Лошадь уже едва переставляла ноги. Проклятый дождь превратил относительно сносную дорогу в реку ...

Лошадь уже едва переставляла ноги. Проклятый дождь превратил относительно сносную дорогу в реку жидкой грязи, куда лошадиные копыта проваливались едва не по колено. Я ехал уже четыре часа, стараясь не потерять в темноте дорогу, примитивный масляный фонарь светил исключительно себе под нос, позволяя разглядеть то, что было под брюхом лошади.

Меня самого пока худо-бедно спасал плащ, выданный мне Барменом в самом начале, он же посадил меня на лошадь и сказал напутственное слово, что, мол, мужики на месте всё знают. Они-то знают, да только до места того ещё предстоит добраться. Отчего-то все пространственные проходы открываются куда угодно, только не туда, куда нужно.

Покрепче завернувшись в плащ из тонкой кожи, я попытался поторопить лошадку, поддавая ей шенкелей. Бесполезно. Как шла, так и идёт. Может, наездник из меня плохой? По краям дороги потянулся редкий лес, уже лучше, теперь не собьюсь с пути.

Фонарь я погасил, толку от него всё равно никакого, пусть уж лучше глаза к темноте привыкают. Внезапно где-то за деревьями, совсем близко, раздался вой, лошадь встрепенулась и таки пошла быстрее. Волки. Их только мне сейчас не хватало. Рука сама собой нащупала в седельном чехле ружьё, двустволку-вертикалку, слегка укороченную, видимо, чтобы можно было с седла использовать, аки ковбой. Патронов при мне до чёрта, да только в темноте ещё попасть нужно. Вот смешно будет, ехал монстробой на работу, да не доехал, волки съели.

Нет. Волкам сегодня определённо не повезло. Впереди я различил огонёк, едва заметный среди редкого леса. Кажется, куда-то приехал. Огонёк этот постепенно приближался, становился ярче, пока, наконец, не превратился в большой фонарь, освещавший крыльцо придорожного трактира. Окинув взглядом здание, я попытался примерно вычислить технический уровень этого мира. Девятнадцатый век. Или даже восемнадцатый, хотя в этом случае чёрта с два бы мне современное ружьё дали, был бы мушкет кремнёвый или арбалет.

Снаружи была коновязь, вот только оставлять лошадь мокнуть – это не дело. Приземистое здание слева просто обязано было быть конюшней, такая дверь не для людей сделана.

Спрыгнув в грязь, тут же поглотившую ногу в сапоге до середины голенища, я взял лошадь за поводья и повёл в ворота. Так и есть, конюшня, стойла в ряд, пол соломой засыпан, а в дальнем углу, у коптящего светильника, сидя на чурбачке и прислонившись спиной к бревенчатой стене, подрёмывает паренёк лет четырнадцати в овчинной душегрейке. Подойдя к нему, я легонько постучал носком грязного сапога по чурбачку. Парень вскочил и поглядел на меня испуганными глазами.

- Что? Господин, чего изволите?

- Кобылу мою пристрой, - велел ему я, протягивая серебряную монетку, не знаю, какая тут валюта в ходу, но серебро почти везде ценится.

Видимо, ценилось оно и здесь, глаза паренька вспыхнули, он схватил монетку, взял лошадь за поводья и повёл её в стойло, по пути клятвенно обещая, что лошадь будет в лучшем виде, сбрую он тут положит, ничего не пропадёт, накормит, напоит и почистит, а овёс у них лучший в округе, ни у кого такого нет…

Я не слушал, мне, откровенно говоря, на животное это плевать с высокой колокольни, я её, наверное, больше и не увижу. И вообще, я здесь за другим. Придержав конюха, я вынул из седельных сумок всё нужное. Ружьё, рюкзак с патронами, большую флягу с водой и маленькую со спиртом. Остальное при мне, под плащом спрятано.

Снова накинув на голову капюшон, я быстро преодолел расстояние от конюшни до крыльца, стараясь не утонуть в грязи. Во дворе была насыпана дорожка из мелких камней, да только и её залило водой. Открыв дверь, я ещё некоторое время постоял на крыльце, дожидаясь, пока с плаща стекают струи воды. Когда стекло достаточно, и можно было не бояться наводнения, я шагнул внутрь.

В заведении царил полумрак, и почти не было посетителей, время уже позднее, да и вообще, неизвестно, кто здесь останавливается, кроме случайных путников. За ближайшим столиком сидели двое выпивох в овчинных душегрейках и дырявых сапогах, и о чём-то беседовали заплетающимися языками. Ещё один, не выдержав неумеренных возлияний, тихонько дремал на краю стола, изредка бормоча во сне. Чуть дальше мужик огромного роста что-то втолковывал старику, а тот тихонько поддакивал, слабо жестикулируя рукой.

За стойкой стоял приличного вида бармен, в рубашке и жилете, было ему лет пятьдесят, благообразное лицо обрамляли седые бакенбарды. Он протирал кружки и сонными глазами поглядывал в зал. Чуть поодаль дремала молодая официантка, положив голову на стойку.

Но меня интересовали другие посетители. В самом дальнем углу, едва видимый в полумраке помещения (полдюжины масляных ламп и небольшого кирпичного камина было явно маловато) сидел небольшого роста человек, которого отличала выбритая до синевы голова. Глобус. Сбросив плащ, я направился в его сторону.

Глобус, один из ветеранов нашей конторы, прозванный так за гладко выбритую голову, сидел за столиком, вяло отхлёбывая что-то из большой глиняной кружки, жевал вяленую рыбу неизвестной породы и откровенно скучал. Рядом с ним стояло ружьё, дорогое, не чета моему. Штуцер-двойник. Верхний ствол под двенадцатый калибр, нижний нарезной, под винтовочный, навскидку девять миллиметров. Сам монстробой был одет в пустынный камуфляж, разгрузку и новые кирзовые сапоги. На ремне я различил нож, самый простой, финку времён Войны. А на бедре висела кобура с каким-то древним револьвером весьма внушительных размеров.

- Здорово, Фома, - он оторвался от кружки и поднял на меня взгляд, - присаживайся, в ногах правды нет.

- Привет, - я протянул руку, - ты в курсе, что сегодня будет?

- Только в общих чертах, - запрокинув голову, он допил то, что было в кружке, потом сделал знак кабатчику, а тот, в свою очередь, толкнул официантку, а она, встрепенувшись и недовольно посмотрев в нашу сторону, отправилась на кухню, - Старика ждём, он обо всём знает. Плащ повесь на стенку.

Плащ свой я бросил на спинку свободного стула, а теперь под ним уже растекалась лужа, остальные посетители вешали верхнюю одежду на вешалку, что была как раз напротив камина, толково. Я встал и перевесил свой плащ туда.

- А что хоть за мир тут? – спросил я, - позднее Средневековье? Тогда подозрительно хорошие стволы нам выдали.

- Постап, - коротко сказал он, официантка как раз поставила на тол новый кувшин с пивом, кружку и тарелку с кусочками рыбы, - причину я точно не знаю, лет двести, как всё гикнулось, что-то восстановили, но в основном, восемнадцатый век. А оружие здесь делать умеют, кое-где даже капсюли производят, потому и нам такое выдали.

- Ясно, - я повернулся к официантке, - а можно поесть чего? Жаркое там, или суп?

Она поморщилась, но кивнула, а затем также неторопливо отправилась на кухню.

- А что Старик? – спросил я, - дело серьёзное, раз его послали.

Это была правда, Старик, один из лучших специалистов, насколько мне известно, редко участвовал в рутинных чистках, его бросали на самые сложные случаи, а попасть к нему в напарники могли только опытные бойцы, вроде нас, что свидетельствовало о большом доверии.

- Не знаю, - недовольным голосом ответил он, разливая пиво по кружкам, - он ведь не как мы, наше дело – стрелять быстро, а Старик больше разведкой занят, часто вообще в мирах неделями живёт, изучает обстановку, отчёты пишет, а по его наводкам уже мы выезжаем. В боях его редко используют. Если сегодня он с нами, то дело будет сложное, чтобы кого-то убить, его надо будет сперва найти, а сделать это непросто.

Я отхлебнул пиво из кружки. Неплохо, пены маловато, но здесь большего и ожидать сложно. Вообще-то, после многочасового заезда под дождём было бы неплохо и чего покрепче накатить, да работа опасная ожидается, а спьяну можно и головы лишиться.

- С ним ещё кто-то будет, - добавил Глобус после долгого раздумья, - мне Бармен сказал, кто-то молодой, недавно у нас, стажируется.

Разговор прервала официантка, на стол легла деревянная доска с половинкой жареной курицы, рядом миска с солёными огурцами и три толстых ломтя чёрного хлеба. Неплохо.

- А стоило на такое дело стажёра брать? – спросил я с набитым ртом, только сейчас понял, как сильно проголодался, - ему бы для начала чего попроще. Слышал, некоторых просто с пленными холопами натаскивали, типа боёв на арене.

- Бывало такое, - кивнул он, снова разливая пиво по кружкам, - да только мы ведь не знаем, что там за стажёр, может, он мастер боевых искусств, или спецназовец, десяток войн прошедший, или бандит-головорез, которому глотки резать не впервой.

- Вот бы узнать, - сказал я, отламывая ножку у курицы, - а ты чего не ешь?

- Пока тебя ждал, слопал свинячий окорок, - объяснил он, - у тебя серебро-то есть? Тут бесплатно не кормят.

Я достал из кармана тощий кошелёк и позвенел монетами.

- А что Бармен? Командировочных не дал?

- Дал, - Глобус поморщился, - только у Старика они, а пока его дождёшься, помереть можно от голода.

К счастью, кое-какие сбережения у нас были, в том числе и в серебре. Монеты, правда, не местные, но какая разница, серебро ведь. Тем более, что заплатили мы явно с лихвой.

Утолив голод мы заказали ещё пива, напиток был хорош, насколько он вообще может быть хорош в таком месте, спирт почти не чувствовался, да и опьянения мы не заметили. Разговор, плавно перетекая из одной сферы интересов в другую, наконец, перешёл на оружие.

- Дай револьвер посмотреть, - попросил я, - местный?

- Куда там, из нашего мира, - он выложил на стол блестящий хромированный револьвер с длинным стволом, - тут, конечно, делают, да только качество такое, что проще дубину взять.

- Что за модель? – спросил я, осторожно поднимая оружие, - американский? Прямо, гаубица карманная.