А письма он какие писал… Я не могу читать, все рыдаю…

Лейтенант Клевер растерянно листал альбом, созерцая чужие физиономии. Фотография, в которую ткнула безутешная мамаша, действительно впечатляла.

Красивая пара, ничего не скажешь. И мальчик хорош, только немного слащав. На его мужской вкус. И девчушка — загляденье.

Грустно все это…

Да, чего только в жизни не бывает.

Некоторые хранят письма, которые сто лет уж как пора выбросить. Ну, писал человек своей девушке. Из армии — вон адресок-то. И фамилия-имя-отчество…

Гриша Клевер пробежался глазами по письму. Да, очевидно, любили Татьяну эту. Куда покрепче Онегина.

Было в этом нечто загадочное. Что — он не мог понять. Нужно будет подумать на досуге. Только когда ж он наступит — досуг этот?

— Ирина Петровна, вы только не обижайтесь, пожалуйста, но я задам весьма неприятный вопрос.

— Задавайте.

— У вашей дочери был любовник?

— Никогда! — возмущенно воскликнула женщина, но, нужно отдать ей должное, не стала делать из этого трагедию. Наоборот, она очень даже поняла, что пытается выяснить следователь.

— Вы можете мне не верить. Но Таня была не из тех, кто изменяет мужу. Однолюбка до мозга костей. Так что вы даром теряете время, если ищете, кто мог бы убить Антона из мести за Танюшку. Я — точно бы не смогла. А больше некому.

— У вас ведь есть еще сын, — осмелился предположить Клевер.

— О, Вадим на пятнадцать лет старше. Они не были дружны. Не ссорились, но и не чувствовали себя особо родными. Вадик рано женился, живет с семьей у родителей жены.

— Вы не помните, были ли у Антона враги?

— Враги — вряд ли. Он был слишком хитер. А вот обиженных и разочарованных женщин, думаю, немало. Он ведь кобель. Был.

Вот и все… Пожалуй, больше ничего интересного он не выудит из этого разговора. Он с самого начала подозревал, что на сегодняшний вечер ему отведена роль жилетки для одинокой и отчаявшейся женщины. Что ж, благотворительность тоже нужна. Не все ж ему людей грузить.

С этой ролью было покончено. Но следующий пункт нравился ему куда меньше. Было нечто такое, заставляющее сомневаться, что шли они верным путем. Нечто в поведении Дубко и его «самураев» недобитых.

Нет, не ведут себя так люди, совершившие убийство. Они, конечно, все отрицают, и почти всегда звучит коронная фраза:

— Давай, начальник, докажи!

А тут — не было этой фразы. И не было того особого выражения глаз, когда понимаешь, что пойман, но уверен, что не накажут. Хотя любой нормальный опер назовет все эти домыслы БСК — бред сивой кобылы. Просто интуиция подсказывала — нет, она вопила, — что все еще только начинается. И ребята из казино, со всеми их темными и бесчеловечными делишками, на этот раз совсем не при чем.

«Выспаться тебе надо, как следует, Григорий Анатольевич», — пробормотал себе под нос Клевер, — «а то интуиция твоя, очумевшая от недосыпа, под монастырь подведет».

Златарев пришел на работу в довольно приподнятом расположении духа. Все детективные мытарства остались позади. Да, убийцу еще не вычислили, но теперь это дело милиции, а их с Тубольцевым совсем малое — свидетельствовать в суде.

Хотя, возможно, он рано радуется, и Мельника не устроит предложенный им вариант развязки. Может, он потребует крови определенного лица, чтоб засадить его на веки вечные…

Вопрос сложный, и ответа на него Златарев пока не знал. Но подозревал, что Мельнику все это чертовски важно.

Однако все было далеко не так гладко, как складывалось. Он понял это, едва его нога перешагнула порог директорского кабинета.

Андрей Евгеньевич казался чрезвычайно озабоченным, плохо скрывая это под маской напускного дружелюбия.

— Проходи, Алексей, присаживайся. Буду тебе благодарность выдвигать. С одного конца. А с другого — спускай штаны, выпорю. Вы мне с Тубольцевым такую кашу заварили… В общем, звонил мне владелец казино. Просил, очень вежливо, но настойчиво, чтоб вы двое заявления свои забрали, да от показаний отказались. Я, конечно, сперва возмутился… Но бизнес есть бизнес. Есть дела важные, есть второстепенные. Антон, конечно, дурак был, что деньги воровал, да бездарно транжирил. А серьезные люди подобные шалости не любят. Если его смерть как-то связана с казино — это хорошо. Меня устраивает. Но владелец казино так настойчиво уверял меня в обратном, что я поверил. А вот это уже нехорошо. Совсем нехорошо. Вы с Тубольцевым просьбу-то уважьте. Мне с владельцем сети казино и игровых залов ссориться не резон из-за каких-то мелочей.

— Вы называете мелочью то, что эти твари плеснули в лицо женщины кислотой? — не сдержался Златарев и вцепился руками в подлокотники с такой силой, что пальцы его заметно побелели.

— У девицы той рыльце давно в пушку. И прошу я, Алеша, по-хорошему. Тебе в этом городе еще жить, работать. Не лезь, куда не просят. Денег, чтоб починить машину, я так и быть, выделю. А про казино забудь. Не наше это дело.

— А какое ж тогда мое? — сквозь зубы спросил Златарев.

— Убийцу искать. Настоящего. Конкретного. Желательно, с вескими доказательствами, а не домыслами.

Спокойный, уверенный в себе Мельник сейчас напоминал Златареву сытую кобру, что лениво взирала на него с высоты, развлечения ради, но с намеком, обнажив ядовитые зубы.

Внутри все сжалось, скорчилось от ненависти и отвращения, однако он чудом сумел обуздать свой пыл. Хотелось врезать от всей души, смачно размазать по стенке. Да только зря все это.

Горбатого могила исправит. А править знамя справедливости — что метать бисер перед свиньями. Первого затопчут. Поэтому Златарев лишь молча кивнул и вышел.

Куда делись бодрость и оптимизм? Душу грела злоба — она же питала мысли. А впереди еще разговор с Тубольцевым. Объяснить придется, что все их злоключения и риски — все зря было. Только Тамару подставили. А толку…

Тубольцев ждал его в кабинете. Видок у него был еще тот. Глаза не блестят — мечут молнии, волосы взъерошены. На столе валялась пара сломанных шариковых ручек.

— Ты чего? — удивился Златарев.

— Только что звонил Гришка Клевер. Говорит, проверили всех. У каждого железное алиби на вечер убийства. Единственное, чем их можно зацепить — наши показания. Но тут наскочила адвокатов тьма-тьмущая, так что можем мы эти бумажки…

— Знаешь, что мне Мельник только что сказал? Чтоб мы не совались, куда не следует, с этими бумажками. Чтоб оставили в покое казино с его разборками, а искали настоящего убийцу.

— Что значит настоящего? Как тут быть, если казиношные наследили и тут, и там.

— В том то и дело, что наследили они только с Тамарой Мовсесян. С Добролюбовым у них чисто. Одни домыслы. А Мельнику доказательства подавай. Железные. Ишь, мститель выискался. Как мы их найдем, доказательства эти, если у каждого из подозреваемых алиби?

— Не знаю, не знаю, — задумчиво сказал Тубольцев и улыбнулся. Нехорошая вышла улыбка. Грустная какая-то. — Тут госпожа удача подкинула следствию одну зацепку. Вшивенькую, правда, но хоть что-то все ж лучше, чем совсем ничего.

— Ты о чем?

— Да, произошло кое-что. Не шибко хорошее.

— Что?

Тубольцев немного помялся, прежде чем ответить.

— Единственного свидетеля преступления вчера ночью пытались убить.

— Подчищают хвосты?

— Что-то вроде того.

— Нелогично как-то. Почему сейчас, почему не сразу?

— Откуда мне знать…

— Странно все это. Находясь под подозрением, так открыто наглеть…

— А может, это и не они вовсе. Может, у Добролюбова еще проколы какие случались, за которые его и убили.

— Кстати, Мельник на это намекал почему-то. Темнит он. Не нравится мне это все, хоть убей.

Златарев прокрутился на своем модном кресле из одной стороны в другую, и вдруг пожалел, что не курит. Час от часу не легче. Куча нервов, работа — и все насмарку. Все разбилось о загадочные поступки мистера Икс…

Он хотел пошутить немного, чтобы разрядить обстановку, обернулся к напарнику, но замер, встретившись с его необычным взглядом. Как-то уж очень странно смотрел на него Тубольцев. Как будто пытался залезть в самую душу и покопаться в накопившемся там дерьме.