Невеста и ее отец должны были вот-вот приехать, но вышла небольшая заминка. Лиз смогла размять затекшие руки. Наконец в воротах появился шикарный «роллс-ройс», толпа заволновалась, но затихла, когда отец помог невесте выйти из машины. Раздались возгласы восхищения и даже аплодисменты, потому что Маргарет действительно была прекрасна — будто облачко из кружев, атласа, флердоранжа и нейлона.

Лиз, словно слившись с камерой воедино, ловила в кадр лица сэра Уинслоу и его счастливой дочки, ей удалось даже схватить крупным планом, как они улыбнулись друг другу. Потом Маргарет Уинслоу, опираясь на руку гордого папы, направилась в церковь.

Телевизионная команда не собиралась снимать саму церемонию. Помахав Дику на прощание, Лиз побежала к собору, чтобы успеть запечатлеть вход невесты в храм. У нее было на все про все минуты две — пока гости построятся в процессию, сопровождающую невесту.

Едва Лиз успела закрепить камеру на штатив, как смолк колокольный звон, и раздались звуки органа — прелюдия Баха. Жених занял свое место возле ступеней к алтарю, шафер встал за ним. Лиз навела на них объектив, чтобы проверить, будут ли они в фокусе.

Взяв крупным планом профиль шафера — она помнила, что зовут его Артур, — Лиз не удержалась и стала снимать. Теперь выражение его лица было совсем другим.

За те несколько секунд, что он был в кадре, Лиз успела подметить каждую черточку его красивого лица — гладкий лоб, разлет бровей, темные пушистые ресницы, большие выразительные черные глаза, крупный чувственный рот, тщательно выбритый подбородок. У него замечательные густые волосы, вьющиеся на висках… И еще Лиз вдруг увидела — он выглядит несчастным, даже каким-то подавленным.

Лиз была потрясена этим открытием. Такого она не ожидала — праздник, свадьба, а он… Что же это может быть? Артур вдруг резко повернулся к ней и посмотрел в объектив фотоаппарата с каким-то странным выражением. Лиз почувствовала, что по телу ее пробежала дрожь: они словно смотрели прямо в глаза друг другу. Это продолжалось всего мгновение, но Лиз заметила, что у нее дрожат руки. А ну-ка сейчас же соберись, дурочка! — приказала она себе. Твое дело работать, а не фантазировать!

В собор вошла мать невесты, и, всем видом демонстрируя достоинство аристократки, не спеша направилась к своему месту, за ней проследовали дети из хора. Потом вышел викарий, он на мгновение задержался у алтаря и встал напротив жениха и шафера. Орган смолк, и наступила томительная пауза. Все замерли в ожидании торжественного момента.

Лиз вдруг разволновалась так, будто она сама шла под венец. Раздались первые звуки «Марша невесты», и в главном проходе появилась процессия, сопровождающая Маргарет, которая шла, опираясь на руку величавого седовласого эсквайра, своего отца.

Кадры пленки номер два заняли пение гимнов, молитвы, обращение викария, клятвы новобрачных, обмен кольцами, регистрация в церковной книге. После этого Лиз надо было перезарядить аппарат — в соборе предстояло еще снять счастливую пару, направляющуюся к выходу, а потом выбрать кадр, как молодых встречает толпа. Она очень спешила, поэтому не глядя бросила отработанную пленку в открытую сумку и стала заряжать новую. С этим пришлось помучиться, не все сразу получилось. Но как только раздались первые звуки «Свадебного марша» Мендельсона, она уже стояла у дверей с камерой в руках.

Во дворе церкви Лиз расставила всех присутствующих по группам и сделала парадные фото новобрачных с родителями и гостями.

Лиз вернулась в собор, чтобы забрать аппаратуру. Здесь снова воцарилась торжественная тишина, но после только что прошедшей величественной церемонии собор казался пустым и слишком огромным, даже немного тоскливым. В ушах Лиз еще звучали орган и молитвы, благостный голос викария и легкий шелест платьев и цветов. Пожалуй, это было самое красивое венчание из всех, которые ей довелось снимать, и именно от этого Лиз почувствовала нежную грусть. Она бы тоже хотела стоять так с любимым у алтаря и принимать поздравления, но счастье пока что-то не спешило ей улыбнуться…

Прогнав несколько миль до поместья Уинслоу на высокой скорости, чтобы опередить молодых, Лиз решила не заезжать в ворота, а оставить машину где-нибудь поблизости, за оградой усадьбы. На лужайке перед домом все уже было готово для празднества. Солнце припекало, но столы накрыли под деревьями в густой тени. Пахло свежескошенной травой, цветами и едой. Сновали официанты с подносами, уставленными блюдами, на столах красовались вазы с фруктами. Лиз догадалась, что будет фуршет, и спросила у распорядителя, где предполагается поместить свадебный торт: на свадьбах момент разрезания торта считается кульминационным, а значит, штатив надо установить именно против главного стола. Едва она успела расположиться, как к воротам усадьбы подкатил кортеж, официанты выстроились у столов, зазвучала музыка.

Первыми появились сэр Уинслоу с супругой, за ними жених с невестой, а уж потом потянулась вереница гостей. Ну, с богом! — сказала себе Лиз, ощущая накатившую усталость и буквально расплавляясь под жарким солнцем. Последний удар!

Тут вся лужайка заполнилась гостями, ароматы дорогих духов заглушили запах цветов. Официанты ставили на столы блюда с какими-то вкусностями. Возникла целая батарея ведерок со льдом, из которых торчали запотевшие бутылки шампанского. Вынесли огромную белоснежную пирамиду — свадебный торт. Разговоры стихли, все взоры устремились на невесту, которая, соблюдая традицию, притворилась, что не может справиться сама с таким сложным делом, как разрезание торта, и призвала жениха на помощь.

Лиз добросовестно снимала все, что происходило. Потянулись тосты и спичи, и еще целый час она сосредоточенно глядела в объектив, а когда наконец официальная часть закончилась, облегченно вздохнула, собрала аппаратуру и, оставив кофр в холле особняка, отправилась передохнуть в парк за домом. Каждая мышца тела ныла от напряжения. Возле пруда Лиз нашла свободную скамейку под деревом, устало опустилась на нее, вытянула ноги и прикрыла глаза. Прохладный ветерок обдувал разгоряченное лицо.

— Хелло, мисс Ламберт! — раздалось вдруг у нее над ухом. — Отдыхаете?

Лиз вздрогнула и открыла глаза — перед ней стоял шафер, в одной руке у него была тарелка, в другой бокал с шампанским. Он протянул ей бокал.

— Предлагаю мировую!

У нее опять странным образом перехватило дыхание, и все внутри сжалось, как тогда, в церкви. Но там она смотрела в его глаза через объектив, они были далеко друг от друга, а сейчас она должна выдержать этот взгляд.

— О, спасибо! — пробормотала Лиз.

Она смутилась, щеки ее, и без того поджаренные солнышком, просто запылали. Взяв у него бокал, Лиз стала пить большими глотками замечательное ледяное шампанское.

— Это то, что надо! — сказала она, хотя не собиралась пить алкоголь, учитывая, что она на работе и еще за рулем.

Он сел рядом.

— Я именно так и подумал. — Он по-прежнему не улыбался, но тон его переменился и был вполне дружелюбным. — Видел, как вы сегодня тяжело трудились. Мне стыдно за мое безобразное поведение утром. Каюсь. Вот, возьмите этот торт в знак того, что вы меня прощаете.

Он поставил тарелку рядом с ней на скамейку.

Лиз хотелось ответить как-то остроумно, но ничего не шло в голову. Чтобы скрыть неловкость, она взяла тарелку и съела кусочек торта.

— Отлично, — кивнул он. — Значит, мир. Вы уже закончили снимать?

Он протянул ей соломинку, за которую ей легко было ухватиться, чтобы поддержать разговор.

— Мне еще надо отснять отъезд молодых, и тогда можно отправляться домой. Завтра я должна напечатать фотографии, оформить альбом и привезти сюда.

Он кивнул понимающе. Потом спросил, какой аппаратурой она снимает, давно ли начала этим заниматься, трудно ли искать заказы. Лиз охотно отвечала, удивленная, что за его вопросами чувствовалось не праздное любопытство, а какое-то теплое внимание. Наконец он взглянул на часы.

— Макс и Маргарет, наверное, скоро отчалят, — сказал он, — им еще ехать в Дорсет. У Макса там коттедж и лодка. Они планируют провести медовый месяц в Греции, на островах, но начнут с обычной английской деревни.