Но тут лукавства не было. Была каша в головах. За эту бывшую «кашу» теперь слегка стыдно, вот и выстраивает Станислав Юрьевич задним числом боевые порядки: государственники, дескать, в эмиграцию не хотели, печататься за границей — такая гадость!

Меж тем тиражи советских писателей за границей были несметны. Но по разрешению! Официально! А это ж совсем иное дело! Главное, чтоб все по закону!

Что в действительности ожидало русских патриотов-писателей в случае нарушения ими «нормы поведения»? Да всего лишь, как самая страшная кара, — исключение из Союза писателей. Всего лишь. Минус льготы, минус дачи, минус творческие отпуска… То есть — минус то, что имели советские писатели в награду за соблюдение «правил игры». У этих «правил» были свои «люфты». Например, «борьба с еврейским засильем в русской культуре». Или, напротив, космополитические эскапады в пику слегка осмелевшему «русизму».

Еще одно любопытное место в мемуарах С. Куняева.

«Разрушать же государство по рецептам Бородина, Солженицына, Осипова, Вагина с розовой надеждой, что власть после разрушения перейдет в руки благородных русских националистов? Нет, на это мы не могли делать ставку».

На что была будто бы сделана ставка — о том чуть позднее. В эти же годы, о которых говорит С. Куняев, советским ренегатом Яновым была издана на Западе книга, в которой он предупреждает мировую демократию о реальной опасности скорого смыкания «диссидентской правой» (это мы) с «правой советского истэблишмента», куда безусловно отнесена и «русистски» ориентированная советская интеллигенция… Что, в свою очередь, может привести к возникновению советско-фашистского режима…

Напрасно Янов и других пугал и сам боялся «смыкания правых», потому что «официальные правые» нас с Осиповым и прочими боялись еще больше. Провокация! Шаг вправо или шаг влево карается… Могут исключить… И тогда как выполнять миссию по спасению государства от разрушения?

Во-первых… И это существенно.

Мы, «русская диссидентура», знали, что коммунистический строй с самого начала запрограммирован не только на саморазрушение, но и на разрушение «своего пространства». Они, все, о ком С. Куняев говорит «мы», — они этого не знали. Они и сейчас этого не знают!

И стенания о том, как славно жилось в заминированном доме под минорное тиканье часового механизма и как все стало дурно после того, как механизм сработал, — это исключительно от «незнания» самой природы русского коммунистического опыта или эксперимента — как угодно.

И потому, во-вторых, все рассуждения о выборе «ставки» — рефлексия позднего периода. Дальше «борьбы с еврейским засилием в культуре» и мечты о «русификации» коммунизма политическая мысль «официальных правых» не шла, потому что «думанье» дальше было чревато… И дело даже не столько в страхе перед возможной карой за ересь, сколько как раз в душевной честности многих этих самых «официальных правых». Если б додумались — пришлось бы жизнь ломать — парадокс! Страх честности… На уровне нерефлектируемой интуиции…

Отсюда и некорректность логики, ставящей в один причинный ряд исторически реальные русские социалистические тенденции и конкретный коммунистический опыт, заимствованный из марксизма, то есть из «нерусских» источников. Но и об этом тоже чуть позже.

Другой парадокс в том, что мы, «русская диссидентура», каковую, между прочим, можно было пересчитать по пальцам, мы отнюдь не мечтали пополнять свои ряды за счет, положим, русских писателей. Где-то в конце 1970-х узнал я, что Валентин Распутин, будучи приглашенным на встречу с работниками иркутского телевидения, наговорил им такого, что телевизионщиков-партийцев после вызывали в партком и вопрошали, почему они, коммунисты, не возражали Распутину… Я тогда черкнул коротенькое письмецо своему земляку, где прямо говорил, что диссидент Распутин — потеря для России… Просил об осторожности… Письмо, отправленное с «нарочным», было перехвачено.

Еще о «рецептах разрушения» Бородина и прочих.

Лично мои «рецепты» в виде нескольких статей, написанных в 1970-х и напечатанных, между прочим, за границей в русских журналах, были опубликованы в начале 1990-х не где-нибудь, а в «Нашем современнике», и не кем-нибудь, а Станиславом Юрьевичем Куняевым под общим заголовком «Невостребованные пророчества». Вот так в те годы оценивал Станислав Куняев лично мои «рецепты разрушения».

На пророка я никогда не претендовал и не тянул. Но, положим, в статье «К русской эмиграции» упрекал «старых русских» в нетерпении, в «неответственной» жажде «русского взрыва», критиковал «революционные» призывы Дмитрия Панина^{50}…

В статье «О либерализме» пытался раскрыть разрушительную, энтропийную суть либералистского сознания…

Нынче стараюсь вспомнить, была ли у нас, кого С. Куняев называет «русскими диссидентами», какая-нибудь «ставка»? Похоже — не было… Была надежда, что русская интеллигенция поймет трагедийный смысл существующего политического строя и подготовится к событиям, кои мы считали неминуемыми… Но в сущности, мы были своеобразными заложниками не желающих думать и знать, и не скажу за других, но сам-то так или иначе не избежал влияния «безмятежно живущих»: а может, ошибка, может, все обойдется и российский коммунизм без больших потерь трансформируется в нечто естественно развивающееся на основе постепенно восстанавливаемых традиций русской государственности. Надо обладать колоссальным самомнением, чтобы уверенно противопоставлять свое мнение мнению большинства. Я таким самомнением не обладал и, возможно, отчасти потому к началу 1980-х с каким-то душевным облегчением переключился на частные проблемы — помчался в Сибирь спасать последний, еще не тронутый топором кедровник в Тофаларии… Это оказалось так легко — делать конкретное, стопроцентно правильное дело…

Ну, а наши «официалы»?

Если верить Станиславу Юрьевичу Куняеву, у них была такая ясность относительно будущего России, что только позавидовать!

Еще в 1982-м (это с приходом Андропова во власть?) он: «…с ужасом чувствовал, что устои нашего советского государства шатаются, слышал подземные толчки, глухой пока еще скрежет несущих конструкций…»

Он тогда уже, напоминаю, в 1982-м, знал, что: «…партийная верхушка сама разрушит партию, сама угробит социализм, сама предаст многомиллионную партийную массу…»

Потрясающе! С таким знанием — на свободе!

Даже радио «Свобода», имеющее в своем распоряжении самую полную информацию о состоянии наших дел, как раз в это время, когда было полностью покончено с диссидентством всех мастей, в растерянности признавалось, что советский коммунизм с приходом Андропова получил новое дыхание, и теперь вся надежда на национальные окраины. Но когда это еще будет…

Противоречив Станислав Юрьевич. Если скрежещут несущие конструкции, то есть народная вера в коммунизм и социалистическая экономика — первейшие «несущие», то при чем здесь «партийная верхушка»?

Тогда же, в 1982-м, С. Куняев понял, что «идея социализма… скомпрометирована антисоветской частью самой партийной верхушки».

Если Ю. Андропов — антисоветчик, так чего ж он, черт возьми, упек меня на пятнадцать лет именно тогда, когда я практически выдохся?.. Может, за то и упек? Тогда поделом!

И на что же была сделана ставка столь тонко чувствующими ситуацию русскими патриотами?

«…Пока есть время для организации сопротивления…», надо «подготовить для грядущего отступления окопы и траншеи национальной обороны, объяснить замороченным людям, что сталинская солдатско-принудительная система была исторически неизбежна для спасения страны, что Россия в той степени, в какой это было ей нужно (! — Л.Б.), сумела переварить социализм, приспособить его к народным нуждам…»

Если социализм «переварен», да еще именно в той степени, в какой России нужно, ни больше ни меньше, и если, опять же, «переваренный социализм» приспособлен к народным нуждам, то нужно ли народу это доказывать? Наконец, переварен социализм или приспособлен? Это ж не одно и то же!