Даже не помахав ручкой, пробежали дни, недели, отпечатал словно армейский шаг месяц. Только ей всё не верилось, что сказка кончилась, а все его красивые слова, это только её выдумка и чуда ждать неоткуда. Выходит задачу, возложенную на неё жрецами она выполнит, но не найдя пары в вечность не уйдёт. И с плодом тоже не всё гладко. Для его правильного развития и функционирования главное условие шумеров, это любовь обоих партнёров, но она может дать гарантию только за себя. Ко всему прочему опять подкатила где-то заплутавшая в этот год зима. Очень долго стояло тепло, и над городом висел туман. И она чувствовала себя самым несчастным человеком, среди этого беспросветного тумана. Туман в жизни, туман в природе… А вокруг отбивала часы жизнь и люди рождались, умирали и даже подтрунивали друг над другом, весело спрашивая: «Как погода?» и слыша ответ: «Как в Лондоне» — смеялись. Нет, если так легче, то можно считать, что зима подобралась неожиданно, хотя, если смотреть по календарю, то уже и вполне прогнозируемое и ожидаемое в это время в наших краях явление. Но, а так, на авось, надеялись протянуть ещё хоть немного тёплые денёчки. А тут встали утром. О, чудо! Всё белым, бело! Она шла, радуясь первому чистому снегу. Который, буквально же к обеду, сделается грязным и мокрым особенно на дорогах. Сползёт с деревьев и крыш, превратившись ни во что, а пока, одно удовольствие на него смотреть. Постояла у маленького совсем игрушечного сугроба, пнула носиком ботинка в него. «Чудесно!» Какой же контрастной смотрится вся эта триумфальная природы картинка с её собственным рушащимся на глазах миром! Но ничего не поделать. Такова жизнь. Одно рождается в ней, другое же умирает. Пошла дальше утопая по щиколотку в снегу. Заметив, как какой-то мужчина, в чёрной куртке, неожиданно поскользнувшись, шлёпнулся впереди неё на дорожку и, вскочив, быстро оглядевшись, не видел ли кто его неловкого падения, помчал через дорогу. Напугалась. Только падения ей не хватало. И тут же на каком-то особенно гадком участке, поскользнувшись, еле устояла сама на ногах. «Корова». Напугавшись и осторожничая, она убавила шаг. На работу с утра не поехала. Так надо. Отпросилась. Хотя работы было размером с гору. И сидеть бы, конечно, за столом не поднимая головы от папок. Но стала ныть поясница от такого капитального сидения. «Наверное, в моём положении нельзя долго посиживать и надо чередовать сидение с ходьбой. Как раз приём у врача с восьми часов спрошу, а к обеду успею на рабочее место, — листала она журналы, разложенные на столике с толстопузыми малышами, ожидая своей очереди. — Интересно, кто будет у неё и какой он будет?» Знакомая врач посмеивалась, увидев её перед собой.

— Таинственное знакомство прошло плодотворно, как я посмотрю.

— Так и есть.

— Нашла?

— Да.

— Молодец. Будешь рожать, возраст самый клёвый?

— А как же. — Бодренько согласилась она, на сей раз, не распространяясь о своих проблемах. «Кому-то удобно делиться с чужим человеком горем, а мне счастьем. Плохое ношу всё с собой. Такая уж тупоголовая, но какая есть».

На обратной дороге, набрала фруктов, и страх, как захотелось творожку, который тут же и съела, отойдя в сторонку от прилавка. Всё время хотелось есть. Приходится спасаться фруктами, чтоб не набрать лишний вес. Приехав в отдел, обрадовалась ободряющим взглядам подруг. Девчонки сразу, как по команде наклонились, спрашивая одними губами: «Ну, как?» «Всё отлично, — показала она большой пальчик, а потом расплющила сразу два, что означало. — Мы развиваемся и растём!»

После работы Катя с Аней ускакали на спектакль, отпросившись чуть раньше, и Люда шли на остановку с Лидией Михайловной вдвоём. Заметив такой удачный расклад, Эдик заторопился к машине и тормознул, как раз под их ногами.

— Лидия Михайловна, садитесь, зима не лето. Задубеете ждать маршрутку, да и в транспорте не тепло.

Люда попыталась отвернуться и отойти, но Садовникова, ухватив за рукав, потащила её за собой. Понятно, что он на это и рассчитывал. Упираться было бессмысленно и для Лидии Михайловны не понятно. Она села. Первой, естественно, высадили Садовникову, а после, развернув машину, он помчал в загородный дом. В тот самый, в который она так и не доехала.

— Пусти, — забарабанила она опять по дверям, никак не ожидая такого. Думала, завезёт её к ней домой или устроит разборки где-нибудь на обочине, но на деле всё получилось иначе, и теперь она догадывалась, что её ждёт. «Куклы для секса больше не будет. Ошиблись жрецы или нет, а без любви он ей не нужен. Ребёнок у неё уже есть, а жалость в отношениях советчик плохой, да и помощник вообще никудышный, и поэтому её держать около него не будет. К тому же он её не пожалел. Пусть живёт спокойно, распространяться насчёт его увечья она не собирается. Пусть не дрожит». Обида, уязвлённой в самолюбии и сердце женщины, жгла грудь, мешая думать и рассуждать ей, как шумерке.

Он не оглядываясь, и не разговаривая, гнал вперёд. Обессилив, она скрутилась в уголочке и затихла. Загнав машину в ворота и махнув, приветствуя, охране, он открыл заднюю дверцу машины, выпуская её. Люда, только что усердно желающая свободы, отвернулась, не желая выходить. Обойдя машину, он открыл другую дверь, буквально выдернув её из салона. Она не успела возмутиться, в ворота въехала ещё одна машина и из неё появился мужчина лет пятидесяти, пятидесяти пяти, солидно одетый, похожий лицом и статью на генерального.

Их петушиные пляски были прерваны.

— Иди в дом, — приказал Эдуард ей.

— Нет, — попробовала она воспользоваться ситуацией и нырнуть обратно в машину.

— Не дёргай меня за хвост, я сказал, иди, значит, будь добра топай и без возражений, — прорычал он, больно вжимая пальцы в её руку.

Бросив на его рассерженное лицо беглый взгляд, она пошла к особняку. «Чего с носорогом бодаться. Ни пользы, ни удовольствия. Ещё чего доброго опять дёрнет, ребёнку навредит. А так, возможно, возьмёт с меня слово не болтать, попугает и отпустит».

Мужчина, поправив на ходу шарф, и поглядывая в след удаляющейся в дом женской фигурке, подошёл к Эдуарду.

— Сынок, добрый день, — пожал ему руку он.

Эд ответил на рукопожатие, но недовольно буркнул:

— С чего такой налёт, батя?

Всматриваясь ему в лицо, отец пустился в объяснения.

— Мать просила проведать. Не заезжаешь. Давно не собирались семьёй или только встречаемся по делам. Заскочил к тебе на работу, сказали, домой укатил. Вот я следом и рванул. Догнал.

Эд пожал плечами и недовольно буркнул:

— Чего ж без предупреждения?

— А это, чтоб не удрал, — засмеялся отец. — Ты, что, работать собрался, секретаршу привёз?

— С чего ты взял? — удивился Эд.

Отец ткнул затянутым в кожу перчатки пальцем в сторону дома:

— Так видел, женщину привёз, передо мной в дом отправил…

— Мне что бабы только, как секретари необходимы? — понимая к чему тот клонит всё же недовольно пробурчал он.

— Но Эдик… — пожал плечами отец.

— Это моя женщина, — тихо, но твёрдо сказал он.

У отца вытянулось лицо.

— В смысле?

— Жена, если так понятнее, — усмехнулся он.

Тот не мог не переспросить.

— Она кто?

— Пап, не притворяйся, ты всё хорошо расслышал. С ней я нормальный мужик и у меня всё, как у людей. Успокойтесь там с мамой и не делайте квадратные глаза. А сейчас езжай домой. К себе, я тебя не приглашаю, сам понимаешь.

Отец разволновался.

— Да, ради Бога, вот это номер… Я уже ухожу. Ухожу.

Эд, провожая до машины, взял его под локоть.

— Пап, извини…

— Всё нормально, я рад за тебя, — заверял отец, садясь в машину. Верил или нет это уже другой вопрос.

Он двинулся к дому, но вдруг передумал и пока отец разворачивал машину, заторопился к нему. «Не ладно вышло, надо исправить…»

— В выходные созвонимся или вы к нам или мы к вам решим, посидим, познакомитесь, — догнав отца и наклонясь в салон, пообещал Эд.

Отец, воспользовавшись ещё одной возможностью для разговора, задал вопрос: