— Что с вами? — услышала Паша встревоженный голос Соколова.

— Так, ничего, — виновато ответила Савельева и, взяв себя в руки, добавила обычным спокойным голосом. — Спасибо вам, Леонид Дмитриевич, за все, что вы сделали. А теперь извините, мне пора. До свидания!

В небольшом домике на Ковельской улице, надежно укрытом от взоров прохожих густой порослью смородины и малины, Михаил Неизвестный докладывал Паше и Ткаченко об окончательном решении командования отряда.

— Наше предложение о налете отклонено сразу и единодушно, — говорил Михаил.

— Почему? — встрепенулся Ткаченко. — Мы можем собрать и вооружить до сорока человек из бывших пленных и местных ребят, неужели этого мало, чтобы перебить часовых и ворваться в склад?

— Да нет, не мало, — ответил Михаил, — но что дальше? И вообще, зачем налет? Командование специально подчеркнуло, что это не обычная диверсия и бой нам ни к чему. Нам нужно похитить, тихонько, без лишнего шума, один-единственный снаряд и передать его товарищам из отряда так, чтобы они сумели наверняка вынести его из города. Мне правильно напомнили, что неподалеку от вокзала казармы. Если солдаты успеют оцепить склады, все погибло, никто не вырвется.

— Ну и рванем этот склад к чертовой матери! — не выдержал Ткаченко.

— Да что вы говорите, Алексей Дмитриевич! — тут уж вмешалась Паша. — Ведь мы отравим весь город! Снаряды-то химические! Да и задания Москвы не выполним. Нет, это никуда не годится, будем действовать так, как рекомендовали в отряде, — твердо закончила девушка. И добавила, уже специально для Ткаченко: — В конце концов, это приказ, а приказы не обсуждаются. Так, кажется, по уставу?

Михаил улыбнулся невольно. До чего же изменилась Паша за эти недели руководства группой после гибели Виктора Измайлова. Вот и про устав упомянула, а ведь никогда в армии не была. Молодец, Паша, быть тебе, по всему видать, настоящим руководителем. Недаром в отряде после долгих, правда, раздумий именно ей доверили возглавить всю организацию.

Между тем Паша, словно смутившись собственной резкости, виновато взглянула на Ткаченко и тихо сказала:

— Извините, Алексей Дмитриевич…

— Что ты, Паша? — удивился Ткаченко. — И впрямь, что это меня так занесло? Приказ есть приказ. Да и план мой, теперь вижу, ни к черту не годится.

Паша успокоилась. Она никак не могла до конца освоиться с мыслью, что она командир, и что эти люди, старше и опытнее ее, обязаны выполнять ее распоряжения, давать ей отчет в своих действиях, и что она, Паша, теперь несет ответственность за них.

Но, странное дело, если первые дни и недели после гибели Виктора эта ответственность угнетала ее, ложилась на плечи тяжким грузом сомнений и опасений, то теперь придавала ей силы и уверенность. Вот только приказывать товарищам так естественно и твердо, как это делал Виктор, она не научилась. Но ведь Виктор был кадровый командир, ему было легче, его учили командовать. А ее, Пашу, разве кто-нибудь учил посылать людей на смертельно опасные задания?

Вдруг поняла, что и ее учили… Хотя и не словами, а действиями, не прямо, наставлениями, а собственным примером. Учил Николай Громов. Учил Виктор Измайлов. Вот сейчас незаметно, чтобы не задеть ее командирского самолюбия, преподнес урок Миша Неизвестный. Да и Ткаченко… Ну конечно же! Он уже давно понял, что его план вооруженного нападения на склад никуда не годится, и защищал его лишь для того, чтобы именно она, Паша, как руководитель группы, подвела итог ненужному спору, ненужному, потому что приказ из отряда все равно обсуждению не подлежал. Значит, он это все нарочно… Ну и хитрец Алексей Дмитриевич!

Паша неожиданно для всех рассмеялась. Сразу пропала неловкость, до сих пор мешавшая ей думать и говорить. Ткаченко удивленно посмотрел на девушку, встретил ее понимающий взгляд и тоже, заговорщицки подмигнув, улыбнулся.

Совершенно успокоившись, Паша спросила Неизвестного:

— Так что же нам предлагают в отряде?

— Медведев и его заместитель по разведке считают, что самое лучшее, если на склад проникнет всего несколько человек, переодетых в немецкую форму. Снимут часовых, взломают дверь помещения, где хранятся снаряды, и вынесут хотя бы один наружу. К тому дню, когда мы будем готовы, в город прибудет человек из отряда, который в ту же ночь, пока не перекрыты дороги, вывезет химический снаряд на «зеленый маяк».

Разведчики склонились над планом. Задача была не из легких — со всех сторон территорию склада окружал кирпичный забор с козырьком такой не перелезешь. Перед забором тянулось сплошное проволочное заграждение с несколькими проходами. Сам склад состоял из десятка одноэтажных каменных строений, у входа в каждое — часовой. Инженер Соколов сообщал, что вагон с химическими снарядами разгружали у самого дальнего склада, за которым был второй выход с территории. И разведчики сразу же оценили, что часовой у этого здания и часовой у запасного выхода не могли видеть друг друга. Покидать склад нужно было именно здесь, через этот выход, чтобы не пересекать еще раз всю территорию.

Паша, Неизвестный и Ткаченко не обменялись и словом, но общий замысел операции, предложенный командованием отряда, уже был ими схвачен. Смущало только одно…

Молчание нарушила Паша.

— Мне все ясно, — обратилась она к Михаилу, — но если нам предстоит пересечь всю территорию… Сколько тут? Метров триста? И в общем-то по открытому месту, как мы пройдем без пароля?

Неизвестный довольно рассмеялся:

— Все будет в порядке, если действовать с умом и решительно, я бы даже сказал — нахально. Нужно только говорить по-немецки без акцента, но у меня, кажется, с немецким все в порядке. Товарищи в отряде объяснили, как можно узнать и пароль и отзыв. Понимаешь, немцы сами нам их, конечно, не скажут. Но если мы изобразим из себя часовых, то любой встретившийся нам солдат должен будет назвать пароль.

— А как с отзывом? Если не ответить, он сразу поднимет тревогу…- спросил Ткаченко.

— А мы ему ничего отвечать и не должны, — сказал Михаил. — Мы этого солдата… — и он выразительно провел ребром ладони по горлу.

— Понимаю, — медленно выговорила Паша. — Значит, пароль мы уже будем знать, а отзыв нам назовет следующий часовой сам!..

Девушка была явно довольна собственной догадливостью.

— Ну конечно же! — подхватил Михаил. — Этого второго нам даже не нужно будет убирать, пусть себе охраняет нас на здоровье. А часовых у самого здания с паролем и отзывом уже ничего не стоит снять.

— Здорово придумано! — Ткаченко не выдержал и возбужденно зашагал из угла в угол, то и дело с шумом натыкаясь на гнутые венские стулья. — И действительно, не нужно тридцати человек. Вполне управятся и трое. Кстати, патрули и ходят по трое.

— И тертой махорочки надо с собой прихватить, — подхватил Неизвестный, — следы от овчарок засыпать.

После довольно серьезных споров решили, что основную боевую группу составят они сами: Ткаченко, Неизвестный, Савельева. Все трое знали, что руководителям подпольных, тем более разведывательных групп не положено самим принимать участия в боевых операциях. Закон, отстраняющий руководителя от личных активных действий, обоснован и оправдан практикой. Но та же практика знает и немало исключений из правила, когда того требовали обстоятельства исключительные.

Необходимость своего участия в операции Паша обосновывала примерно так. Похищение химического снаряда — самое ответственное задание, когда-либо порученное луцким разведчикам. Это предъявляет к его исполнителям особые требования. Неизвестный и Ткаченко самые подходящие кандидатуры на роль двоих «патрульных». Но кто будет третьим? В организации есть, конечно, смелые и преданные люди, но кто из них может убедительно и наверняка сыграть роль немецкого часового? Ткаченко и Неизвестный перебрали всех и с сожалением признали, что привлечь больше некого. Один чересчур горяч, может сорваться, другой после ранения не может быстро ходить, тот не знает немецкого языка…