Давид схватил его руку и крепко пожал ее.

— Если вы будете нуждаться в друге, — повторил он, — вы найдете меня у мсье Пьера Ганьона, номер одиннадцать, улица Святой Урсулы. А пока что возьмите вот это и позаботьтесь, чтобы кто-нибудь перевязал вам спину.

Карбанак изумленно глядел на свою огромную ладонь, на которой лежало больше денег, чем он когда-либо видел. Давид тотчас же оставил его и только однажды повернулся и приветливо кивнул ему головой. Он спешил к дому Пьера Ганьона, где теперь был его собственный дом…

«Надолго ли?» — спрашивал он себя. В нем зародилось сильное желание пуститься немедленно назад к реке Ришелье. Теперь уже его подозрения относительно замыслов Биго превратились в полную уверенность. Биго, который сулил ему богатство и славу, который сумел завоевать веру и любовь Анны Сен-Дени, которого последняя считала безукоризненным джентльменом и честным патриотом, действительно был тем негодяем, каким его считали враги.

Пьера Ганьона не было дома, когда Давид Рок вошел в его комнату. Юноша быстрыми шагами ходил взад и вперед по огромной комнате, пока наконец не устал. В груди у него горел огонь, который буквально пожирал его. Он принял твердое и определенное решение, изгнавшее зародившееся было желание вернуться на реку Ришелье.

Если Биго действительно таков, каким он считает его, если он обманывает Анну Сен-Дени, его Анну, если правда то, что говорили Пьер и Нанси, если он способен на то, что сейчас рассказывал ему Карбанак, — в таком случае он, Давид Рок, будет трусом, если сейчас убежит.

Это будет поступком, которого стыдился бы Черный Охотник.

Бешеная злоба охватила душу молодого охотника, одновременно в нем проснулись инстинкт лесного жителя и вместе с тем досада на Анну за ту роль, которую она играла. Она выбирала между ним и интендантом и предпочла отдать свое доверие последнему.

Он почти не сознавал, что держит в руках какой-то сверток бумаги, взятый со стола. Это был документ о его производстве, написанный на пергаменте, перевязанном синей ленточкой. Давид развязал ленточку и горящими, глазами прочел о своем производстве в лейтенанты.

Очевидно, Анна прислала этот документ с посыльным. От себя она не написала ни одной строчки. В руках Давида не было ничего, кроме пергамента, который шуршал, подобно сухим листьям. Сердце юноши бешено колотилось. Он швырнул пергамент на стол, словно в нем было что-то омерзительное…

Интендант Биго сдержал свое обещание. Почему?

Завтра, послезавтра — когда-нибудь он узнает причину этого, даже если ему придется отдать за это жизнь… и Анну.

Он очень обрадовался, когда услышал в коридоре шаги Пьера Ганьона.

Пьер вошел и, не произнося ни слова, крепко пожал руку своего друга. Затем он подошел к стене, снял пистолет, которым он накануне размахивал перед носом Давида, и положил его на стол.

Когда он снова посмотрел на Давида, последний заметил в его глазах бешеный огонь.

— Я нашел того человека, — сказал Пьер. — Сегодня в четыре часа мы будем драться в лесу Сен-Рош.

Глава V

Западня

Слова Пьера не вызвали в его друге ни тревоги, ни испуга. Если бы Пьер сказал: «Ты будешь драться сегодня в четыре часа дня», Давид остался бы так же спокоен. Он готов был драться с кем угодно. Черный Охотник однажды говорил ему, что у каждого человека бывают минуты, когда он страстно желает драться. И это желание проснулось сейчас в груди Давида. И поединок Пьера был его поединком.

Пьер открыл ящик и достал оттуда пулю, порох и пыж.

— Я очень рад, что ты здесь, Давид, — сказал он. — Я уже опасался было, что мне придется искать себе секунданта в кофейне. У меня произошла ужасная ссора с Нанси.

— Кто этот человек? — спросил Давид.

— Не знаю, и мне дела нет до этого. Только бы он умел стрелять, потому что я твердо решил убить его, и я не хочу, чтобы меня после мучила совесть. Я всей душой желал бы, чтобы это был капитан Талон.

Впервые за все время Давид Рок обнаружил изумление, и Пьер Ганьон расхохотался, глядя на него. Внезапно он увидел пергамент с производством Давида.

— А, вот это оно и есть? Поздравляю, Давид! Я говорил тебе, что Биго сдержит слово, хотя он и большой негодяй; надо отдать справедливость нашей Анне — она молодец. Право же, ты счастливец!

Давид не стал ничего говорить. Он не спускал глаз с Пьера, готовившего патроны.

— Кто этот человек, с которым ты будешь драться? — снова спросил он.

— Я только могу сказать тебе, что он будет лежать в гробу сегодня вечером, — уверенным тоном ответил Пьер. — Я дал слово Нанси, что сделаю это. Мы с ней ужасно поссорились, я никогда не подозревал, что женщина может прийти в такую ярость. Она назвала меня величайшим трусом, когда-либо существовавшим на земле, и сказала, что когда я стану лицом к лицу с моим соперником, то испугаюсь, уроню пистолет и даже не стану стрелять. Вот почему я начинаю верить, что это и есть капитан Талон. Он считается лучшим стрелком во всей провинции, и он хвастает, что никогда еще в жизни не промахнулся. Ну что же, я тоже не помню, чтобы я когда-нибудь промахнулся.

Он кончил заряжать пистолет и начал беспечно насвистывать.

— Но если ты не знаешь, кто это, как же ты будешь драться с ним?

— Нанси поручилась мне, что он будет ждать меня в четыре часа. О, как она была взбешена! Она призналась мне, что целовала его не один раз, а тысячу, и сказала, что вполне уверена в его победе, равно как и в моей трусости, и заставила меня дать ей странный обет. До чего только может довести женщину озлобление! Если я откажусь стрелять, то должен дать торжественное обещание никогда больше не драться на дуэли. Можешь ты себе представить подобную вещь, когда весь мир знает, что я охотнее откажусь от еды, чем от удовольствия обменяться выстрелами.

Давид молчал. Мало-помалу в сердце его стал закрадываться страх за своего друга. Он тихо произнес;

— Питер Джоэль часто говорил мне, что человек не должен ничего делать под влиянием минутной вспышки. И я верю ему. Если бы ты обождал до завтра…

— … и стал бы посмешищем всего города, не так ли? — огрызнулся Пьер. — Чтобы Нанси пальцем стала указывать на меня на улице? Ба! Где она, пресловутая храбрость ваших лесов, о которой ты столько рассказывал мне?!

Пьер встал и вместе со своим другом вышел на улицу. По дороге он не переставал шутить, между тем как Давид испытывал все больший и больший страх в душе.

Наконец они миновали город, вошли в лес и через несколько минут вышли на опушку, хорошо знакомую Пьеру, который не раз бывал уже здесь и в качестве дуэлянта и в качестве секунданта. Было без пяти четыре: Пьер никогда не являлся ни раньше, ни позже.

Внезапно Давид услышал веселые голоса и смех. «Наверное, случайные прохожие, — подумал он. — Не может, быть, чтобы люди смеясь шли на кровавый поединок». Он отчасти обрадовался этому; дуэль будет хотя бы на некоторое время отсрочена из-за присутствия чужих.

Давид посмотрел на своего друга, и в то же время он снова услышал веселый хохот. Пьер нахмурил брови.

— Я узнаю смех доктора Куэ, — сказал он. — Он большой любитель поединков, но сдается мне, что он проявляет слишком много дружеского расположения к моему противнику. Ну что же, я в скором времени доставлю ему работу.

В это время на опушку вышло из лесу четверо людей. Двое остановились, а двое направились к Пьеру и Давиду.

Один из них, человек маленького роста и худощавый, весело улыбался. Давид невольно вспомнил старого мельника Фонблэ. В руках у маленького человека был ящик с хирургическими инструментами, и Пьер представил его Давиду, назвав доктором Куэ. Вместе с ним был секундант противника, человек средних лет, с чисто военной выправкой.

Пьер как бы случайно посмотрел на двух других мужчин, остановившихся у опушки. Они стояли шагах в пятидесяти от него. Оба были в длинных плащах и с черными масками на лицах. Легкая дрожь прошла по спине Давида Рока. Особенно не понравился ему более высокий, который, подумал он, вероятно, и окажется противником Пьера. В нем было столько достоинства и в то же время столько самоуверенности, что сразу видно было человека, не привыкшего шутить.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: