И вот с такими мыслями я продолжал двигаться вперед, пока не заметил, что моя ступня опускалась на тротуар не вертикально, а боком, что могло оказаться губительным для ботинок. Я попытался найти выход из столь плачевной ситуации. Но не тут-то было! Ведь я находился не дома, а посреди улицы. Тогда я решил не отрывать ноги при ходьбе, а шаркать подошвой по тротуару, что придавало моей походке весьма странный вид. Ибо на Елисейских Полях как-то не принято ходить на лыжах. Затем я попробовал идти так, словно ничего не произошло. Спотыкаясь на каждом шагу, я чувствовал себя так, словно находился под пыткой. Затем, снова взглянув на подошву, я заметил, что она была если не многослойной, то по крайней мере двойной: первый слой, с которым соприкасался носок, был тонким, а тот, что спешил расстаться с ботинком, намного толще. Вот именно, я выразился точно: он только спешил расстаться, ибо, когда я попытался его оторвать, мне пришлось приложить немало усилий, прежде чем я преуспел в своем начинании. К счастью, я уже почти дошел до Рон-Пуена. Здесь я присел на стул и наконец-то минут через десять избавился с большим трудом от утолщенной части злополучной подошвы. Я уже встал и собрался было продолжить свой путь, как ко мне подошла владелица стула и потребовала десять сантимов. И хотя в моем кармане было чуть больше этой суммы, я подумал, что было бы весьма опрометчиво с моей стороны идти на свидание к Катерине с пустыми руками. Что если сестра моей подружки никуда не пойдет после обеда и решит остаться в однокомнатной квартире, которую они снимали на двоих? У меня в запасе оставалось еще немного времени, к тому же Катерина имела привычку опаздывать на свидание как минимум на полчаса, и потому, как бы мне ни было противно, я решил заглянуть к Софи, чтобы занять немного денег. Было два часа дня, а до ее дома оставался всего какой-то километр.

Я отправился в путь и тут же почувствовал, что одна моя нога обута в ботинок, в то время как вторая ступает по асфальту босиком. Однако я быстро привык к столь странному ощущению. Когда человек попадает в экстремальную ситуацию, то у него словно открывается второе дыхание и подключаются внутренние резервы.

Дойдя до дома, где жила Софи, я нечаянно обнаружил в кармане пиджака все ту же оторванную подметку. Я уже размахнулся, чтобы выкинуть ее в канаву, как в подъезде показалась консьержка. И только в лифте мне удалось наконец избавиться от лоскутка кожи, который причинил мне столько неприятностей. Бросив подошву на пол, я отпихнул ее левой ногой подальше от себя в угол. Мне пришло тогда на ум, что мой жест напоминал прощальный поцелуй.

— Вот так сюрприз, — сказала Софи, — а я вовсе не ждала тебя.

Меня удивили бы ее слова, если они лишний раз не подтверждали бы то, о чем я и так догадывался. Я тут же подумал, что подобные высказывания были в духе Софи. Но я решил промолчать, ибо пришел вовсе не для того, чтобы отпускать критические замечания в ее адрес. Софи расплылась в улыбке. Я изложил цель своего визита. Она потянулась к сумочке:

— Да, конечно, сколько тебе нужно? Вот пять тысяч франков. Ну, присядь же хотя бы на минутку.

Примостившись на стуле напротив внезапно погрустневшей Софи, я понял, что, заглянув к ней, свалял дурака. Ее короткое раздумье сменилось напускной беспечностью.

— Ты пришел вовремя. Представляешь, я условилась с портнихой о примерке, совсем упустив из виду, что сегодня четверг и малышка остается дома.

Она прервала свою речь для того, чтобы, приоткрыв дверь в коридор, позвать: „Жизель! Папа пришел! Беги и поцелуй же его скорее!“ Затем, обернувшись ко мне:

— Я попала в затруднительное положение.

— К чему так расстраиваться? Тебе следует только позвонить портнихе и перенести примерку на другое время.

— У нее нет телефона, а мне необходимо поскорее получить платье, так как я приглашена в субботу на свадьбу.

— Разве ты не можешь отправиться к портнихе вместе с Жизель?

— Что ты! Она живет у черта на куличках. Знаю, ты скажешь, что следует выбирать портниху поближе к дому? Но она хорошо шьет и к тому же недорого берет. И по четвергам Жизель надо обязательно водить на прогулку, чтобы она дышала воздухом.

— И что же ты предлагаешь?

— Погуляй с Жизель. Ведь она так редко видит тебя и будет на седьмом небе от счастья.

Однако я вовсе не был уверен, что Жизель настолько обрадуется прогулке со мной, как утверждала ее мать. Девочка вошла в комнату в самом плохом расположении духа и заявила, что новые туфли, которые она разнашивала дома, натерли ей пятку, и теперь она хотела обуть поскорее старые ботинки. По настоянию матери она на ходу чмокнула меня в щеку. Мне подумалось, что членам нашего семейства хорошо бы передвигаться на роликах — настолько у нас слабые ноги. Но я оставил эти мысли при себе, ибо настал момент сообщить Софи о том, что взятые ранее обязательства не позволяли мне отправиться на прогулку с малышкой.

— И какие же у тебя дела?

— У меня назначена встреча с другом.

— Так погуляйте втроем. Твой друг будет в восторге от Жизель.

Послушать Софи, так можно подумать, что мы живем в мире, где шалости Жизель вызывают всеобщий восторг.

— Я так редко прошу тебя оказать мне услугу.

Мне также нечасто приходилось обращаться за чем-либо к Софи. Похоже, для нее и этого было много. И мне ничего не оставалось, как смириться с обстоятельствами, которые складывались в тот день не в мою пользу.

— Пусть малышка поторопится, — сказал я, — и наденет старые туфли.

В мгновение ока Софи собрала малышку для прогулки. Похоже, что мой приход пришелся весьма кстати, ибо версия о портнихе, с которой нельзя было связаться по телефону, показалась мне неубедительной. Она выпроваживала дочь с такой непривычной для нее лихорадочной поспешностью, что у меня возникло подозрение: если бы я случайно не заглянул к Софи, то бедной крошке пришлось бы коротать послеобеденное время у консьержки. И все же Софи стояла на балконе и смотрела нам вслед до тех пор, пока мы не свернули за угол и я, бросившись к стоянке такси, не взял малышку за руку.

— Мы идем в кино?

— Нет, мы просто погуляем.

Похоже, что малышку разочаровал мой ответ. По-видимому, она не ожидала ничего интересного от поездки на такси. И мне пришлось напустить на себя загадочный вид, чтобы оставить девочке надежду на увлекательное путешествие.

— Обещай, что не расскажешь маме о том, что сегодня увидишь или услышишь.

— Да я и так никогда не делюсь с ней.

С надутыми губками, она была прелестна как никогда. Представляю, как мать твердила ей с утра до ночи, что она похожа на Ширли Темпл или Дину Дурбин, а может быть, еще на какую-то другую смазливую экранную диву, вызывавшую слезы восторга и умиления на глазах провинциальных барышень.

Одни только слабые рассудком люди могут назначать свидания в сквере Монтолон в послеобеденное время. Но уж точно не любовники. Если только кто-то из них не проживает на улице Лафайет с юной сестрой, за нравственностью которой приходится следить денно и нощно. Как раз в то время мы переживали нелегкие времена. Пожив какое-то время в Каннах вместе со знаменитым итальянским дирижером, Аньес влюбилась в хиппи неизвестной национальности и при каждом удобном случае — стоило только старшей сестре отлучиться для озвучивания на телевидении одной из очередных ролей в приключенческом фильме — таскалась с ним по номерам близлежащих гостиниц.

— На что они живут? — спрашивала меня с тревогой в голосе Катерина. — У них нет и сантима за душой, а я не даю им ни франка! Откуда они берут деньги?

В последние дни эта мысль не давала ей покоя. Катерина больше всего опасалась, как бы Аньес не привела этого бродягу в крошечную квартирку, где их покойная мать заставила ее поклясться, что она будет присматривать за младшей сестрой. Сама же Катерина не особенно пеклась о своей добродетели, ибо два или три раза в неделю мы ложились в ту самую кровать, перед которой она дала в свое время матери клятвенное обещание. Но такое мы могли себе позволить лишь в отсутствие Аньес, прекрасно понимая, что малышка предается одновременно с нами тем же плотским утехам. И это обстоятельство отравляло жизнь моей подружки. Она принимала как само собой разумеющееся все, что происходило между нами, но те же действия применительно к сестре расценивала как нечто из ряда вон выходящее. Мне казалось, что Катерина слегка помешалась на этой идее, но мне не было от этого легче, ибо я не мог понять, как и почему в душе моей подружки поселилась безумная ревность, не имевшая ничего общего с ее представлениями о высокой морали.