Такой подход разрешает парадокс ценности, преследовавший экономистов классической школы. «Почему, — удивлялись они, — в то время как вода намного ценнее бриллиантов, люди так много платят за бриллианты и так мало, практически ничего, за воду?» Одной из попыток заполнить этот зияющий пробел стала разработка трудовой теории ценности, которая сравнивала ценность различных благ через количество труда, потраченного на их производство. Трудовая теория ценности лежит в основе экономической теории Карла Маркса. Ошибочность этой теории могут засвидетельствовать все, оказавшиеся впоследствии в коммунистическом рабстве.

Экономисты классической школы упускали из виду, что никто и никогда не выбирает между «водой» и «бриллиантами». Эти понятия — всего лишь абстрактные классы, с помощью которых мы упорядочиваем мир. Действительно, ни одному человеку не приходится делать выбор между «всей водой в мире» и «всеми бриллиантами в мире». В момент выбора действующий человек всегда стоит перед выбором между определенными количествами благ. Он стоит перед выбором между, скажем, бочкой воды и бриллиантом в десять карат.

«Но погодите, — спросите вы, — разве вода все же не более полезна, чем бриллиант?» Это как посмотреть. Ответ на этот вопрос целиком и полностью зависит от ценностного суждения выбирающего. Если человеку, живущему рядом с чистым горным ручьем, предложить бочку воды, то зачем она ему. Ручей и так обеспечивает его количеством воды, которое превышает его возможности использовать ее, так что ценность дополнительного количества будет для него буквально нулевой. (Не исключено, она даже будет отрицательной — бочка, стоящая рядом, может оказаться для него помехой.) Но у этого человека, вполне вероятно, никогда не было бриллиантов, так что возможность приобретения даже одного бриллианта окажется для него соблазнительной. Очевидно, что этот человек оценит бриллиант гораздо выше, чем воду.

Однако при изменении условий тот же самый человек может полностью поменять свои оценки. Если он бредет по Сахаре, уже с бриллиантом в кармане, но при этом у него кончилась вода и он находится на грани смерти, то, скорее всего, он продаст бриллиант даже за стакан воды. (Конечно, будь он скрягой, он ценил бы бриллиант выше воды, даже рискуя умереть от жажды.) Ценность благ субъективна — одни и те же бриллиант и бочка воды могут по-разному оцениваться разными людьми и даже одним и тем же человеком в разные моменты времени. Как писал Менгер: «Итак, ценность не есть нечто присущее благам, не свойство их, а лишь важность, которую мы сначала присваиваем удовлетворению наших нужд... и затем переносим на экономические блага как... на причины удовлетворения наших потребностей».

Многие средства используются для достижения более чем одной цели. Рич может использовать воду разными способами. Сначала средства, которые можно использовать по-разному, он направит на тот вариант использования, который считает наиболее важным. Это не факт, полученный путем изучения множества действий, а логическая необходимость. Мы вправе сказать, что первое направление использования воды было для Рича наиболее важным именно потому, что он решил удовлетворить эту нужду первой.

До тех пор, пока Рич преследует цель выживания, он будет использовать первое ведро воды, которое ему удастся набрать, для питья. Только уверившись, что у него достаточно воды, чтобы не умереть от жажды, он станет рассматривать вариант использования некоторого ее количества для приготовления пищи. Так как каждое дополнительное ведро воды направляется на удовлетворение менее важной потребности, то именно поэтому они имеют для Рича более низкую ценность, чем добытые ранее. Полезность каждого следующего ведра воды уменьшается. В момент выбора всегда имеет значение, т.е. является предметом выбора, лишь следующий элемент, который приобретается, или первый, от которого отказываются. Экономисты называют эти элементы предельными единицами, а сам принцип — законом убывающей предельной полезности.

Рассматриваемый предел не является физическим свойством изучаемого события и не может быть определен посредством объективных вычислений. Предел — это граница между «да» и «нет», между «выбором в пользу» и «отказом от». Предельной будет та единица, относительно которой вы решаете, станете ли сегодня работать дополнительный час; следует ли вам остаться на дискотеке и выпить еще один бокал; задержитесь ли вы во время отпуска в отеле еще на один день? Эти вопросы существенно отличаются от вопросов типа: стоить ли работать; весело ли на дискотеках; можно ли отдохнуть во время отпуска? Предмет выбора всегда конкретен: принесет ли вам следующий час работы больше пользы, чем дополнительный час досуга, или нет. Стоит ли расслабление, полученное в результате дополнительного дня отпуска, связанных с ним издержек? Выбор осуществляется на границе и по отношению к предельной единице по ту или другую сторону этой границы.

Когда Рич начинает свой день, предельная полезность, которую он ожидает получить в результате одного часа работы, значительно выше той, которую он ждет от одного часа отдыха. Если он не начнет работать, у него не будет еды и питья! Но каждый последующий час работы посвящен достижению цели, которая рассматривается как менее важная, чем та, достижению которой он посвятил предыдущий час. Наконец, скажем, после десяти часов работы, Рич подходит к точке, в которой удовлетворение, ожидаемое им от еще одного часа работы, становится ниже того удовлетворения, что он ожидает получить от дополнительного часа досуга. Предельная полезность следующего часа, потраченного на труд, становится ниже предельной полезности, которая ожидается от следующего часа, потраченного на досуг, и Рич прекращает работать и начинает отдыхать.

Вопрос оценки разрешается в момент выбора. Поскольку все действия направлены в неопределенное будущее, всегда существует возможность ошибки. Допустим Рич решает, что заготовил достаточно пищи, и отправляется вздремнуть. Пока он спит, обезьяна утаскивает половину запасенных кокосовых орехов. Оглядываясь назад, он может пожалеть о своем решении и прийти к выводу, что надо было запасти большее количество еды. Возможно, в следующий раз, когда придется делать такой выбор, ценностное суждение Рича будет другим. Он уже научен опытом.

Само существование деятельности подразумевает неопределенность будущего. В мире, где будущее известно наверняка, деятельность невозможна. Если я знаю, что произойдет и ничего уже не изменить, то нет никакого смысла пытаться что-то делать. Если я в состоянии действовать, чтобы изменить ход будущих событий, то будущее тем самым не является определенным!

Тот факт, что о более ранних действиях можно сожалеть впоследствии, не отменяет того, что в тот момент, когда происходит выбор, люди выбирают наиболее предпочтительный для них вариант. Страдая от похмелья воскресным утром, человек может сожалеть о субботней пьянке. Однако в субботу вечером он предпочел быть на вечеринке, а не дома в постели.

Действительно, «в порыве страсти» некоторые действия кажутся намного более предпочтительными, чем в минуты размышлений на холодную голову. Однако футбольный фанат во время игры, разъяренный насмешками болельщика команды противника и «готовый кинуться в драку», все же не делает этого, если видит, что между ним и его обидчиком прохаживается вооруженный полицейский. Женатый человек, очарованный настолько, что «уже не в силах бороться с собой», готов приударить за понравившейся ему женщиной, но тут же отказывается от своих намерений, если поблизости внезапно появляется его жена.

Сильные эмоции — просто один из факторов, которые взвешиваются в момент выбора. Тот факт, что люди иногда все-таки сопротивляются порыву страсти, демонстрирует, что даже в таких обстоятельствах люди выбирают. Наверное, лишь в крайней степени опьянения, перед тем как наступает бессознательное состояние в буквальном смысле этого слова, в младенческом возрасте, в глубокой старости или после серьезного повреждения мозга, люди действительно неспособны к выбору. Но таковые не являются экономическими субъектами, и экономическая наука не пытается истолковывать их деятельность.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: