— Что это такое? — спросил я. Утеневт манипулировал при механоавтомате.

— Это культуры бактерий, — ответил Гротриан. — При низкой температуре они могли уцелеть.

— Но ведь космическое излучение должно было давно уже убить их, — начал я, но умолк, поняв назначение свинцового экрана.

Гротриан осветил синеватую облицовку стен.

— Этот панцирь защищал их, но сейчас мы все стерилизуем — сказал он. Механоавтомат поднял голову — источник убийственного для бантерий ультрафиолетового излучения. Астрогатор посоветовал облучить также наши скафандры, и тогда мы двинулись дальше.

Так начался наш поход в недра искусственного спутника. С пола на каждом шагу поднималась легкими клубами невесомая пыль, обвевая нас по плечи ленивыми волнами, то серебристо искрящимися в луче нагрудных ламп, то кровавыми в свете Красного Карлика, падающем сквозь круглые потолочные иллюминаторы и озарявшем наши шлемы рубиновым блеском. Из полупрозрачных клубов пыли появлялись покрытые серым налетом стены и предметы, сдвинутые тесно, на расстояние протянутой руки; казалось, этот кольцеобразный коридор устроен для карликов, так теснились друг к другу перегородки и аппараты, так низко нужно было нагибаться в дверях. Мы пересекли какой-то склад, заваленный стальными баллонами; дальше снова шел коридор с вязнущими в облаках пыли кругами красного света. Он окончился большой дверью.

Гротриан толкнул дверь и замер на пороге, загораживая нам путь. Я заглянул ему через плечо. Два луча наших ламп осветили высокое помещение, с обеих сторон уставленное какими-то переплетами, которые я принял за клетки, но которые оказались многоярусными койками. У самых ног Гротриана лежало что-то скорченное, словно полуопорожненный мешок из зеленоватого брезента. С одного конца этот мешок раздваивался, на другом, ближе к астрогатору, было шаровидное утолщение.

Я содрогнулся. Это был… человек.

Он лежал навзничь, подогнув ноги, придавив туловищем руку. Лицо у него было закрыто кожаным шлемом. Он был мертв уже много веков.

— Что это значит? — спросил я, невольно понизив голос. Никто мне не ответил.

Гротриан перешагнул через труп и вошел в помещение. Мы двинулись вслед за ним по узкому проходу между клеткообразными койками. Следующая дверь не открывалась. Механоавтомат коротким взмахом ударил ее посредине. Дверь распахнулась. Волны пыли, плывшие между мною и закованной в латы спиной идущего впереди, сгущались по мере того, как мы углублялись в помещения, где не было окон. Кровь стучала у меня в висках, словно тикали невидимые часы; в горле стоял комок.

В хаотической путанице мебели, аппаратов, утвари, закутавшись в скомканные одеяла и всяческие покрышки, лежали, сидели, валялись мумии по две, по три, судорожно охватывая друг друга руками, прижавшись лицом к полу или запрокинув головы.

Мы поднялись наверх и очутились в полумраке тесного прохода, ведущего в центральную камеру. Здесь нужно было продвигаться с помощью тонких металлических канатов, прикрепленных к стекам. Коридор заканчивался очень массивной стальной дверью. Мы прорезали ее лучистой горелкой автомата.

Гротриан вошел первым. Там было темно; лучи ламп бродили по каким-то закоулкам и нишам; отсутствие тяжести мешало ориентироваться, так как магнитные присоски позволяли ходить, но не могли полностью заменить тяготение. В пустом пространстве поднимались и лениво проплывали среди нас какие-то большие пузыри, вроде раздувшихся рыб; иногда свет отражался от полированной поверхности какого-нибудь из них. Только когда механоавтоматы собрали юпитер, я увидел, что нахожусь в сводчатой камере. С потолка свисали клещи грейфера, охватившие ракету примерно четырехметровой длины, с неуклюжими стабилизаторами. Когда прожекторная головка автомата описала круг, я заметил, что в темных нишах стоят грушевидные баллоны числом свыше тридцати. Из наждой ниши выходил узкий рельсовый путь, заканчиваясь под краном у поворотного круга. Гротриан обратился к Тер Хаару:

— Бомбы, верно?

— Да, — ответил историк. — Урановые.

Гротриан вызвал механоавтомат и приказал ему просветить один из грушевидных баллонов лучами Рентгена. Мы перешли на другую сторону, чтобы увидеть результаты просвечивания на приставном флуоресцентном экране.

Механоавтомат включил ток. На зеленовато светящемся экране появилась тень внутреннего устройства баллона. Не догадываясь о его назначении, я видел, что в центре сходятся радиальные трубки, штук четырнадцать или шестнадцать. Концы трубок соединялись вверху кабелями, сходившимися в одну точку. Утеневт нашел ее на поверхности баллона; там был маленький колпачок, поднимавшийся на пружине, а в нем контактный рычажок, вот и все.

Гротриан запретил нам трогать что бы то ни было. Мы вышли в отверстие, прорезанное в панцире автоматами, и вернулись в большое помещение с зеркалом. Оттуда путь шел по коридору в маленькую каюту. Под потолком перекрещивались пучки кабелей в толстых оболочках, по стенам виднелись распределительные панели с рядами контактов: это было что-то вроде очень старинной вакуумной счетной машины. Перед панелями сидели в трехногих креслах четверо скорченных людей с наушниками на головах.

Далее коридор был выстлан толстым, мягким ковром. Мы вошли в дверь, на которой были мелкие серебристые буквы: «Главнокомандующий Межзвездными силами атлантидов».

Здесь стояли большие застекленные шкафы с древними книгами, широкие кресла.

За письменным столом сидел в большом кресле человек. Вероятно, когда-то он был очень рослым. Выставленные далеко вперед ноги торчали из-под стола. Голова была вздернута, и острый кадык торчал на шее, окруженной белым меховым во-ротнином куртки. Когда я подошел ближе, мне показалось, что командир мертвого корабля улыбается. Я обошел стол и заглянул ему в лицо, темно-серое, покрытое инеем. Губы у него обтянулись, обнажив зубы, стиснутые на каких-то блестящих осколках. Я наклонился, невольно задержав дыхание, и увидел, что это полуразгрызенная стеклянная ампула.

Кто-то положил мне руку на плечо. Это был Тер Хаар.

— Идем, — сказал он, и только сейчас я заметил, что мы одни в каюте. С порога я еще раз оглянулся на комнату. Красный свет Карлика скользил по лицу мумии, словно тщетно пытаясь оживить ее. Высохшая, сморщенная, она была лишена возраста, словно всегда была мертвой, словно никогда не струилась в ней живая кровь.

Мы вошли в пустое помещение. Под потолком шли параллельные пучки трубок, у стен стояли рядами газовые баллоны в металлических стойках. Здесь собрались все товарищи.

— Этот спутник, — говорил Гротриан, — покинул свою планету не меньше чем одиннадцать веков назад. Его хозяева намеревались разбрасывать с него бактерии и метать атомные бомбы. Для лучшей наводки на цель они снабдили его ракетным устройством, позволявшим ему переходить с более близких к планете орбит на дальние. Возможно, что ошибка в расчетах заставила его сойти с намеченной орбиты. Так начался путь этого корабля в космической пустоте. Через много сот лет он попал в поле притяжения Проксимы и увеличил собою число вращающихся вокруг нее тел.

Пока Гротриан говорил, я невольно представил себе, как запертые в металлической оболочке люди уходили в ледяные глубины, как постепенно застывала в них кровь, как они боролись за тепло, за жизнь… Сотни лет прошли после смерти последнего из них, а стальной корабль неутомимо вращался вокруг остывающей звезды, неся свою окаменевшую команду.

— Их удел, — продолжал астрогатор, — стал подобен тому, какой они готовили другим. Я считаю, что мы не должны ни выяснять подробностей этой древней трагедии, ни бесчестить мертвецов, ибо они останки живых существ. Я полагаю, что мы должны уничтожить этот корабль. Нельзя, чтобы кто-нибудь другой смог увидеть то, что видели мы. Поэтому свое решение мы должны принять немедленно. Тер Хаар?

— Согласен с тобой.

— Утеневт?

— Присоединяюсь.

— Трелоар?

— Согласен.

— Амета?

— Я не уверен, прав ли ты, — произнес пилот, — но не буду возражать большинству. Не знаю, имеем ли мы право забыть обо всем этом.