— Птенчик мой, — припал он к ней губами, находя любимое ушко и дрожащий изгиб. Беря в плен её напряжённое тело, его руки огнём прошлись по скованным бёдрам, понежили холодный животик. — Всё детка, проехали эту историю, мы живые и тёплые, непременно долюбим то, что не долюбили они, хватая ту несчастную любовь глотками, радуясь любому мигу свидания. Мы же с тобой можем быть счастливы, сколько захотим, потянем самый тяжёлый воз, осилим любой жар. Главное не выронить своё счастья из рук, не растерять. — Жадные губы ласкали её тело, он любил, заставляя ее, забыв обо всём, метаться под его руками в любовной хмельной лихорадке.

Укрыв спящую жену, Седлер, предупреждённый оперативным дежурным об отходе катера звонком полевого телефона, поспешил к причалу. Как только отчалил «Рыбак» от дубового настила, Илья зашёл в каюту и, упав на топчан, уснул. Но долго наслаждаться таким удовольствием, как сон, не довелось. Почувствовав на губах поцелуй, он, облизнув губы, вскочил, как ужаленный. Поначалу спросонья ему показалось, что всё ещё с Лизой лежит на своей собственной кровати, а не плывёт в старой лохани по реке. Но, очнувшись, отпрянул. Рядом полулежала всё та же телефонистка Света. Вскочив, Илья уронил женщину на пол. Минуты две смотрели молча. Словно проглотили язык, поглядывая друг на друга.

— Ты чего тут, шалава, делаешь? — оторопело пялил он на неё глаза. — Я предупреждал тебя без стука ко мне не входить.

«Отказ?!» Удивление девицы прошло. Она вела себе не просто раскованно, а нагло. Картинно поднялась. Отряхнулась.

— Это ж не кабинет и на мне не форма, а красивая кофточка, — заявила она. — Не нравится, я могу снять. Тогда претензии отпадут сами собой.

«Смело» Пока он помалкивал и косился на неё.

Она прошла к сумке, достала из неё бутылку коньяка. Два стакана. Ловко открыла. Разлила.

Илья наблюдал. Непонимание переплетясь с раздражением бурлили у горла.

— Чего тебе надо? — озлился он.

— Какой недогадливый или это игра такая? Хочешь поиграть в неё?

Её глаза хищницы сверлили его, стараясь загипнотизировать.

— Бесполезно так смотреть на меня! Я не пай мальчик. У меня уличное воспитание. Это случайно по жизни на мне оказалась военная форма, а не тюремная роба. Могу запросто и за борт выбросить. На пример Стёпки Разина. Катер быстрее доплывёт. Ты этого хочешь? — Он бы и чего похуже Разина с ней сотворил сейчас, злясь на прерванный сон. Уж, что ему сейчас нужно так это точно не баба, а часика два подрыхнуть.

Но таких, нацеленных на улов, словами не пробить. Она их отбила, как семечки.

— Я тебя хочу, — подсела опять, как ни в чём не бывало к нему женщина, отхлёбывая из своего стакана и суя второй ему в руки. — Выпьем!

— Я не монах… И так рано усвоил природу любви, что твоему воображению и не снилось. Короче — пошла вон!

Илья вскочив, пересел на противоположную сторону каюты. «От греха подальше». Отнести это к испугу она смогла очень просто.

— Боишься? — насмешливо глянули на него её кошачьи глаза.

Седлер с ужасом наблюдал за её мерзкой игрой. Избавиться от неприятных эмоций, завладевших сейчас им, сложно. Первым порывом было возмущение… может даже применение силы. Он почти взвился, но проявив сдержанность, осел, поняв, что она только этого и добивается, поэтому сказал с усмешкой:

— Боюсь, тебя что ли?

Она тоже насмешливо проворковала:

— Только не говори, что не ходил от жены налево.

Что за разговор получается — насмешка на насмешку. Эту стерву утопить не получится, она всплывёт и ещё хихикать будет. Рождаются же такие. Сами кошки и голоса кошачьи, мяукающие.

— Интересный поворот. Отчитываться перед тобой мне? — хмыкнул он.

— В таком случае, чего же нам ломаться, — сделала попытки подойти к нему она. И подлавливая добавила:- Если не боишься и нет преград, рискнём. Я классная.

Но Илья отрезал:

— Этого мало, чтобы перевернуть в один миг жизнь мужчины. Баб я выбираю сам. Так я живу, и тебя в этом списке нет.

— Запиши, — наглела она, расстёгивая кофточку. — Плёвое же дело.

Он твёрдо посмотрел ей в лицо.

— Поздно претендуешь на главную роль. Место дамы моего сердца давно занято. У меня и сын имеется. Так что заруби себе на носу, жертвовать счастьем любимой женщины, я не намерен. Плюйся в другом месте.

Смутилась? Не поняла? А ни чуть! Она ответила тут же, словно именно такого ответа и ждала:

— Я смиренно подожду своей очереди, — заявила с хищной улыбкой она. — А слюну приберегу для твоего рта. Обещаю, поцелуй будет не забываемым. В плюсе с моей красотой — вулкан.

— Красота не твоя заслуга. Пересиливать себя с желанием себя не собираюсь. Один ноль в мою пользу.

— Женщина всегда выигрывает. Вот! — прижалась она к нему.

— Как тебя муж терпит, — поморщился Илья, — мужик же нормальный. Не глупый и мозги на месте. Одно не понятно, где у него глаза.

Его оглушил её смех.

— Он любит и готов закрывать глаза на все мои причуды, — прочирикала она, игриво поправляя пушистые волосы.

Седлер, рассматривая перед собой пространство, опять съязвил:

— Это он маленько недодумал с закрытыми-то глазами за тобой смотреть.

Приняв этот его сарказм за согласие, она села к нему на колени и обняв за шею, пытаясь поцеловать, старалась во всю.

Илья перекривился: «Мужик обязан думать, как шахматист: на два хода вперёд, а я пренебрёг сей мудростью. Теперь, чтоб выпутаться достойно, надо найти доступное тяжеловесное средство». Нет, он не оттолкнул, что-то решая для себя ждал:

— Ты зря спешишь, может, передумаешь? — с надеждой буркнул он.

— Ни один сон уже без тебя не проходит, — пропела она, пхая свою грудь ему под нос.

Илья зевнул.

— Надо же ещё и сны видишь, шикарно живёшь, а мне б только глаза заплющить и то не дала.

Эта бойцыца его всё больше раздражала и бесила. Надо было найти срочно безопасный способ выпустить пар. Боксёрской груши рядом не было. Раздумывая, он со скучающим видом наблюдал за её ужимками. Он, конечно, не скопец, но бросаться на каждую швабру без мужской надобности не собирался. А такой необходимости, когда его девочка с ним, у него нет. В этой пустой бабе кроме тела ничего нет, и тем она не умеет распорядиться. Таких любят простачки, любители пройтись покрасоваться, старые мужики. А ему, Илье, она не нужна.

— Не вопрос поделюсь с тобой своими, — захихикала она, бесцеремонно ныряя ладонью под его ремень. — Так что действуй.

Это уже перебор. Он пожалел, что не выкинул её сразу, а перевёл на неё столько впустую времени. Ему даже стало жаль себя. Спал бы да спал…

— Всё, я не хотел…, - резко поднявшись, он выволок за руку её на палубу, толкнув там. Следом выбросил на палубу сумку, а бутылку со стаканами луканул в воду. Вот так правильно! Не дай Бог, ещё матросы нахлебаются. Мысленно поздравил себя с успешно проведённой операцией. Вернулся обратно, заперся в каюте и улёгся вновь на топчан. Пожаловался сам себе: «Пришлось вставать, идти, сколько времени украла… Ух сучка!»

Видевшие всё это солдаты, проходящие службу на катере и исполняющие роль матросов, отвернулись, трясясь от смеха:- «Не повезло бабе. Такой облом». Тем не менее, в гидроаэропорту, она, как ни в чём не бывало села к нему в ждавший его уазик.

— Вот стерва, — удивлённо прошипел Седлер. — Хоть плюй в глаза.

Высадив, непрошенную пассажирку в Норильске, погнали в аэропорт.

«Только бы не было никаких задержек и отмен рейсов», — думал он, пытаясь поспать ещё и в машине. Про бойцыцу он уже не думал. Было бы чем голову засорять. Всё обошлось, самолёт сел вовремя и машина не сломалась, что тоже часто случается. Везя мать из аэропорта, Илья рассказывал о тундре, о городах спутниках, что попадались по дороге к Норильску. Тундра цвела, обжигая множеством красок. Она удивлённо ахала и восторженно смотрела на проносящиеся то необычные равнины, то сопки. Он провёз её по Норильску, хвалясь городом.