Худяков впервые видел заместителя командующего вялым, болезненным. Тогда он еще не знал о причине того. Не развеяло мрачного состояния Губенко и письмо от Анатолия Константиновича Серова.

«Антон! Как дела? — писал Анатолий. — Много ли летаешь? Летай, осваивай новую материальную часть.

Нам останавливаться нельзя. Авиация развивается так стремительно, что даже поездка летчика в отпуск задерживает его выучку. Сейчас готовится один новый, весьма великолепный самолет в ЦАГИ. Я обратился к наркому с просьбой разрешить мне летать на нем. Клим Ворошилов вызвал к себе, долго беседовал, немного пожурил за торопливость, обещал поддержать. В обращении к правительству он написал: „Охотников среди летчиков летать на этом типе самолета много, но тов. Серов наиболее подходящий“.»

К нему обратились А. Тамара, А. Дубровский, М. Гордиенко за разрешением на беспосадочный перелет Москва — Австралия. Этот перелет они хотят посвятить памяти Чкалова. Это прекрасно, и Серов обещал их поддерживать. Большие перелеты нужны как демонстрация силы советской авиации и государственного строя.

«Посылаю тебе фотографии, помнишь — мы с тобой на ней! Ты совсем молодой, с огромной шевелюрой, глаза с поволокой, неотразим. Берегитесь, красавицы!

Скоро тебя вызовут в Москву, встретимся».

Серов опять что-то предсказывал, о чем-то знал, но не сообщал об этом. Что же ожидало Антона в Москве? Ах, да ладно — думал Губенко. Он очень устал. Но отдыхать было некогда, да и нельзя.

В части стала поступать новая авиационная техника. Полковник Губенко летал в полки, изучал новые самолеты.

В середине февраля он был вызван в Москву. Комбриг Серов принял его в штабе ВВС, расцеловал:

— Поздравляю!

— С чем?

— Со званием Героя Советского Союза.

— Меня?

И Антон стал тихим, неразговорчивым. Герой! А каким полагается быть Герою?

В марте 1939 года полковник Губенко в составе делегации ВВС приветствует XVIII съезд партии. После съезда друзья просили Антона остаться на денек в Москве, но, сославшись на занятость, он возвращается в Смоленск. Его ждали неотложные дела. В тот же вечер он выехал к месту службы. Больше в Москве ему быть не пришлось.

31 марта полковник Антон Алексеевич Губенко планировал сделать несколько полетов и встретить мать, которая ехала к нему в гости.

День был пасмурный, тяжелые пепельно-серые тучи низко, угрожающе, как откормленные гуси, плыли на юго-восток, иногда накрапывал дождь; изредка проглядывало солнце, и тогда все озарялось, пробуждалось ото сна.

На аэродроме было ветрено, уныло, пустынно. Все самолеты, рассредоточенные на большой площади, укрытые чехлами, одиноко жались к земле, понуро на семи ветрах ждали своего часа.

Полеты, запланированные на день, были отменены, летчики, техники, мотористы ушли в классы заниматься наземной подготовкой.

Полковник Губенко приехал на аэродром к точно назначенному часу. Техник доложил о готовности самолета к полету.

Антон Алексеевич поздоровался за руку, поправил шлем. Он знал, зачем он садится в машину. Он обязан испробовать себя и в такую погоду! Антон плотнее натянул краги, улыбнулся сдержанно. Он был собран, сосредоточен:

— Не шибко хорошо, но отменять не будем.

— Есть, товарищ командир.

Губенко запустил мотор, который огласил округу страшным ревом. Погоняв его на разных режимах, Антон приготовился к взлету.

Приехали летчики, инженеры из штаба авиации округа: понаблюдать — летал первый заместитель командующего авиацией округа, посмотреть виртуозные полеты известного летчика.

Самолет взлетел, пробил облачность и исчез из поля зрения. Далеко за толщей облаков катался звук, скакал из конца в конец аэродрома. Самолет выскочил из плотных створок облаков неожиданно, проделал несколько фигур и свечой взмыл вверх. Второй выход из облаков был прицельный — Губенко стрелял по мишеням. И снова серия фигур, четких, выполненных уверенной рукой мастера высшего пилотажа, и снова свеча…

— Облачность тяжелеет, теряет высоту, — сказал взволнованно синоптик.

Сверху нарастал шум мотора — самолет катился вниз. Слова синоптика вызвали напряжение у присутствующих. Затаив дыхание, они всматривались в небо. Самолет выскочил справа от них, стремительно, неудержимо, чтобы разбежаться для нового ошеломляющего взлета.

Истребитель взвихрил тучи и, проседая, направился вдоль аэродрома, оглушая всех неимоверным, работающим на пределе двигателем. Летчики видели, как стелилась от винта трава, как пылью вздыбились рассеченные лужи, как винт хлестал высокие стебли тимофеевки. Это было что-то новое, зрелищное, но и опасное. Кто-то, предвидя беду, вскрикнул, инженер бригады закричал: «Поднимайся!», но было уже поздно: самолет плашмя ударился о землю, мотор чихнул и заглох. Все стояли замерев, немо созерцая самолет.

— Горит! — закричал старший техник Иванов и поспешил к самолету, хлюпая по лужам.

Первым прибежал к самолету механик по вооружению Степан Киреев и увидел, что Губенко с закрытыми глазами сидел в кабине, откинувшись на спинку сиденья, правой рукой он сжимал ручку управления истребителем… Степан вытащил Губенко из кабины. Антон Алексеевич был мертв.

Огонь лизал капот, синие языки неторопливо бегали по самолету. Пожар тотчас погасили. Летчики, обескураженные происшествием, подняли на носилках тело полковника Губенко, бережно внесли в санитарную машину.

Выглянуло солнце, пошел тихий снег, повисло над стартом полотнище авиационного флага, затихли моторы автомобилей.

Член Военного Совета ВВС Ф. Агальцов написал родственникам А. А. Губенко:

Жизнь человека измеряется не летами, а делами. Полковник Губенко прожил короткую жизнь. Он хотел многое сделать, но не все успел, его удивительный пример вдохновил на продолжение боевых экспериментов учеников…

В годы Великой Отечественной войны более 200 советских летчиков применили таранные удары для уничтожения неприятельских самолетов, 17 летчиков повторили этот прием дважды, Алексей Хлобыстов — трижды, а Борис Ковзан — четырежды. Автором этого тактического приема, получившим массовое распространение, был летчик Антон Алексеевич Губенко.

Но пример Антона Алексеевича не только в таране… Таран — лишь один из тактических боевых приемов… До последнего часа жизни Антон Губенко искал возможности использования боевой машины в условиях войны: он учил пилотов летать днем и ночью, в непогоду — в дождь и вьюгу… Этого требовала война — и поиск Губенко был нужен летчикам, стране.

Уходят годы. Поколение сменяет поколение. На смену старым, заслуженным боевым авиаторам приходят новые, молодые лейтенанты. Преемственность поколений — это как эстафетная палочка. Крепкие руки передают ее, крепкие руки принимают. И если будет нужно, эти руки, не дрогнув, поведут грозную реактивную машину на таран…