Актер гостил в Линдерхофе целых две недели, в течение которых он и его царственный покровитель вели долгие беседы об искусстве, декламировали целые сцены из любимых пьес и совершали многочасовые прогулки. Конечно, справедливости ради надо сказать, что для Кайнца, обладавшего гораздо менее романтической натурой, чем Людвиг, бесконечные декламации и ночные бдения были тяжелым испытанием. Но он до поры все терпел, понимая, что королям не принято отказывать ни в чем. Тем более что актер также прекрасно осознавал, что дружба с королем открывает для него самые радужные карьерные перспективы. Его можно заподозрить в лицемерии. И все же эта дружба была нужна в равной степени им обоим. «Дружба с Кайнцем была светлым лучом в последней темной полосе жизни Людвига. Это были последние его отношения с человеком, который мог понять его (курсив мой. — М. 3.). Пусть Людвиг был не всегда чуток к личному человеческому достоинству Кайнца, а Кайнц — несколько утилитарен в своих взглядах на короля. Но несомненно, что моментами оба были довольны друг другом»{98}.
Вскоре после отъезда Кайнца из Линдерхофа Людвиг написал ему в Мюнхен письмо с предложением совершить совместную поездку в Швейцарию, на родину любимого ими обоими Вильгельма Телля. При этом, желая соблюсти строжайшее инкогнито, Людвиг выбрал себе «дорожный псевдоним» маркиз Саверни, а Кайнц — Дидье. 27 июня они в вагоне 1-го класса обыкновенного поезда, никем не узнанные, отправились в Люцерн, а оттуда на пароходе в Бруннен.
Это путешествие настолько показательно для характеристики личности нашего героя, что остановимся на нем несколько более подробно. Итак, устав от придворного этикета и шумихи вокруг своей королевской особы, Людвиг мечтал отдохнуть, как «простой смертный», не стесняемый никакими условностями в обществе близкого по духу творческого человека. Надо сказать, что для Людвига это был не первый опыт путешествий инкогнито. Еще в 1865 году Людвиг посетил Швейцарию, чтобы лично осмотреть те места, «где действовал любимый им швейцарский патриот. Швейцарская газета кантона Швиц с восторгом отзывается об этом “туристе”, молодом человеке поразительной наружности, который с таким интересом осматривал ратушу, а в книжном магазине покупал те книги, что могут дать понятие о Швейцарии и ее горах; и все, что он говорит, выражает глубокий интерес к занимавшему его предмету»{99}. «Родина Вильгельма Телля шлет горячий привет своему юному коронованному другу!» — писала газета. Растроганный Людвиг ответил редактору газеты следующим письмом: «Господин редактор! Моя душа ликовала, когда я прочел присланное мне теплое приветствие родиной Вильгельма Телля, к которой я питаю с детства особенное влечение. Передайте мое искреннее сочувствие друзьям в старинных кантонах. Воспоминание о моем посещении великолепных швейцарских гор всегда будет дорого для меня, так же и память о свободном и честном народе, которого да благословит Бог! Ваш доброжелательный Людвиг. Hohenschwangau, 2 ноября 1865»{100}.
Но с годами потребность в покое у короля усиливалась; все же быть королем это очень стрессовая «профессия». Поэтому Людвиг очень болезненно воспринимал, когда его планы на уединенный отдых нарушались. Биограф короля Жак Банвилль пишет: «В 1874—1875 годах, путешествуя по Франции под именем графа Берга, Людвиг II в Париже запросто посещал театры, музеи и даже ездил по городу на империале омнибусов. В 1875 году при таком же инкогнито он едет в Реймс с целью посетить знаменитый собор, с которым связаны воспоминания о Жанне д' Арк. Но народ узнал о его приезде и когда он, долго пробыв в соборе, вышел оттуда задумчивый, полный размышлений о чудесной Девственнице, собравшаяся толпа устроила ему шумную овацию, которая, несмотря на всю ее сердечность, была такой дисгармонией с настроением Людвига, что он на другой же день уехал в Мюнхен, а оттуда в свои любимые горы»{101}.
Примерно то же приключилось с королем и во время путешествия в Швейцарию с Кайнцем. Как только пароход причалил в Бруннене, с берега раздались радостные овации, и Людвиг увидел, что вся набережная запружена народом, ожидающим, когда он сойдет на берег. Это было настоящим ударом для желающего покоя и максимального уединения «маркиза Саверни». Решено было высадиться в более отдаленном месте и уже оттуда пройти в заранее приготовленный к его приезду скромный отель. Но оказалось, что и там путешественников уже ждали толпы любопытных. Лишь через несколько дней королю и его спутникам удалось устроиться на уединенной частной вилле «Gutenberg», имевшей вид простого швейцарского дома в окрестностях живописного озера, окруженного горами. Это было то, что нужно. Садовник, исполняющий на вилле также должность управляющего, с «редкой» фамилией Шмид рассказывал русскому биографу Людвига II С.И. Лаврентьевой один весьма характерный эпизод. «Я был с королем на балконе; он дружески расспрашивал меня о том времени, что я провел в школе “Телля”, и о моих школьных воспоминаниях и о воспитании вообще, что его интересовало. Когда я, отвечая ему, употребил его королевский титул, он, быстро взглянув на меня, спросил: “Вы ведь господин Шмид? “ — “Точно так, Ваше Величество! “ — отвечал я. “Ну так прошу вас говорить мне просто “mein Herr”[73]. Я Majestät[74] только в Баварии. Заметьте это, любезный Шмид”»{102}.
И все же в душе король всегда оставался королем, тем более что в строгих традициях этикета двора он и был воспитан; Людвиг не мог, даже если бы очень хотел, освободиться от своей второй натуры. Одна часть его души жаждала свободы, другая — находилась в жестких тисках условностей церемониала. Парсифаль требовал простоты и непосредственности, Людовик XIV — преклонения и почитания. Именно этого-то и не смог вовремя понять Иозеф Кайнц.
В первые дни Людвиг II Кайнц наслаждались покоем. И в такие минуты король особенно нуждался в творческой «подпитке» со стороны актера. Его мелодичный голос, декламирующий бессмертные строки великих поэтов, был настоящим лекарством для его страдающей души. На вилле «Gutenberg» к услугам Людвига была лодка, и он вдвоем с Кайнцем совершал ночные прогулки по озеру. Людвиг делился с другом своими обширными познаниями из истории Швейцарии; Кайнц читал монологи из «Вильгельма Телля» Но… Нет в мире совершенства, идиллия продолжалась не долго.
Кайнцу не доставало терпения и такта вынести испытание королевской дружбой. В какой-то момент он начал чувствовать свою вседозволенность, позволять себе вести себя непочтительно и даже несколько вызывающе и в итоге перешагнул ту грань, которая отделяла непринужденность от фамильярности. Вначале Людвиг прощал ему все. Но дисгармония усиливалась. Как всегда, сначала ослепленный и очарованный личностью актера, король стал постепенно освобождаться от розовых очков. Кайнц начал открыто пренебрегать им. Однажды, во время чудной лунной ночи, Людвиг II Кайнц поплыли в Рютли, где, сойдя на берег и поддавшись магии места, король-романтик захотел послушать один из любимых монологов. Но актер вместо этого демонстративно завернулся в плащ и, ни слова не говоря, преспокойно заснул на траве под деревом. Людвиг не захотел тревожить друга и даже поручил слуге остаться при спящем, а при его пробуждении позаботиться о препровождении его обратно на виллу. Тогда Кайнцу все сошло с рук. Терпение короля переполнилось рокового 11 июля, когда они снова поплыли в Рютли. По дороге Людвиг спросил, согласен ли Кайнц наконец прочесть обещанный монолог. Тот отвечал согласием. По прибытии на место король, окинув восхищенным взглядом чудный пейзаж, озаренный луной, обернулся к Кайнцу и восторженно спросил: «Как это вам кажется?» — «Мерзко!» — был дерзкий ответ. Людвиг пропустил мимо ушей столь откровенное хамство и напомнил актеру о монологе. «Я устал и не буду ничего декламировать!» — последовал второй дерзкий ответ. Ошеломленный король повернулся, быстро пошел к пристани и на вопрос слуги, надо ли ждать господина Дидье, сухо ответил: «Дидье устал, пусть отдохнет». После чего уехал на виллу один… На следующий день Людвиг, не дожидаясь Кайнца, отбыл в Люцерн, откуда послал через гофкурьера телеграмму, все же вызывавшую актера для совместного проезда с королем до Мюнхена: несмотря на нанесенные обиды, Людвиг не хотел перед всеми выставлять напоказ свое неудовольствие артистом. Однако в Баварию Кайнц возвращался уже в адъютантском вагоне.