– Твоя мама преступница, аферистка, – вмешалась в разговор девочка, сидящая на соседней кровати. – Она обманывала людей, брала у них деньги, а потом исчезала. Её поймали, и теперь она сидит в тюрьме.

– Откуда ты знаешь, Морозова? – с возмущением воскликнула Капустина. – Никого она не обманывала. Просто не смогла вернуть деньги, потому что их у неё украли.

– Ну, да, так все говорят, – ироничным тоном произнесла Морозова.

– А твоя мама пьяница и воровка, – запальчиво возразила Капустина.

– Это неправда, моя мама умерла, – с горячностью воскликнула Морозова.

– Ну да, умерла! От водки, – произнесла с ехидством Капустина.

Она ещё что-то хотела добавить, но не успела. Морозова внезапно подскочила с места и набросилась на Капустину с кулаками. Они сцепились в один клубок и безжалостно мутузили друг друга. Никто из присутствующих не пытался вмешиваться в потасовку. Морозова была покрупнее Капустиной и, воздав сполна обидчице, успокоилась.

– Попробуй, ещё раз скажи так, – угрожающим тоном сказала она. – Тогда не так получишь.

Соседка копуши Осиповой, Любаша, села на постель и тихо застонала.

– Ты, что, Любаша? Тебе плохо? – с участием в голосе спросила Осипова.

– У меня живот разболелся, а гигиенических пакетов нет. Нужно было днём взять, а я не догадалась сходить и попросить у медсестры. Не знаю, что делать. Придётся до утра терпеть, – шепотом ответила Любаша.

– Зачем терпеть до утра? Возьми мои. У меня целая куча скопилась. И таблетка анальгина есть. Я её брала в медицинском кабинете, правда это было три месяца назад, но я думаю, что она не испортилась, – копуша полезла в тумбочку и вытащила целлофановый пакет, до отказа заполненный гигиеническими салфетками. – Вот, бери, – протянула она пакет соседке.

– Здорово! Спасибо, Катя. А ты как? Вдруг тебе понадобятся?

– Мне они не нужны.

– Как не нужны?

– Да так, у меня месячных уже три месяца нет, – доверительно, вполголоса, сказала Осипова.

– Почему? Ты что, Катерина, с ума сошла?

– Не сошла я с ума, успокойся. Говорю, бери, мне они не нужны. Катерина быстро накрылась одеялом с головой и отвернулась к стенке. Любаша замерла, держа в руках целлофановый пакет, так великодушно предложенный Осиповой. Из-под одеяла послышались сдавленные всхлипывания. Она пересела на край кровати соседки и погладила её по спине.

– Катя, ты что плачешь? Не плачь, слышишь, не надо! – Любаша наклонилась над Катей и стала шёпотом успокаивать.

Никто из девочек не обращал на них внимания. Воспитанницы приюта, узнав, что Алла Фёдоровна уехала на машине и вернётся только под утро, осмелели и разговаривали между собой в полный голос. От этого в комнате стоял шум и гам.

– Подвинься, я лягу с тобой, – сказала Любаша и тут же забралась под одеяло к Кате.

Она обняла её и стала гладить по голове.

– Тебя кто-нибудь обидел? Скажи, сразу легче станет. Я никому не расскажу.

Вместо ответа были слышны всхлипывания и сморкание.

– Хорошо, успокойся, я сейчас приду. Мне самой скоро плохо будет, – сказала Любаша.

Она встала, надела халат, взяла с собой целлофановый пакет и вышла. Когда вернулась, Катя уже не плакала, она сидела и вытирала носовым платком нос.

– Пацаны с ума сошли! Носятся по коридору, меня чуть с ног не сбили! – сообщила Любаша и села на кровать.

Она хотела что-то спросить у Кати, но в этот момент в комнату раскрылась дверь и на ближайшую кровать полетела мяукающая кошка. Поднялся визг, писк, злобное шипение и мяуканье испуганного животного. Все девочки, любовавшиеся луной, бросились к кровати, на которой угрожающе шипела оскорблённая кошка, и принялись наперебой её жалеть.

– Ой, ты моя кисонька, какая хорошая! – раздавались голоса.

– Не трогайте её, она вас боится, дайте её мне! Кисонька, иди ко мне, я тебя поглажу! Эти идиоты мальчишки! Как они тебя напугали! Ты так дрожишь! – кричала громче всех Зайцева.

Катюша и Любаша сидели друг напротив друга и не принимали участия в решении кошачьей проблемы.

– Хочешь яблоко? – спросила Катя.

– Давай! – согласилась Любаша.

Надкусив сочное яблоко, она поинтересовалась:

А правда, скажи, кто тебя постоянно подкармливает? То у тебя шоколадные конфеты появляются, то яблоки, то мармелад. Раньше не было таких вкусностей.

Казалось, что толстушка Катя уже успокоилась. Она сосредоточенно грызла яблоко, не отвечая на вопрос любознательной соседки.

Та продолжала:

– У тебя кто-то появился, я знаю. Ты три раза после отбоя уходила на всю ночь, я видела. А по воскресеньям ты уже несколько раз на целый день исчезаешь. Куда ты ходишь? С кем проводишь время? Кто этот человек, у тебя с ним что-то было? Может, он обидел тебя? – слово «что-то» Любаша выделила особой интонацией. Она говорила шёпотом, опасаясь, что её могут услышать.

– Он меня не обидел, он очень хороший, – уверенно сказала Катя. – Это шофёр нашей директрисы – Кирилл.

– Да ты что? Он старый такой! Я в отпаде!

– Ты ничего не понимаешь, для мужчины сорок лет – это не старость. В воскресенье он возил меня на озеро, я видела его паспорт. А в субботу мы ездили в лес. Между нами разница – двадцать шесть лет, это нормально. Бывает разница гораздо больше, и то ничего. Ты не представляешь, какой он хороший, – толстушка догрызла яблоко и развернула шоколадную конфету. – Хочешь, бери, – она протянула Любаше конфету.

– Хм, хороший! – передразнила Любаша, немедленно отправив конфету в рот. – Сделает тебе ребёнка, вот тогда будет замечательно. Ты, что книжки не читаешь, кино не смотришь? Не знаешь, откуда дети на свет появляются?

– Знаю я всё. Он позаботился об этом. Купил мне таблетки, я пью их каждый день и поэтому не смогу забеременеть.

– Осипова, ты даёшь! Я офигеваю. Так ты же сама говоришь, что три месяца нет месячных! Ты что, не понимаешь, что ты беременная? Ты говорила об этом ему?

В это время дверь в комнату распахнулась, в неё ввалились три фигуры, обмотанные с головы до ног в белые простыни. Фигуры с улюлюканьем завалились на кровати, попрыгали на них, потом подскочили и принялись бросать в девочек подушки.

Под этот шум никто не обратил внимания на то, что одна из девочек, всё время спокойно лежавшая на кровати, не принимавшая участия ни в коллективном созерцании необыкновенной луной, ни в обласкивании заброшенной в комнату кошки, вышла в коридор. Этой девочке было тринадцать лет, звали её Яна Субботина.

В комнате началось настоящее побоище. Девочкам, не растерявшимся от нападения внезапных налётчиков, удалось дружным натиском атаковать их, выдворить со своей суверенной территории и закрыть дверь.

– Нужно дверь закрыть ножкой стула, а то снова ворвутся, – предложила Зайцева. – Дайте стул, держите дверь, я её вот таким образом закрою. Она ловко вставила ножку стула в дверную ручку.

– Теперь не откроют. Надоели со своими приколами, – удовлетворённо сказала Зайцева, убедившись, что дверь надёжно закрыта.

Катя и Любаша по-прежнему были заняты беседой.

– Зачем ему говорить об этом? – возразила Катя. – Мне всё равно. Что будет, то и будет.

– Как ты рассуждаешь? Надо обязательно с кем-нибудь посоветоваться, ну, хотя бы с Аллой Фёдоровной. Она с виду грозная, а на самом деле нормальная и добрая, я ей доверяю.

– Мне не с кем советоваться. И Алле Федоровне я не доверяю. Что за человек? Её дежурство, а она взяла и куда-то на всю ночь уехала. Ей на нас наплевать.

– Если ты не хочешь говорить с ней, тогда я поговорю. Вот прямо завтра и поговорю. Ты не бойся, из приюта тебя не выгонят, но делать что-то надо.

– Меня не выгонят, а его могут выгнать с работы, – возразили Осипова.

– Успокойся! Другую найдёт. Ну, ты пойми: не рожать же в четырнадцать лет! С ума сошла!

– Давай, говори с ней, только, чур, фамилию мою не называй, – после небольшого раздумья согласилась Осипова. – Спроси, что нужно делать в таких ситуациях? К кому обращаться? Где такие учреждения находятся? Поняла? Завтра воскресенье, Кирилл меня обещал увезти на природу после завтрака.