“Взрывом я называю доведение конфликта до последнего предела, до такого состояния, когда уже нет возможности ни для какой эволюции, ни для какой тяжбы между личностью и обществом, когда ребром поставлены вопрос — или быть членом общества, или уйти из него. Этот последний предел может выражаться в самых разнообразных формах; формах решения коллектива, в формах коллективного гнева, осуждения, бойкота, отвращения; важно, чтобы эти формы были выразительны, чтобы они создавали впечатление крайнего сопротивления общества”.

Чтобы было понятно, поясню. Речь идет о бурной реакции людей во время апогея противостояния сторон той, что представляет социализированный интерес, интерес общественно соотносимой группы и лиц в ней; и той, что представлена индивидуализированным или групповым походом. И весь вопрос в том, быть ли деструктивному началу и режиму деградации в позиции «сверху» или нормальный человеческий процесс отодвинет, уберет, сметет их.

Я думаю, что Макаренко сознательно не включил в свою книгу процитированный выше фрагмент. Потому, что сам он нашел ход, более эффективный, чем просто “взрыв”.

Он выявил способ “вложенной реакции”, когда наша «вспышка» заканчивается «взрывом» в другой стороне.

Мне хотелось бы сослаться при этом на эпизод из текста “Поэмы…”.

Первые шесть воспитанников, прибывшие в колонию имени Горького, — отнюдь не беспризорные дети, а прекрасно одетые парни, уже участвовавшие в квартирных кражах и грабежах. С вежливой небрежностью выслушивая не то предложения, не то просьбы воспитателей съездить за водой, расчистить дорожки от снега, наколоть дров, они весело и глумливо отказываются от этого. Нужны дрова — парни ломают деревянную крышу сарая. Делают они это с шутками и смехом: “На наш век хватит!” В отношении воспитанников к воспитателям с каждым днем все резче проступает наглая издевка.

Дело кончается неожиданно. Когда в одно прекрасное утро воспитанник Задоров в ответ на предложение пойти нарубить дров для кухни заявляет: “Иди сам наруби, много вас тут! ” — заведующий с размаху ударяет его по щеке.

Потом в запале дает ему еще несколько пощечин.

В состоянии “дикого и неумеренного гнева” заведующий ставит перед воспитанниками вопрос с ультимативным “или…”: “Или всем немедленно отправляться в лес, на работу, или убираться из колонии к чертовой матери!” С этими словами он уходит из спальни. После этой кульминации-катастрофы, после очевидного “педагогического падения” заведующего наступает вовсе неожиданная развязка. Разнузданные хулиганы послушно идут вслед за заведующим к сараю, где все вместе вооружаются топорами и пилами. В лесу, к удивлению заведующего, “все прошло прекрасно”. Мало того, в перерыве “Задоров вдруг разразился смехом:

— А здорово! Ха-ха-ха-ха!..

Приятно было видеть его смеющуюся румяную рожу, и я не мог не ответить ему улыбкой:

— Что — здорово? Работа?

— Работа само собой. Нет, а вот как вы меня съездили!

Задоров был большой и сильный юноша, и смеяться ему, конечно, было уместно. Я и то удивлялся, как я решился тронуть такого богатыря…”

Все обычно видят в данной истории исключительно “драковый, рукоприкладный момент”. Конечно, факт “физической меры воздействия” здесь наличествует. Зачем его прятать? Но главное здесь, оказывается, все же другое. Именно: “или…” Последствия которого обминают куда больнее, чем удар сошедшего с тормозов кулака. Боль от “или…” не только не утихает, она еще и издергивает, сама превращаясь в душе и совести человека в бьющий его собственный кулак.

77. Закон “иллюзии присутствия”

“Когда автор показывает, как именно произошло событие, он не только оживляет свое повествование, но и делает его более правдоподобным”.

(Цицерон)

На иллюзию присутствия наше внимание обращает шотландский философ Генри Хоум (1696–1782), который в своей работе “Основания критики” (1762) вводит это понятие и по мере сил обосновывает. Нам остается только отследить его логику и пополнить свой багаж весьма нужным знанием.

“Удивительно, на каком хрупком основании воздвигает природа иные из самых долговечных и роскошных своих созданий. Что, по крайней мере по видимости, более непрочно, чем иллюзия присутствия? Однако же именно в ней коренится то огромное влияние, которое имеет над сердцами слово; влияние, более всего другого укрепляющее общественные связи и призывающее людей от их личных интересов к совершению поступков великодушных и благодетельных. Конечно, истина может быть усвоена без помощи иллюзии присутствия; но даже лучший из ораторов и писателей напрасно пытался бы без нее возбуждать страсти, наше сочувствие ограничивалось бы лишь предметами, действительно находящимися у нас перед глазами; а язык утратил бы свою примечательную способность вызывать сочувствие к существам, отдаленным от нас как в пространстве, так и во времени. Благодаря иллюзии присутствия действие слова не ограничивается сердцем; оно обращается также и к нашему разуму и помогает нас убедить. Ибо, когда события описаны живо и каждое слово проходит перед нами, мы не склонны сомневаться в их истинности. Поэтому историк, обладающий даром рассказчика, обычно умеет заставить нас поверить ему. Те же события, рассказанные холодно или неясно, мы не принимаем без проверки рассудком. Плохо описанное событие подобно предмету, виденному издалека или сквозь туман; мы сомневаемся в его существовании. Автору, способному воодушевить читателя, можно быть в своих вымыслах смелее, стоит увлечь читателя — и он поддастся любому впечатлению”.

Механизм “иллюзии присутствия” способен управлять нашими чувствами. Так, беда, случившаяся с человеком, нам неизвестным, волнует нас меньше, чем когда он нам знаком, даже если мы к нему безразличны: знакомство с пострадавшим, даже отдаленное, помогает нам представить себя свидетелями его страданий.

78. Закон “иллюзии уступчивости”

“Люди вовсе не так сильно стремятся к победе, как это обычно принято думать. Часто им достаточно великодушного заверения противной стороны, что она чувствует себя побежденной или хотя бы близкой к тому.”

Эльберт Хаббард был одним из наиболее оригинальных умов, произведения которого когда-либо возбуждали всеобщий интерес, а его язвительные суждения часто вызывали бурю негодования. Но Хаббард со своим редким умением обращаться с людьми часто превращал своих врагов в друзей.

Например, когда какой-нибудь возмущенный читатель писал ему, что категорически не согласен с такими-то и такими-то его статьями и в заключение обзывал Хаббарда и так, и эдак, Эльберт Хаббард невозмутимо писал ему в ответ что-нибудь вроде нижеследующего:

“Поразмыслив над этим, я почувствовал, что и сам не вполне согласен со своими высказанными ранее суждениями. Отнюдь не все то, что я писал вчера, нравится мне сегодня. Мне было весьма полезно и приятно узнать Вашу точку зрения по этому вопросу. В следующий раз, когда Вы окажетесь в наших краях. Вы обязательно должны навестить нас, и мы тщательнейшим образом обсудим с Вами все аспекты этой проблемы. Издалека горячо жму руку и остаюсь искренне ваш…”

79. Закон “индивидуального подхода”

Люди требуют к себе индивидуального подхода. Они хотят, чтобы к ним обращались уважительно, по имени, а не “эй, ты”. Они хотят иметь собственность, стремятся обзавестись семьями, их труд должен оцениваться и получать признание. Они хотят, чтобы им сопутствовал успех. Групповое участие в труде приносит как удовлетворение, так и признание, однако не следует забывать, что мировой прогресс является результатом деятельности отдельных личностей. У истоков почти каждого великого открытия стояли личность и индивидуальная, а не групповая деятельность.

В своей увлекательной книге об образе жизни англичан “Корни дуба” Всеволод Овчинников пишет: