— Джоун Рэндел, ты что, шутишь?

— Ни капли, — тотчас ответила она.

Наконец-то он разозлился. Как интересно! От этого собственная ее злость поутихла.

— Значит, ты считаешь, что я просто ничтожный, бесполезный, бесхарактерный слизняк? Что я даже глупостей наделать не способен?

— Как это ты догадался?

— Вот, значит, за кого ты меня держишь! И это после того, как я жизнь свою загубил из-за любви к тебе?

Джоун язвительно рассмеялась.

До чего же приятно его мучить! Какое странное жгучее удовольствие!

— Клянусь Богом, ты еще увидишь! — хрипло выкрикнул Джим.

— Что же я такое увижу, а? — передразнила она.

— Все вы в лагере еще рты разинете. Сегодня же уберусь отсюда на границу. Прямо в банду Келлза и Гулдена. Ты обо мне еще услышишь, Джоун Рэндел.

Келлз и Гулден! Наводящие ужас имена беспощадных главарей неведомой банды, которая орудовала на границе и непрестанно пополнялась все новыми и новыми головорезами. Где-то там, у границы, скапливался преступный сброд — воры, грабители, убийцы. Слухи о них все чаще доходили до некогда мирного поселка. У Джоун захолонуло сердце. Нет, нет, этого не может быть, это пустая угроза, всего лишь распрекрасная выдумка Джима. Не может он сделать ничего подобного. А если бы и мог, она этого никогда бы не допустила. Но с присущей женщинам непоследовательностью она ничего ему не сказала.

— Куда тебе! — отрезала она и снова презрительно засмеялась.

Осунувшийся, вконец разозленный Джим пристально посмотрел на нее и, не сказав ни слова, быстро зашагал прочь. Джоуи очень удивилась, ей стало не по себе, но и тогда она не позвала его назад.

Однако в полдень следующего дня она ехала по его следу в сторону горного массива, оставив за собой уже не одну милю. След шел по широкой тропе, но ней обычно разъезжали охотники и золотоискатели, так что заблудиться Джоун не боялась. Опасна здесь была только встреча с кем-нибудь из пограничных головорезов — в последнее время они зачастили в поселок.

Намного погодя она снова села на лошадь и стала спускаться с гребня — решила проехать вперед еще одну-две мили. Ей казалось, что Джим уже совсем близко — то ли за тем вон кедром, то ли за той скалой. Он ведь только пугал се. Но с другой стороны, она наговорила ему такого, чего не стерпит ни один мужчина, и уж если у Джима есть хоть немного характера, он наверняка теперь его покажет. Сожаление к страх все больше овладевали ею. В сущности Джим еще совсем мальчишка, всего на два года се старше. С досады он может Бог весть чего натворить. Неужели она в нем ошиблась? А если нет, значит сама была по меньшей мере жестока. Но он-то посмел ее поцеловать! Каждый раз, когда Джоун об этом вспоминала, се охватывало смятение, жгучий стыд. Она вдруг с изумлением поняла, что несмотря на свою оскорбленную гордость, на их ссору, несмотря на то, что он бежал от нее и теперь она в страхе и раскаянии пытается его нагнать, в ней пробуждалось непонятное ей самой уважение к Джиму Кливу.

Джоун поднялась на следующий гребень и снова остановилась. Далеко внизу ехал всадник. Сердце у нее забилось. Это, конечно, Джим. Он возвращается! Вот и выходит, что он только пугал ее. С плеч свалилась тяжесть, Джоун повеселела. Но к радости примешивалось и смутное сожаленье: значит, все-таки она судила о нем правильно.

Однако она тут же увидела, что лошадь не Джима, и, продолжая следить за ней, поспешно укрылась в кустах. Вскоре ей стало ясно, что это вовсе не Джим, а приятель ее дяди, Харви Робертс, из их же поселка. Она выехала из укрытия и окликнула его. При звуке голоса Робертс дернулся и схватился за ружье — характерная примета тех суровых лет, — но тут же, узнав Джоун, повернул в ее сторону и воскликнул:

— Привет, Джоун! Здорово ты меня напугала. Надеюсь, ты здесь не одна?

— Одна. Я ехала за Джимом и увидела вас, — ответила она, — сначала я приняла вас за Джима.

— Ехала за Джимом? Что случилось?

— Мы поссорились, и он пригрозил, что уедет отсюда ко всем чертям. Туда, на границу. А я разозлилась и сказала, что он может убираться, куда хочет… Мне очень жаль, что так получилось, и теперь я хочу его догнать.

— Вот оно что! Значит, след-то был Джимовой лошади. А я никак в толк взять не мог. Слушай, Джоун, там, через несколько миль, след сворачивает на тропу к границе. Это точно. Я там бывал.

Джоун быстро на него взглянула. Изрезанное шрамами, покрытое седой щетиной лицо было серьезно, и он старался не смотреть ей в глаза.

— Неужели вы думаете, что Джим… что он на самом деле уедет на границу? — торопливо спросила она.

— Похоже на то, Джоун, — помолчав, ответил он. — У него хватит ума. За последние месяцы он совсем распустился. Времена-то нынче такие, что парню трудно оставаться порядочным. Тут как-то вечером он такую драку устроил. Чуть не убил молодого Брэдли. Да ты, верно, и сама знаешь.

— Я ничего не слышала, — ответила она. — Расскажите. Почему они дрались? — Говорят, будто Брэдли плохо о тебе отозвался.

По телу Джоун пробежала горячая волна крови — новое, непонятное, но сладкое чувство защемило ей сердце. Она терпеть не могла Брэдли, его почти непристойную навязчивость.

— А почему Джим мне ничего не сказал? — спросила она, обращаясь как бы к себе самой.

— Похоже, он не очень хотел вспоминать, как отделал Брэдли, — со смехом ответил Робертс — Поехали обратно, Джоун.

Джоун молчала. Взгляд ее скользнул по волнам зеленых взгорий, уходящих вдаль, к высоким серочерным хребтам. Странное чувство шевельнулось в глубине ее души. В молодости отец ее был искателем приключений, и теперь в ней вдруг заговорил голос крови. Тревожное волнение поднялось в ее груди. Как несправедливо обошлась она с человеком, который ее любит!

— Я поеду за ним, — выдохнула она наконец.

Робертс не удивился. Он взглянул на солнце.

— Пожалуй, мы еще успеем его нагнать и дотемна вернуться домой, — только и сказал он, поворачивая лошадь. — Сейчас свернем и поедем ему наперерез — выиграем несколько миль. А потом снова выйдем на след. Никуда он не денется.

Робертс пустил коня резвой рысью, Джоун тронулась за ним. Она была так поглощена своими мыслями, что даже забыла поблагодарить Робертса.

Вскоре они выехали в долину, узкую щель, отделявшую предгорья от хребта, и прибавили шагу. Долина тянулась на много миль. Где-то посередине ее Робертс окликнул Джоун и, нагнувшись, она увидела след Джима. Робертс перешел на галоп, и так они ехали до конца долины. Потом стали подниматься по склону, это и была дорога в горы. Время летело быстро.

Джоун то и дело всматривалась в даль, ожидая, что вот-вот увидит Джима. Но он не появлялся. Робертс все чаще поглядывал на солнце. Уже давно перевалило за полдень. Теперь Джоун забеспокоилась о доме. Утром в полной уверенности, что нагонит Джима очень скоро и успеет вовремя вернуться, она никому ничего не сказала. Наверно, ее уже хватились.

Местность становилась все суровее. Вокруг громоздились поросшие кедром и соснами скалы. Из чащи то и дело выскакивали олени, куропатки взлетали прямо из-под копыт. Полуденный зной сменился прохладой.

— Пожалуй, лучше оставить это дело, — обернулся к ней Робертс.

— Нет-нет. Проедем еще немного, — попросила Джоун.

И они вновь пришпорили лошадей. Вот, наконец, и вершина. Подъем закончился. Под ними лежала неглубокая округлая долина — казалось, она открывает путь прямо в глубь гор. На дне, в неглубокой промоине, поблескивала красными бликами вода. И нигде ни души. Джоун с опаской осмотрелась. Похоже, за один день им Джима не догнать. Теперь след пошел влево и стал еле виден. В довершение всего лошадь Робертса оступилась на каменистом дне промоины и захромала. Идти дальше она не желала, да и не могла.

Робертс спешился и ощупал ногу.

— Ладно еще, что не сломала, — сказал он, давая этим понять, что дело плохо— Слушай, Джоун, нам, похоже, туго придется на обратном пути: твоя двоих не увезет, а идти пешком я не могу.

Джоун соскочила на землю, набрала воды и помогла обмыть вывихнутый и уже распухший сустав. За сиюминутными заботами она забыла о своей беде.