Последний этап эволюции мировоззрения Торо показывает, что, несмотря на трансценденталистскую подоплеку взглядов философа, сила его демократических убеждений была необычайно велика. Она заставила его в момент нарастания революционной борьбы американских негров и фермеров встать на их сторону. Развитие социальной борьбы оказало на философа решающее влияние. Приверженность Торо к непротивленчеству на ранних этапах своей эволюции не в последнюю очередь объяснялась отсутствием реальных общественных сил, способных изменить социальный уклад. Но когда эти силы заявили о себе во весь голос, философ счел необходимым присоединиться к ним.

При всей сложности и противоречивости социально-философского мировоззрения Торо его ведущей тенденцией, всякий раз заявлявшей о себе и пробивавшей себе путь, оказывалась тенденция демократическая. Она часто вступала в конфликт с трансцендентализмом Торо, и это служило причиной идейной непоследовательности и компромиссности тех или иных решений философа, но в исторической перспективе Торо и сегодня все же предстает как один из поборников традиции, выросшей из революционной борьбы американского народа за независимость и предворявшей леворадикальную идеологию второй американской революции — Гражданской войны 1862–1865 гг.

Вместо заключения. Торо в меняющемся мире

ыне, когда Генри Дэвид Торо по праву стал рассматриваться в числе наиболее выдающихся представителей американской культуры, а его книга «Уолден, или Жизнь в лесу» повсеместно признана классическим произведением мировой литературы, история медленного и трудного роста его известности представляется особенно парадоксальной.

Почти полностью игнорируемый своими согражданами как писатель и философ, Торо еще при жизни стал одной из «достопримечательностей» Конкорда: молва издевательски славила полоумного чудака, презревшего каноны американского здравого смысла и отдавшего все свое время бессмысленным прогулкам в лесу. За ним навсегда закрепилась слава вольнодумца, что вызывало ненависть обывателей. По свидетельству жителей Конкорда, где похоронен Торо, до самого последнего времени на кладбище Сонной лощины приходила дряхлая старушка. Положив цветы на могилы Эмерсона и Готорна, она поворачивалась к надгробному камню на могиле Торо и, потрясая сухонькими кулачками, кричала: «И ничего тебе, грязный безбожник!» С легкой руки бывших соратников и товарищей Торо по Трансцендентальному клубу его имя в течение полувека ассоциировалось в сознании американцев с писателем-пейзажистом весьма ограниченного таланта и уж во всяком случае сугубо регионального значения. Действительно, «нет пророка в своем отечестве»: зарубежная слава Торо — в Англии, Германии и России — намного опередила его признание на родине.

В этой связи весьма интересным и важным для истории философии представляется то обстоятельство, что на творчество Торо обратил внимание Лев Николаевич Толстой. Со свойственной для него пытливостью русский писатель и философ постоянно знакомился с новейшими достижениями западной культуры. В начале 90-х годов XIX в. он прочитал эссе Торо «О долге гражданского неповиновения» и указал В. Г. Черткову на необходимость перевода этого произведения на русский язык (22, 64), что и было сделано[12].

Интерес Л. Н. Толстого к произведениям Торо со временем стал более глубоким. В лице американского мыслителя Лев Толстой увидел своего философского единомышленника. Об этом говорят и частые упоминания Торо в переписке Толстого, и многочисленные цитаты из его произведений, включенные Толстым в сборники афоризмов великих людей «Круг чтения», «Путь жизни», «На каждый день».

Идейная близость Толстого и Торо — предмет большого и самостоятельного исследования, пока еще никем не осуществленного. В данном случае можно ограничиться лишь самыми общими замечаниями. Бесспорно, что, познакомившись с идеями Торо, русский писатель прежде всего обратил внимание на теорию ненасильственного сопротивления, которая во многом, если не во всем, совпадала с его собственным учением о непротивлении злу насилием. В силу этого Толстой выделял из всех произведений Торо «О долге гражданского неповиновения». Романтический натурализм американского философа, по-видимому, оставил Толстого совершенно равнодушным. Эйльнер Моод — англичанин-толстовец, несколько раз беседовавший с русским писателем, — так передает оценку Торо Л. Н. Толстым: «Лучшим из произведений Торо Толстой считает его „Этюд о гражданском неповиновении“… Великая заслуга автора этого этюда заключается в том, что он с большой ясностью указал на право человека отвергать и отказываться каким-либо образом поддерживать правительство, которое поступает безнравственно… Торо не чувствовал никакой склонности к занятиям политическими вопросами, но в равной степени не чувствовал склонности поддерживать правительство, которое он осуждал… „Этюд о гражданском неповиновении“… может служить источником могущественного протеста против войны и других зол, насильно навлекаемых правительством» (цит. по: 16, 104).

Близость Г. Д. Торо и Л. Н. Толстого исследователи традиционно ограничивают исключительно идеями непротивления. Но ведь в мировоззрении обоих мыслителей непротивленчество вытекало из более общих философских посылок. Насколько совпадали эти посылки? Вопрос ожидает своего разрешения, хотя и сейчас можно говорить об определенном родстве взглядов Торо и Толстого на мораль, религию, науку; правда, утверждать это надо с осторожностью и оговорками. Так, секретарь Толстого В. Булгаков отмечал в своем дневнике: «Вечером (Толстой. — Н. П.) говорил, что читал книгу Торо „Вальден“ и что она как раньше ему не нравилась, так и теперь не нравится. „Умышленно оригинально, задорно, неспокойно“, — говорил о Торо Лев Николаевич» (19, 261). Но в том же 1910 г. в руководимом Толстым издательстве «Посредник» вышло наиболее полное дореволюционное издание только что упомянутого трактата (см. 3).

Посетители музея-усадьбы «Ясная Поляна» и сейчас могут видеть в рабочем кабинете Толстого среди книг, к которым писатель обращался каждодневно, томик «Уолдена» Торо, изданный в Лондоне в 1904 г. Согласно некоторым свидетельствам, имя Торо, его моральное учение были предметом постоянных обсуждений и дискуссий в кругу людей, близких Толстому. Уединенный домик на территории усадьбы, так называемый «павильон в яблоневом саду», служивший домашним лазаретом для приходивших к Толстому больных крестьян, был переименован в «виллу Торо», что объяснялось отчасти его внешним сходством с хижиной Торо на Уолденском озере.

Исследование отношения Л. Н. Толстого к философии Генри Торо может в равной степени углубить понимание творчества обоих мыслителей. Многое в этом отношении может дать изучение архива Л. Н. Толстого и прекрасно сохранившейся яснополянской библиотеки, весьма обширная иностранная часть которой на сегодняшний день еще далеко не описана. Между тем она содержит немало книг американских философов и писателей XIX в.

Имя Торо тесно связано также с общественной деятельностью выдающегося индийского мыслителя Махатмы Ганди. В 1906–1907 гг., когда М. Ганди возглавил борьбу за гражданские права индийских иммигрантов в Южной Африке, он впервые услышал о «Долге гражданского неповиновения» Торо. Впоследствии Ганди так вспоминал о прочитанном в тюрьме эссе американского философа: «Идеи Торо оказали на меня огромное влияние. Я активно воспринял часть из них и рекомендовал всем моим друзьям, помогавшим мне в деле освобождения Индии, изучить Торо. Вот почему я действительно взял из „Долга гражданского неповиновения“ название возглавляемого мною движения… До тех пор пока я не прочитал это эссе, я никак не мог найти подходящего слова для индийского satyagraha… Нет сомнения, что идеи Торо в огромной степени повлияли на освободительное движение в Индии» (65, 238–239). Ганди превосходно знал произведения Торо и, как руководитель кампании всеобщего ненасильственного сопротивления английским колонизаторам, использовал многие положения политической программы Торо. Гандизм — философско-политическое учение, обоснованное Махатмой Ганди, — в некоторых аспектах представляет собой применение идей Торо к задачам антиколониальной национально-освободительной борьбы (ср. 94, 147).