Не последнюю роль могли сыграть и личные обиды. Ричард считался любимчиком матери, и имеется достаточно свидетельств того, что он питал к ней нежные сыновьи чувства, в Алисе же он мог видеть еще и ее соперницу. Хотя, как видно из истории с Элеонорой, внебрачная связь государя, сколь бы серьезной она ни была, не вела автоматически к опале его супруги, о ее эмоциональной оценке современниками судить весьма трудно.

Таким образом, возможные личные мотивы Ричарда, по которым он ни при каких обстоятельствах не хотел жениться на Алисе, сокрыты от нас. Зато совершенно определенно можно утверждать, что его позиция вовсе не противоречит общим принципам проводимой им в дальнейшем политики династических союзов. Смысл последних можно свести к следующему — упрочение союзов, основанных на общих или, по крайней мере, не антагонистических интересах, либо прекращение войн. Интересы же Анжуйского и Французского государств уже изначально противоречили друг другу, и если для стареющих монархов Людовика и Генриха родственные узы еще могли иметь определенный смысл, выражавшийся в их взаимном стремлении к сосуществованию, то для следующего поколения они полностью утратили привлекательность. Став королем, Филипп сразу же повел себя со своими вассалами так, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения в том, что его больше интересует укрепление королевской власти, а не сохранение мира. И если Плантагенетам не по душе такая политика, что ж, пусть тогда настраиваются на войну. В подобных обстоятельствах брак, то есть союз между домами, становился абсурдным. Ведь брак между Генрихом Младшим и дочерью Людовика Маргаритой лишь способствовал экспансионистской политике Франции. Поэтому отвращение Ричарда к женитьбе на Алисе не следует полностью относить на счет невесты — немаловажную роль могли сыграть также политические антипатии, питаемые им к будущему шурину. Здесь необходимо принять во внимание тот факт, что в то время дядя по матери считался особо близким родственником, от которого юный племянник с полным основанием мог ожидать поддержки и защиты. Показательным примером может служить отношение самого Ричарда к своему племяннику Отто. И, если допустить, что Ричарду была небезразличной судьба его предполагаемого в этом браке наследника, едва ли его обрадовала бы перспектива того, что Филипп будет иметь по отношению к его будущему сыну такие права и обязанности, в которые входила бы и опека. Как видим, с точки зрения Ричарда, брак с Алисой был не только политически бесполезным и невыгодным ввиду отсутствия приданого, но вполне мог оказаться еще и пагубным, так как грозил вновь усилить в семье французское влияние.

Попытаемся теперь разобраться в мотивах, которыми руководствовался Филипп, трижды за время правления Ричарда добиваясь заключения между Капетингами и Плантагенетами брачного союза. По сравнению с временами Генриха и Людовика ситуация, разумеется, была совсем иной. Тогда Генрих стремился поженить сыновей, а Людовик — выдать замуж дочерей. И поскольку до 1165 года судьба французского престола из-за отсутствия наследника оставалась неясной, а в 1169 году на момент помолвки Ричарда с Алисой у французского короля был один единственный сын, Филипп, данный брак давал бы Плантагенетам в определенных обстоятельствах право претендовать на французскую корону. И Филипп открыто этим спекулировал. В 1191 году в Мессине, незадолго до объявления Ричардом окончательного расторжения помолвки с Алисой, он настойчиво обхаживает присутствовавшую там сестру Ричарда Иоанну, вдовствующую королеву Сицилии. Народ считал, что овдовевший к тому времени Филипп хотел на ней жениться. Даже если это и соответствовало действительности, Ричард задушил все его надежды на этот брак в зародыше, чем и положил, вероятно, конец их дружбе. По свидетельству летописца Ньюбурга в середине девяностых годов Филипп снова добивался брака с Иоанной, но в 1196 году та из политических соображений была выдана замуж за Раймунда VI Тулузского. По случаю Лувьерского «мира», заключенного Ричардом и Филиппом в 1196 году и вскоре нарушенного, Филипп попытался заполучить для своего сына Людовика племянницу Ричарда Элеонору Бретонскую, что также не нашло поддержки у Ричарда. И, наконец, в целях скрепления пятилетнего перемирия, заключенного при посредничестве церкви в 1199 году и столь же недолговечного, он, как уже упоминалось, хотел женить Людовика на другой племяннице Ричарда, а именно, на дочери Альфонса VIII Кастильского. Состоявшийся уже при Иоанне брак между Людовиком и Бланкой, которая вскоре подарит Франции Людовика Святого, приоткрывает, наконец, причину настойчивости Филиппа. На правах супруга Людовик мог бы построить свои притязания на английский престол и, воспользовавшись раздорами между Иоанном и английскими баронами, высадиться со своими войсками в Англии. Вспомним, что в 1200 году, когда состоялась эта свадьба, у Иоанна все еще не было детей, а следующее поколение представлял лишь юный Артур, сын Готфрида, так что «брачная» дипломатия Филиппа была, как говорится, с дальним прицелом. При Ричарде в роли возможного престолонаследника выступал Иоанн, поэтому мотивы Филиппа, должно быть, были для него совершенно очевидны: в этом непримиримом противоречии интересов Ричарда и Филиппа, вероятно, и крылась причина того, что Ричард отвергал все брачные предложения последнего. И первым браком, который заключил Ричард еще до своего восшествия на престол, он не только выразил политическое недоверие Франции, но четко поставил определенную стратегическую цель — Ричард выдал замуж свою племянницу, Риканцу, дочь Генриха Льва, которая во Франции приняла имя Матильда, за сына графа Першского, французского вассала, чьи владения граничили на юго-востоке с Нормандией. Предполагалось, что новые родственники будут защищать это направление в случае нападения французов.

Да и наивно было бы предполагать, что брак Ричарда с Алисой смог бы предотвратить конфликт, окончательное разрешение которого совпало лишь с окончанием Столетней войны. Так что надежды Генриха на мирное решение проблемы путем династического союза и получения в приданое Вексена, представляются в данной перспективе иллюзорными. И, оценивая реальное положение вещей с учетом сложившейся политической ситуации, необходимо признать совершенно оправданным отказ Ричарда от брака с Алисой.

До настоящего времени отношения между отцом и сыном мы рассматривали в контексте отцовской линии поведения. При этом в глаза бросалось явное несоответствие между немилостью отца-короля и сдержанной реакцией на нее сына: тот стремился лишь сохранить имеющееся и защитить свои законные наследственные права. Повествуя об агрессивности отца и сопротивлении сына, источники содержат крайне противоречивые толкования ситуации, необычным в которой является уже хотя бы то, что в роли нападающего выступает не сын и наследник престола, а, напротив, отец, стремящийся всячески понизить статус собственного сына. Не углубляясь в мотивацию поведения Генриха, попытаемся рассмотреть этот своеобразный конфликт поколений, смысл которого не совсем ясен вне исторического контекста, хотя правила игры вполне очевидны. Именно о них, поскольку они довольно определенно характеризуют позицию Ричарда, и пойдет речь. Наряду с политической подоплекой конфликт с отцом в немалой степени определяется и личными качествами Ричарда, тогда как в его взаимоотношениях с Филиппом, привносящих в эту и без того запутанную ситуацию элемент полнейшей дестабилизации, очень отчетливо проступает лишь его политический профиль.

Для современников двойная измена отцу и королю была едва ли оправдываемым преступлением. И того, что Генрих умер во время столкновений с сыном, оказалось достаточным, чтобы на Ричарда легло позорное пятно отцеубийцы. Когда же Говден и Гиральд сообщают, что при приближении Ричарда у мертвого Генриха пошла носом кровь, следует иметь в виду, что современникам без лишних слов было ясно, что это должно означать. Мы знаем этот «Божий суд» из «Песни о Нибелунгах», намек тоже ясен: когда Хаген подходит к убитому Зигфриду, у того открываются раны, чем покойник прямо уличает убийцу. Отношения Генриха с его сыновьями не впервые уже приводили к трагедии: в 1183 году, участвуя в поднятом против отца мятеже, погиб его старший сын. Есть нечто роковое в том, что Генрих «убивает» слабого сына, чтобы в конце быть «убитым» сильным сыном.