Он не спускал с неё насторожённых глаз.

— Не знаю, у меня не порядок, я живу один.

— Пожалуйста.

— Будь по-вашему. Входите.

Она огляделась: квартира, похоже, ещё родительская. С тех пор в ней, скорее всего, и не производился ремонт. Старые, допотопные, вытертые обои. Осыпающаяся штукатурка, облупленная краска. Он провёл её в комнату, вероятно самую приличную. Выкинув из кресла какие-то свои вещи, предложил:

— Садитесь.

— Спасибо.

— О чём вы хотели поговорить?

— Я знаю о вашем ранении, и хотела бы, чтоб вы рассказали, как повлияло это на жизнь.

— О какой жизни вы говорите. Её просто нет. Я существую только, как рабочий механизм.

Работаю, как вол и неплохо. А дальше, ничего, ни помнить, ни сосуществовать, никакого желания нет.

— Я до вас встречалась с семьёй, где глава семьи имел в войну с фашистами ещё хуже вашего ранение. Там яички были срезаны напрочь, но я перед собой видела светящуюся счастьем пару.

— Сам я после ранения не рискнул, а женщины такой около меня до этого не было.

— Раз есть примеры другого отношения и к проблеме и к жизни, надо пробовать…

Он потупясь промолчал.

— Я пришлю женщину, которая поможет вам навести порядок и отремонтировать квартиру. Она не столько любительница ремонтов, сколько это даёт ей возможность жить. Она классно навострилась работать, сначала на знакомых и у неё здорово это получилось. Дорого она не берёт. У неё чудный сын, одиннадцатилетний малец, он ходит на подработки с ней. Делают они аккуратно и чисто. Я сама пользовалась её услугами. Очень чуткая и необычной доброты женщина. Запишите — Надя и Семён Зотовы. Это моя студенческая подруга. Уверяю вас, не пожалеете.

Просмотрев в маршрутке в список и поняв, что поворот «газели», как раз выкрутил на нужную ей улицу, она решила зайти ещё и в третий номер по списку. Дом был старый и обшарпанный. Подъезд с облупившейся побелкой и накрашенный в несколько слоёв краской. Обтянутые двери и перила без подлокотников. Дверь открыла убитая горем женщина вся в чёрном одеянии.

— Вам кого?

— Полунина Анатолия Евгеньевича.

— Зачем он вам? — спросила она устало.

— Я с телевидения хотела бы поговорить с ним, — бодренько отрапортовала Люда.

Она отступила пропуская гостью.

— Проходите…

Проводив Люду в чистенькую опрятную комнату с укрытым полотенцем зеркалом и портретом молодого парня в чёрной рамке с такой же лентой на углу, она присела на стул.

— Вот говорите, — всхлипнув, показала она на портрет.

Люда без приглашения шлёпнулась рядом.

— Что случилось?

Женщина вытерла глаза и дрожащим и совершенно бесцветным голосом сказала:

— Покончил одним махом с этой проклятой жизнью. Своей и моей тоже. Как теперь жить не знаю. Одна растила, думала утешением на старость будет, а вон как вышло. Жаль, что с ним в один гроб лечь нельзя.

— Это из-за ранения? — осторожно спросила Люда.

— Вы до ужаса правы. Только и твердил: «Зачем они меня спасали, зачем спасали… Мне такая жизнь не нужна». Теперь всё. А я? Как жить мне?

— Жаль. Секс это не вся жизнь и потом человек может приспособиться ко всему. Он запрограммирован на борьбу и выживание. Хотя, как это не страшно, а рычаги управления жизнью и смертью заложены в самом человеке.

Женщина соглашаясь кивнула.

— Наверное, так.

— Простите, я пойду, — поднялась Люда.

Женщина проводила её до выхода. Сбегала не оглядываясь, знала — стоит.

Ей опять захотелось пройтись. Лучше пешком протопать три остановки, чем лезть в эту консервную банку-маршрутку или спускаться в подземку. Человек насколько силён, настолько и слаб. Жизнь и смерть всегда качаются на одних весах. Капля слабости перетянула жизнь. Не смотря на то, что после последней командировки генеральный, как ей, кажется, проявляет к ней не совсем служебный интерес, она не поменяет Эдика на него. К тому же для неё непонятен такой поворот его настроения и смешно вспоминать, как он нагло себя вёл с ней в самом начале, а сейчас вдруг складывает лапки. С чего бы такой разворот, ведь он так убедительно рассказывал о девушках его вкуса? «А может, на счёт генерального я ошибаюсь. И парень подчищает, всего-то на всего, своё не совсем вежливое обращение со мной. Чего я, правда, навоображала. Ведь он однажды уже намекнул мне о моём зашкаливающем самомнении. Как бы там не было, а с чего-то взял и пригласил на концерт Леонтьева, на завтра, а я отказалась. Пусть знает, что никто из-за него, салаги, умирать не собирается и в его обществе не нуждается. Хотя кто его знает. Пожалеть меня такую убогую, после той последней поездки, тоже мог». Она ходила по гастроному, покупала продукты, не глядя, опускала их в пакет. Задавала продавцам вопросы, плохо слушая ответ, расплачиваясь, забывала забрать сдачу. Добравшись домой заторопилась с ужином, скоро должен прийти Эд. Вспомнив про него, бросила взгляд на мобильник. «Кретинка, забыла зарядить». Не успела включить в сеть, как ожил телефон. Конечно же, вызванивал Эд.

— С тобой всё о, кей?

— Да, я забыла зарядить телефон.

— Где ты была целый день, если только сейчас доползла до зарядки?

— Ходила по своим делам. Немного устала.

— Малыш, только не говори, что мне сегодня не стоит приходить…

— Нет, нет. Я тебя очень жду. Уже готовлю ужин.

— И что на сей раз, надеюсь, не мясо с ананасом, я его терпеть не могу.

— Я учту. Но ты не угадал. Мясные рулетики с ветчиной и копчёностями.

— Сойдёт. Побольше свежих овощей. Не забудь выключить свет.

— Я помню.

— Тебе что-нибудь хочется сладенького?

— Мороженого.

— Замётано.

К десяти часам она, приготовив ужин, выключила свет, оставив только в ванной, и забралась купаться, не запирая двери. Отчего-то вспомнилось, как листали сегодня принесённую Садовниковой для Нины книгу с былинами. «Интересно, а был ли на самом деле сказочный богатырь Илья Муромец?» Ангел, подхватив крылом, унёс в древнюю Русь. Только княженьем Владимира и не пахнет, на престоле Святослав. Илья действительно сидел сиднем под Муромом и совсем ни под тем, как это теперь пытаются втюрить нам. Детский паралич ног. Ходить он не мог, но у него сильно развиты руки и грудная клетка. Действительно пришли бродячие по стране в пропаганде христианства монахи из Киевской Лавры. Миром намазанные ноги отошли. Он мог с трудом, но передвигаться. Монахи заверили, что когда он дойдёт до Лавры и непременно ногами, то будет бегать. Восторгаясь этим дивом и ведомый пророчеством монахов, он пошёл пешком до Лавры, рассказывая по дороге о сотворении христианами чуде. Из села вышел опираясь на палочку. Шёл он пять лет. До Лавры дошёл уже бодренько. Там молясь за своё исцеление, и остался монахом. Но в те неспокойные времена, у монахов для защиты Лавры была своя дружина и он, имея мощное телосложение и сильные руки, становится в её ряды. Не раз ему доведётся постоять за Русь и в походах князя. Но домом его была Лавра. Покружив над прошлым, она вернулась. И вовремя, по погрузившейся в темноту ванной поняла, что он пришёл.

— Ты не дал мне побаловать себя, — закричала она.

— Это претензии и мне зайти? — последовал немедленно ответ.

В счастливом возбуждении она, стараясь перекричать водный дождь и пробить закрытую дверь, закричала:

— Тогда мы никогда не поужинаем нормально. Раскладывай по тарелкам я выхожу.

Не успела она открыть дверь, как оказалась в его объятиях.

— Ой!

Нетерпеливые губы прошли каскадом по влажному лицу.

— Я тебя напугал?

— Настроила себя на твоё присутствие за столом, а ты тут… Эд, скажи, тебя не жгли страшные минуты тоски?

— Ты о чём, куколка?

— Ну, тебе никогда не хотелось свести счёты с жизнью?

Он помедлил и всё же сказал правду:

— Было и не однажды, последний раз перед тем, как решил попробовать женщину. Дня за два до тебя. Двое суток колебался, а потом перед тем, как купить верёвку и сигануть в намыленную петлю, решил рискнуть. Какая уж думаю разница, грехом больше, грехом меньше, всё равно всё с собой унесу… Как не крути, везде, всё равно, виноват. А тут ты. Но, что за вопрос, малыш? Что-нибудь случилось сегодня?