Нэнси через ограждение. Наконец я нашла несколько зеленых ниток, зацепившихся за проволоку примерно в двадцати футах от того места, где я оставила свою машину. В прошлогодней траве я заметила участки, примятые ногами ее убийц. Почва вокруг оставалась незатоптанной, однако, несмотря на это, полиция, как мне показалось, не позаботилась обыскать это место.

Я осторожно двинулась через подлесок, исследуя каждый фрагмент мусора. Перебирая руками в мертвой траве, я порезала пальцы. Юбка моего черного платья задубела от грязи, а пальцы и ступни в кроссовках закоченели от сырости и холода. Наконец я решила, что хватит ползать по грязи и пора остановиться. Я вернулась к машине, села за руль и направилась на север, чтобы разыскать друга Нэнси, работавшего в службах прокурора штата.

В промокшем и забрызганном грязью платье, с заляпанными глиной ногами, я выглядела самым неблагополучным образом и не надеялась даже на то, чтобы произвести хорошее впечатление на социальных служащих. Однако время приближалось к трем, и если бы я поехала домой переодеться, я ни за что бы не успела вернуться на пересечение Двадцать шестой и Калифорнийской улиц до конца рабочего дня.

Я провела свою служебную деятельность в штате округа как общественный защитник, что не только отдалило меня от прокуроров штата, разведя нас по разные стороны от судьи, но и способствовало возникновению напряженных отношений с ними. Мы все работали в одной конторе, но они зарабатывали вполовину больше, чем мы. И если какой-либо незаурядный обвинительный процесс попадал в прессу, то тут уж обвинителей не забывали упоминать поименно. А нас — никогда, даже если блестяще проведенная защита превращала этих обвинителей в дерьмо собачье. Разумеется, я пикировалась с определенным кругом лиц, имея своих оппонентов и разрабатывая оправдательные версии. Но у меня не было ни одного сотрудника в штате «Ричи дейлиз», кто был бы рад дать мне информацию относительно прежних судебных дел. Посему мне предстояло самой идти напролом.

Судебный пристав, которая опросила меня при входе, вспомнила мое имя. Она была не прочь позабавиться над моим выпачканным в грязи одеянием, но, по крайней мере, не попыталась задержать меня как опасного сообщника преступников. Я завернула в дамскую комнату, чтобы отмыть заляпанные грязью ноги. Подол моей юбки уже ничто не могло спасти, оставалось только отжать его. Но, сделав незначительный макияж и расчесав волосы, я по крайней мере уже не походила на только что выпущенную из заключения бомжиху.