Несмотря на то что большая песчанка всюду обычна и многочисленна, ее жизнь и особенно поведение, связанное с обычаями, царящими в колониях, плохо изучены. Вспоминаю одно случайное наблюдение.

Выдалась странная погода. Темная мгла поползла по небу, закрыла солнце, и полыхающая жаром пустыня преобразилась. Стало прохладно, не видно миражей-озер. Измученный зноем, обрадованный тем, что исчезли яркие и жаркие лучи солнца, я выбираюсь из-под тента. Вдали зеленеет полоска саксаулового леса. Хорошо бы его проведать.

В этой глухой пустыне у гор Богуты удивительно много песчанок. Колонии этих зверьков на каждом шагу. Обходить их стороной надоедает. Приходится осторожно лавировать между норами. Но разве угадаешь, где находятся подземные галереи! В них проваливаются ноги по колено, а в ботинки забиваются пыль и мелкие камешки.

Между колониями-городками протоптаны отличные тропинки. По ним эти общительные грызуны бегают друг к другу. Вокруг меня на почтительном расстоянии стоят столбиками зверьки и, ритмично вздрагивая животиками, тоненькими голосками ведут хором свою мелодичную песенку.

Едва я приближаюсь к колонии, как хор мгновенно затихает, и все зверьки будто по команде бросаются в норы, оставляя за собой длинные струйки песка. Зато в колониях, расположенных позади [1] меня, хор продолжает исполнение, да и те, кто далеко позади, оправились от испуга и тоже запели песенки. Так и передают меня по эстафете от колонии к колонии, и несется над пустыней дружный посвист множества голосков.

Сегодня я с удивлением увидел среди взрослых песчанок множество малышей. Это, видимо, первый приплод года. Среди них есть совсем малютки. Молодь уже вполне усвоила привычки взрослых, во всем подражает родителям, так же, как и они, малыши застывают столбиками и поют в меру сил своих слабеньких легких и нежных горлышек. Чем меньше песчанка, тем тоньше ее голосок, и от этого хор зверьков удивительно мелодичен, приятен и многоголос.

Никогда я не видел столько малышей песчанок, хотя знаю этих грызунов, завсегдатаев пустыни, уже много лет и постоянно встречаюсь с ними во время путешествий. Интересно на них посмотреть — и я усаживаюсь на походном стульчике возле куста саксаула вблизи нор. Придется на полчаса превратиться в неподвижного истукана, пока обитатели подземных галерей успокоятся и приглядятся ко мне.

Проходит несколько минут, и вокруг зашевелились резвые зверьки. Вскоре они забегали в разные стороны, размахивая длинными хвостиками. Те, кто поближе, привстав на задние лапки, долго и внимательно всматривались в меня черными бусинками глаз. Нет, почему-то песчанки сейчас не в меру возбуждены, совсем не такие, как всегда, будто ожидают какое-то событие.

Небо с каждой минутой темнеет, из-за горизонта ползет свинцовая туча, воздух совсем затих, замерли, не шелохнутся растения, и кажется, все сгинуло, спряталось, кроме этих неугомонных созданий.

Песчанок появляется все больше и больше на поверхности земли. Наверное, все, кто был в норах, выбрались наружу. Некоторые еще совсем малы — немногим больше домовой мыши. Другие — под стать взрослым, хотя заметно отличаются от них серой и гладкой шерсткой.

Счастливое и безмятежное детство! Малыши гоняются друг за другом, шалят. Самые смелые подобрались совсем близко к моим ногам. Я для них — неживой, серый и немного страшный то ли камень, то ли пень большого саксаула, неожиданно появившийся у края их поселения. Как и все другие животные, песчанки больше воспринимают движение, чем форму. Но, видимо, уж очень хорошо знакомо все окружающее, и старики долго и с подозрением рассматривают меня, выдерживая почтительное расстояние. Нет, им не нравится этот странный предмет, они склонны держаться от него подальше. Тревожный крик иногда останавливает резвящееся общество, все встают столбиками и, будто по команде дирижера, дружно запевают хором. Но незнакомый предмет не шевелится, молчит, не нападает. Песня смолкает, и снова все начинают суматошно двигаться, затевают перебежки, беготню, погоню.

Я же, затаив дыхание, боюсь шевельнуться и рад тому, что наблюдаю картину безмятежной жизни пустынного народца, оказался случайным ее свидетелем.

Среди зверьков замечаю двух молодых песчанок — они неразлучны. Они крутятся друг возле друга и вот уже который раз затевают одну и ту же забавную игру. Одна становится столбиком, вторая возле нее, потом приподнимаются все выше и выше, подталкивая друг друга передними лапками. Наконец обе песчанки, стоя, быстро-быстро колотят друг друга передними ножками, слегка толкаются головами. Наконец одна не выдерживает, падает. Затем следует несколько кругов погони и — снова два столбика, будто боксеры, размахивают кулачками и толкаются.

Состязание кажется настолько необычным, что я сперва не верю своим глазам и только потом, опомнившись, начинаю сетовать на то, что со мною нет киноаппарата. Представляю, как заинтересовала бы даже специалистов-зоологов забавнейшая пара грызунчиков-боксеров.

Все остальные продолжают метаться в каком-то неудержимом веселье, и пустыня пестрит множеством шевелящихся зверьков. Необычная колония! Странные ее жители!

Небо же совсем потемнело. От сиреневых гор Чулак через всю большую пустыню, от реки Или до гор Богуты, протягивается резкая серая полоса. Она быстро приближается, растет, превращается в громадную непроницаемую стену мглы, закрывает пустыню, горы, небо. Шевельнулась трава, и будто ожил замерший воздух. Засвистел ветер, качнулись ветки саксаула. Вот он налетел порывом, ударил в лицо мелкими камешками. Через несколько минут шквал пыльной бури окутывает пустыню.

Колонии песчанок сразу опустели. Их обитатели спрятались в подземные галереи и, наверное, сидят там тихо, прислушиваясь к свисту ветра и шуму перекатываемого по земле песка и мелких камешков.

Какая странная погода! С трудом иду против ветра, закрывая рот от пыли платком, и во мгле, закрывшей горизонт, стараюсь определить направление…

Особенно многочисленные колонии песчанок мне встретились в глухой и безлюдной пустыне Сарыесик-Атырау по древним и сухим руслам реки. И здесь, несмотря на волков и лисиц, они благоденствовали. Хор тонких голосков раздавался со всех сторон, нарушая молчание пустыни. Натуралист Лихтенштейн, описавший этого грызуна как новый и до него неизвестный науке вид, придумал ему русское название «заманиха». Откуда он его взял, сейчас догадаться трудно.

Здесь же я увидал у самых входов в норки маленькие кучки песка, диаметром приблизительно сантиметров двенадцать — четырнадцать. Под каждой такой кучечкой оказалось по нескольку катышков свежих экскрементов, закапывание своих испражнений, оказывается, непременная особенность поведения этого грызуна. Оно, судя по всему, имеет какое-то важное значение. Под песком, прогретым солнцем, во влажных фекалиях происходит обработка неусвоенной клетчатки особенными бактериями. Пройдет некоторое время, и песчанка, откопав свое столь необычное хранилище, не без аппетита будет уплетать продукт переработки кишечника. Так растительная пища проходит двойную переработку. Так же поступают и многие другие грызуны.

Сходным способом обрабатывают поедаемую древесину и термиты. Богатые бактериями и простейшими организмами колбаски испражнений своих собратьев, едва они появляются из заднепроходного отверстия, жадно поедаются другими термитами. Здесь вторичная переработка растительной пищи доведена до совершенства.

Одну загадку, связанную с большой песчанкой, мне не удалось разрешить.

В обширной пустыне Джусандала — Полынной пустыне в переводе на русский язык — в одном месте растет на значительной площади саксаул. По-видимому, здесь неглубоко находится грунтовая вода, благодаря которой и растет это дерево. Среди зарослей саксаула обосновалась зимовка скота с неплохим колодцем. В этом месте возле каждой колонии большой песчанки находилось на саксауле гнездышко, судя по размеру, маленькой птички, по всей вероятности пустынной славки. Неужели между крохотной птичкой и большой песчанкой существует какое-то содружество? Славка может тревожными криками извещать своих соседей о приближении врагов: лисицы, корсака, хорька или даже волка. А песчанки, чем они могли быть полезными пичужке? Возможно, славка уничтожала разных мух, прилетавших к песчанкам, в том числе и таких коварных, как вольфартовая муха…