С какими трудностями сталкивается Локк, когда определяет ощущения вторичных качеств как следствия взаимодействия явлений внешнего мира и органов чувств? Иолтон считает, что поскольку, согласно Локку, вторичные качества являются «лишь силами частичек, которые способны быть причиной идей в наших умах, то не имеется никаких качеств, а имеются только идеи. Даже при ясном признании того, что Локк устанавливает различие между идеями и качествами, вторичные качества не являются действительными качествами. Понятие обычного объекта (стола, стула), лишенного вторичных качеств, несостоятельно и устраняет то, что мы обычно подразумеваем под такими объектами» (70, стр. 126). Иолтон ставит вопрос о связи проблемы причинности и проблемы вторичных качеств и видит главную трудность локковского истолкования вторичных качеств в отрицании объективного существования вторичных качеств.

Что же касается связи проблемы причинности и проблемы вторичных качеств или, более широко, проблемы первичных и вторичных качеств, то следует подчеркнуть, что попытки дать научное решение вопроса о соотношении объективной многокачественности природы и отражении ее в чувствах при помощи односторонней «каузальной теории» восприятия не могут привести к успеху ни в анализе историко-философских концепций, ни в анализе современного состояния проблемы.

И Бойлю, и Локку было хорошо известно, что одинаковые следствия могут вызываться различными причинами. Это убедительно показал Ньютон, проводя грань между ощущением цветности и понятием о простом монохроматическом свете. Он доказал, что разнообразные комбинации различных простых монохроматических лучей могут вызывать одни и те же цветовые ощущения; поэтому цветность не определяет однозначно простоту или сложность светового луча. Тогда возникает вопрос: а какого типа соответствие имеется между объективной причиной ощущения и ощущением вторичного качества? Локку не удалось, несмотря на то что он оперирует и категорией «соответствия ощущений воспринимаемым качествам», показать своеобразие различных типов соответствия между формами чувственной репрезентации (в современной терминологии — отражения) действительности и самой действительностью. Вот почему он сплошь и рядом не разъясняет специфики выделения в содержании человеческих ощущений таких компонентов, которые определяются строением человеческого тела, как, например, в случае соотношения плотности внешних объектов и плотности человеческого тела: «Мы даем вещам имена „твердый“ и „мягкий“ только (курсив наш. — Г. З.) по отношению к строению нашего собственного тела» (6, т. I, стр. 146).

За это «уцепились» субъективный идеалист Беркли, агностики Юм и Кант. Различие между ними лишь в том, что Беркли просто отбрасывает допущение объективных причин ощущений, а Юм и Кант, используя отсутствие у Локка уточнения познавательного соответствия между причинами ощущений и ощущениями, объявили принципиально непознаваемыми объективные причины ощущений. Постановка вопроса об отношении свойств, качеств внешних вещей к органам чувств человека, к человеческому организму у Локка в целом ряде случаев носит еще такой неопределенный характер, что в один ряд ставятся функциональные особенности экстерорецепторов, т. е. органов чувств, в наибольшей мере специализирующихся на отражении внешнего мира, и интерорецепторов, т. е. органов чувств, специализирующихся преимущественно на отражении внутриорганических состояний человека: «Как будто манна не может воздействовать на глаза и нёбо и через это вызывать в уме не существующие в нем самом особые отличные друг от друга идеи, так же как она, по нашему признанию, может воздействовать на кишки и желудок и через это вызывать отличные друг от друга идеи, которых он сам по себе не имеет!» (6, т. I, стр. 158).

Такой же характер носят рассуждения Локка об отсутствии сходства между чувством боли, вызываемым в теле куском стали, и сталью и об отсутствии сходства между ощущениями цветов и свойствами стали порождать эти ощущения. Но «гносеология» желудка была, конечно, ненадежной опорой в деле уточнения природы познавательного соответствия между качествами внешних вещей и ощущениями.

Очевидно, что каузальное объяснение ощущений как существенный компонент локковского сенсуализма было необходимым, но недостаточным условием для доказательства того, что ощущения информируют об объективных свойствах, качествах, репрезентируют их. Признание того, что ощущения имеют объективные, материальные причины, совместимо с теоретико-познавательными принципами Канта, считавшего в отличие от Локка эти причины непознаваемыми, и в какой-то мере совместимо с теоретико-познавательными принципами Юма, допускавшего возможность существования объективных причин ощущений, но отрицавшего возможность доказательства их существования в связи с более радикальным, чем у Канта, агностицизмом. «Ум… — утверждает Юм, — никоим образом не в состоянии произвести какой бы то ни было опыт относительно соотношения между восприятиями и объектами. Поэтому предположение о таком соотношении лишено всякого логического основания» (42, т. II, стр. 156). В локковском объяснении природы ощущений вторичных качеств каузальный принцип как самодовлеющий выступает лишь в отдельных случаях, как, например, в случае приравнивания функциональных особенностей экстерорецепторов и интерорецепторов. Но именно в этих случаях каузальное объяснение ощущений не является диспозиционным объяснением. Когда же вслед за Бойлем Локк дает диспозиционное объяснение ощущений вторичных качеств, то каузальный принцип сочетается с принципом соответствия ощущений, обусловленных диспозиционными свойствами органов чувств, качествам объектов, возможность восприятия которых в не меньшей мере обусловлена диспозиционными свойствами объектов.

Именно в этом следует видеть теоретикопознавательную основу утверждений Локка, что и ощущения вторичных качеств являются источником знаний о мире. И именно в этом смысле и Бойль, и Локк подчеркивают, что реальности фактов сознания — ощущениям вторичных качеств соответствует физическая реальность порождающих ощущения свойств. Идея такого соответствия ясно формулируется в следующем высказывании Бойля: «Можно даже сказать в весьма подходящем смысле, что тела имеют такие качества, которые мы называем чувственными, даже в случае если бы и не было живых существ в мире, так как тело в этом случае может отличаться от тех тел, которые сейчас совсем лишены качеств, тем, что имеет такую диспозицию составляющих ее корпускул, что в случае, если оно будет соответствующим образом прилагаться к органам чувств живого существа, оно будет производить такие чувственные качества, которые тело другого строения не будет производить» (50, т. III, стр. 24). Эта же идея соответствия ощущений вторичных качеств реальным свойствам проводится и Локком, когда он пишет о вторичных качествах: «Особый объем, число, форма и движение частиц огня или снега реально находятся в них, воспринимают ли их чьи-либо чувства или нет. Их, следовательно, можно назвать реальными качествами, потому что они реально существуют в этих телах» (6, т. I, стр. 157).

Так же как и Бойль, об этой реальности вторичных качеств Локк пишет как о специфической, а именно диспозиционной. Правда, в отличие от Бойля он не употребляет термин «диспозиция». Но смысл таких его выражений, как «способно вызывать… идею» (6, т. I, стр. 159), диспозиционный. Диспозиционный характер вторичных качеств особенно четко разъясняется при характеристике зрительных ощущений: «…такое взаимное расположение частиц… которое способно вызывать в нас идею красноты, когда лучи света отражаются одними частями этого твердого камня, и идею белизны, когда они отражаются другими его частями» (6, т. I, стр. 159).

На диспозиционный характер локковского объяснения вторичных качеств указывает Иолтон: «Локковская концепция силы была диспозиционной, и она была следствием принятия им корпускулярной гипотезы, то есть силы объектов являются действиями своеобразных групп сосуществующих частичек, составляющих реальную сущность объекта. Специфические качества, которые объект может производить на вторичном уровне, определяются природой реальной сущности объекта» (70, стр. 23–24). О влиянии Бойля на философские установки «Опыта» свидетельствует и такой факт: в библиотеке Локка находилось более шестидесяти работ Бойля (см. 57, стр. 91–93), значительная часть которых была вручена самим автором.