Как заграждения, раз за разом восстанавливаемые властями, не воспрепятствовали жителям Моргантауна выезжать на автостраду, так и проволочный забор не стал непреодолимой преградой для тех, кто хотел проникнуть на свалку.

В заборе прорезали дыры. Мужчины, женщины, дети Моргантауна тащили со свалки все, что могло обернуться звонкой монетой.

И хотя изредка кому-то удавалось получить настоящую работу, именно свалка являлась главным источником денег для жителей Моргантауна.

Когда Морган умер, его наследники так и не объявились. И никто не знал, кому же теперь принадлежит бензозаправка. Впрочем, никого это и не интересовало. Здание из бетонных блоков стояло на прежнем месте. Когда грузовичок брата Рафаэля или другой, побольше размером, отвозил на сортировочный узел в Биг Драй Лейк собранный на свалке металлолом, в Моргантаун он возвращался с коробками овсяных хлопьев, иногда со свежими фруктами и овощами, гамбургерами, молоком, пивом, водкой, сигаретами. Если оставались деньги, их раздавали тем, кто собирал металлолом и грузил его в кузов. Продукты переносили в здание из бетонных блоков. Теперь оно более напоминало склад, а не магазин. Люди брали нужные им продукты и оставляли деньги в ящичке всегда открытого кассового аппарата, стоящего на прилавке. Эти деньги в следующую поездку также отправлялись в город и тратились на очередную порцию съестного. Учета, кто сколько взял и что заплатил, не велось. У некоторых жителей Моргантауна, к примеру, у Мамы, не было источника доходов, так что класть деньги в ящичек кассового аппарата она не могла, но ей тоже требовалась еда. Случалось, что мужчины брали водку и сигареты, не удосужившись оплатить их полную стоимость. С такими проводилась соответствующая беседа, после которой они отправлялись на свалку, дабы компенсировать недостачу. Но в целом эта нехитрая система расчетов не давала сбоев.

После смерти Моргана никто не потрудился прогнать их прочь, заявив свои претензии на землю, магазин и бензозаправку. Но прекратилась подача электроэнергии. Никто из них никогда не получал счета на оплату электричества. Ранее они платили Моргану. Попытки собрать деньги и оплатить-таки счет успехом не увенчались. Денег никогда не хватало, а с такими у компании разговор был короток. Без электроэнергии остановились и насосы, качающие воду и бензин.

С той поры автозаправка стала просто «магазином».

«Моргантауном» окрестили поселение в ложбинке жители Биг Драй Лейк. Обитатели же поселения редко пользовались этим наименованием. Морган умер давно, многие его уже не помнили. Было у них и кладбище, к ним регулярно наведывался католический священник из Биг Драй Лейк, но они понимали, что живут отнюдь не в городе.

Да и местные жители называли обитателей лощины «бездомными». Иногда в Моргантаун заглядывали путешествующие на попутках или водители автомашин, которые разваливались буквально на ходу, не в силах одолеть подъем автострады. Некоторые оставались в Моргантауне, пока не находили возможности покинуть его. Другие тут и умирали.

Живущие в лощине не ощущали себя «бездомными». Три семьи занимали большой трейлер Моргана. Остальные жили в других трейлерах и фургонах, стоявших вокруг на спущенных колесах. В лощине хватало и старых машин, в которых путешественник мог переночевать или даже пожить неделю-другую. К примеру, Рита и Рафаэль еще совсем молодыми поселились в маленьком одноосном жилом фургоне, который в грозу привез в лощину какой-то старик. Во время грозы он так и не вылез из машины. Когда она кончилась, никто не подошел к нему, а на следующий день старика нашли мертвым на сиденье водителя. Его похоронили, а машину продали на запчасти. В других случаях, как с Мамой, когда замечалось, что ее жилище очень уж воняет, со свалки приносили огромный ящик. Затем переставляли на новое место, неподалеку от магазина, большую кровать Мамы, столик и накрывали все ящиком. В дальней от кровати стене прорезали дверь, в ближней — окно, чтобы Мама могла смотреть в него, не вставая, наблюдать за играющими в лощине детьми, говорить с проходящими мимо. Когда же Мама ложилась спать, она задергивала занавеску на окне и тяжелый полог между кроватью и дверью. Одну из стен ящика украшала найденная на свалке картина: синее озеро, окруженное снежными вершинами. Снаружи на четырех сторонах ящика чернели буквы: УРБИНА, УРИНА, ТУРБИНА, ТУРИНА.

Рафаэль и Рита — возможно даже, они были близкими родственниками — родились в этой лощине.

Рита первой одолела склон. Отбросила со лба мокрые от пота волосы, посмотрела на покупки Рафаэля, его новые джинсы и рубашку. Затем взглянула ему в лицо.

— Что это?

Рафаэль улыбнулся. Попытался обнять ее.

Рита отступила на шаг.

— Ты не пьян.

— Вроде бы нет.

— Ты всегда вылезаешь из автобуса пьяным. А что произошло с твоими волосами?

— Я подстригся.

— Кто тебя стриг?

Пальцы Рафаэля заработали, как ножницы.

— Парикмахер. Я был в парикмахерской.

— И сколько же тебе это стоило?

— Ничего, — честно ответил он.

Лайна все еще карабкалась по склону.

— А что это за вещи?

Рафаэль поднял два платья, аккуратно лежащие поверх остальных покупок.

— Это тебе. Нравится?

Пальцы Риты коснулись одного платья, второго.

— Очень. На них ценники.

— Я их купил.

— Купил?

— Меня взяли на работу.

— Так почему же ты сейчас не работаешь?

— Начну с четверга. На работу мне надо в четверг.

— Рафаэль, никто не платит за еще не сделанную работу, — резонно заметила Рита.

— Я поработал и сегодня. Потрудился на славу.

— Где?

— На складе. Боссу я понравился. Он щедро заплатил мне, потому что хочет, чтобы я вернулся в четверг.

Рита еще раз оглядела покупки Рафаэля, рассмеялась.

— Индейка?

Рассмеялся и Рафаэль.

— Да. Я купил индейку.

Рафаэль протянул платья жене. Присел, прижал к груди подоспевшую Лайну.

— Лайна, Лайна, Лайна! Давай посмотрим, что я привез для Лайны, — он взял коробку с игрушечным доктором, показал Лайне картинки, где были нарисованы стетоскоп, палочки для осмотра горла, термометр.

Лайна пристально вгляделась в картинку, изображающую мальчика со стетоскопом на шее и зеркалом на лбу.

Сидя на корточках, Рафаэль наблюдал, как Рита прикладывает платья к себе, восхищаясь ими. В ложбине люди отрывались от своих дел, чтобы посмотреть на Риту, Рафаэля и Лайну, не торопящихся уйти с обочины.

Рита улыбнулась ему. Глаза у нее повлажнели.

— Ты сумасшедший.

— Пошли. — Рафаэль поднялся, подхватил две оставшиеся коробки, индейку, бутылку водки. Двинулся вниз по склону.

Рита последовала за ним, неся платья на вытянутых руках, чтобы они не касались тела.

На полпути Лайна поскользнулась и упала, подмяв под себя коробку с игрушечным доктором.

Рафаэль оглянулся.

— Поднимайся, Лайна!

Внизу первым они встретили Нито, брата Рафаэля. С банкой пива в руке, с налитыми кровью глазами. Он уставился на бутылку.

— Эрманито хочет…

Рафаэль рассмеялся.

— Позже, Нито.

Женщина, жившая в трейлере Моргана, не произнесла ни слова. Но глаза ее не отрывались от платьев, которые несла Рита.

Отец Рафаэля вместе с другим стариком сидел в тени, отбрасываемой стеной магазина. Сидели они на шезлонгах, добытых на свалке. Перед каждым стояла пустая водочная бутылка. Из глаз отца текли слезы, он то и дело шмыгал носом.

— Мои зубы, Рафаэль.

Тот остановился.

— Может, мы сможем их вылечить.

— Их надо не лечить, а выдрать. Выдрать, и с концами.

Рафаэль улыбнулся.

— Говорю тебе, что-нибудь придумаем.

— Толку не будет, если оставить корни, — продолжал старик. — Они-то и болят. Что ты можешь сделать, Рафаэль? Ты можешь вытащить корни моих зубов?

Рафаэль пожал плечами.

— Не знаю.

— Ты нашел работу, Рафаэль? — Другой старик пробежался взглядом по покупкам Рафаэля.

Рафаэль кивнул.

— В городе. Мне надо приехать туда в четверг.