Генерал Матейченков припомнил то ли легенду, то ли быль об овчарке, которая обладала столь тонким нюхом и так ловко насобачилась находить вражеские мины, что боевики объявили за ее голову, живую или мертвую, награду в тысячу долларов…

Он стоял у окна штаба, заложив руки за спину, и наблюдал за вечереющим Грозным.

Темнота наступала быстро, по южному, без особых полутонов. Кажется, только что на западе сияла заря, и вот она враз потускнела, перечеркнутая темными полосами.

Город, однако, опустел еще быстрее.

Уже к шести часам на улицах не было ни души. И дело тут было не комендантском часе: просто каждая улица превратилась в смертельную западню, где любого случайного прохожего могут подстрелить, просто так, на всякий случай.

Теперь задача любого – пережить ночь, докарабкаться до утра.

У военных – свои заботы. Хотя они уже стали привычными, однако все равно будоражат. Солдаты укрываются в блиндажах, окопах полного профиля. Готовят боевое оружие, снимают его с предохранителя: нужна постоянная боевая готовность, иногда вопрос жизни и смерти решается в несколько коротких мгновений.

Под особое наблюдение берутся опасные развалины – а опасны в принципе все. Боевики, выползающие из своих нор, перемещаются, все время меняя позиции. Вынырнул из подземного люка, отстрелялся либо метнул гранату, заложил на проезжей части мину – и обратно, в надежное подземелье.

Матейченков смотрел на пустынную уличную перспективу. Размышлял, как объединенной федеральной группировке надлежит действовать дальше. Так или иначе, нынешнее положение с «подземным царством» нетерпимо.

Видимо, и боеприпасов у боевиков там достаточно, и возможности есть для лечения своих раненых, да и убитых там же хоронят, как велит мусульманский обычай.

Пробовали бороться с вылазками из-под земли самым прямым и грубым путем: как только встречали подозрительный люк, ведущий к подземным коммуникациям, его открывали и забрасывали гранатами, затем замуровывали кирпичами или бетоном.

Но такой метод мало что дал – слишком много люков было в Грозном. Да и что даст замурованный люк? Выбраться можно и из любого другого, или – в крайнем случае – вырыть другой, если это так уж необходимо.

Нет, нужно было придумать что-то радикальное, и в этом смысле генерал Матейченков крепко надеялся на «экспедицию» полковника Николая Петрашевского.

А пока генерал стоял у окна, наблюдая, как стремительно замирает жизнь в чеченской столице.

На ночь усиливается охрана блокпостов. К ним подтягивается военная техника. Резко увеличивается и само количество блокпостов, они располагаются во всех узловых точках города. Вон из остановившейся у блокпоста бронемашины поспешно выгружаются цинки с боеприпасами, автоматы, гранатометы с подствольниками…

Ни о каком городском освещении, конечно, и речи нет. Для случайного прохожего, который немного заплутался в каменных джунглях и во время не поспел домой, это, конечно, чревато разного рода неприятностями, а то и смерти подобно.

Не очень это приятно и для тех, кто сидит в окопах и за толстыми и все-таки ненадежными стенами блокпостов. В темноте ведь можно и не заметить подползающего или уже целящегося в тебя врага, ежели у тебя нет прибора ночного видения. У нас этих приборов – страшный дефицит, без них ночью плохо.

Зато кому вольготно ночью – это вражеским снайперам, у которых имеются эти самые приборы. Тем самым пресловутым «белым колготкам», как их окрестила народная молва.

Часть снайперов надежно укрыта среди развалин, так сказать, законспирирована там. Они могут сидеть среди развалин сутками и даже неделями, ничем себя не проявляя, и ожидать своего часа. Из из подземелья, опять же по ночам, доставляют горячую еду и все прочее, необходимое для жизнедеятельности.

И все это делается для того, чтобы в подходящий момент произвести один-единственный выстрел, который может нанести федералам урон больший, чем трехтонная вакуумная бомба.

Снайпер выстрелил – и его миссия в данной точке выполнена: его срочно эвакуируют под землю через ближайший люк, где он – или она – по всей вероятности, имеет условия для того, чтобы отдохнуть и набраться новых сил.

«Вот до того бы осиного гнезда добраться! – подумал генерал Матейченков. – Но вряд ли сумеет их разыскать там полковник Петрашевский, особенно с первого раза».

За окном уже совсем стемнело.

Вдали и вблизи грохочут очереди автоматического оружия разных видов и систем. Одни, видимо, бьют прицельно – блокпосты перестреливаются с боевиками, которые вылезли из подземных нор. А кто-то, возможно, палит в белый свет как в копеечку, чтобы пересилить свой страх.

В белый свет… А вот света как раз и нет.

Матейченков не раз наблюдал в боевых условиях, во время ночного боя, как в небо запускаются осветительные ракеты, на парашютах или без, как обе стороны обмениваются трассирующими очередями. Но все это было вне Грозного, в горных либо равнинных условиях.

Здесь же, в городе, нет ни осветительных ракет, ни трассирующих очередей. Причина проста: ни одна сторона не желает себя обнаруживать, чтобы не попасть под обстрел противника.

– Иван Иванович, отошли бы от окна, – произнес дежурный штабной офицер. – Может задеть ненароком.

– Я заговоренный, – отшутился, как всегда в таких случаях, генерал Матейченков.

– Что-то нашего общего друга не видно? – спросил дежурный офицер, остановившись за его спиной.

– Кого это?

– Полковника Петрашевского.

– У вас к нему дело? – спросил Матейченков, не оборачиваясь.

– Небольшое…

– Можете передать через меня.

– Да нет, ничего… Время терпит. Просто, он раньше часто в штабе бывал, а теперь уже несколько дней его не видно.

– Наверно, новые анекдоты собирает. Как наберет две дюжины, так и появится.

– Видимо, так, – согласился офицер.

Матейченков решил никому не говорить о секретной миссии полковника: береженого и бог бережет. Мало ли, какая утечка информации и по какому каналу может произойти? У него в памяти еще живы били истории с похищением секретных карт из Генерального штаба, которые потом возвращались боевиками с издевательскими ленточками в виде повязки.

Да мало ли подобных историй! Любая такая утечка, случайная или злонамеренная, может оборвать жизнь полковника, которая и так зависла на волоске.

Тревога за Петрашевского не покидала генерала. Главное, и поделиться было не с кем – он не делал этого, чтобы, не дай бог, не повредить тем самым Николаю.

…Но работа – сложная, кропотливая, почти ювелирная, – требовала своего. На столе генерала все время появлялись сводки, оперативные донесения, просьбы о подкреплении, по радиотелефонной связи приходилось все время решать постоянно возникающие проблемы взаимодействия сил, относящихся к различным ведомствам…

Матейченков оторвался от окна, сел за стол и погрузился в работу.

А Грозный продолжал жить собственной жизнью – если это, опять-таки, можно назвать жизнью, а не выживанием. С погружением в темноту перестрелка стремительно нарастала. К очередям из автоматического оружия добавились – злое тявканье минометов, глухие хлопки подствольников, взрывы фугасов и мин.

– Попал я однажды в такую переделку, – сказал дежурный штабист и зябко передернул плечами.

– В ночной бой? – спросил Матейченков.

– Знаешь, это даже боем назвать трудно.

– Что же это было?

– Послал меня начальник штаба проверить работу одного блокпоста, – произнес офицер. – А дело было под вечер. Далековато отсюда, да и место сволочное – там все время боевики из пригорода норовят просочиться.

– Они везде норовят просочиться.

– Ну, вот. Прибыл я на место, туда-сюда.

– На машине?

– Упаси бог! На БТРе. Пока с хозяйством их разбирался – тут и вечер наступил.

– Пора меж волком и собакой.

– Она самая. Уже пора в штаб возвращаться, а тут, слышу, стрельба издали начинается.

– Ай, ай.

– Нет, серьезно: противное ощущение, когда днем – вроде мирный город, а ночью начинается пальба со всех сторон, а ты – аккурат посередке.