— Ну вот, теперь вы снова в седле. А космос — это ерунда! Что такое космос? Самая невинная и безопасная штука на свете — пустота, многие кубические километры которой сдобрены пригоршней молекул и политы ложечкой реликтового тепла. Не стоит тревожиться.

— Космос меня и не тревожит, — рассеянно ответил Гирин.

Люци засмеялся, но спросил отнюдь не насмешливо, деликатно:

— Что же вас тревожит, юноша?

Этот простой вопрос если и не смутил, то поставил Александра в тупик. Земля была так безмерно далека, что казалась теперь ненастоящей. Друзья и близкие словно выцвели, растеряли реальные черты, приобрели характер символов. Ведь их разделяла такая бездна пространства, которое даже молниеносный свет преодолевает лишь за время, которое в несколько раз больше всей человеческой истории! Александр сожалел об утратах, но сожалел странно. Так сожалеют о только что растаявшем чарующем сне, хорошо сознавая, что это сон. Сон — и ничего больше!

С полгода тому назад Гирин в составе группы самолетов по делам службы летал на юг. За час с небольшим они преодолели больше тысячи километров и оказались в стране гор, гранатовых деревьев и цветущих магнолий. На аэродроме он встретил товарища по училищу, они обрадовались друг другу и, сколько могли, поболтали, сидя в тени старых кипарисов. А потом — команда по самолетам, обратный полет, и через какой-нибудь час они снова были дома. Отдыхая после полета теперь уже в тени берез, Гирин заметил на траве им же забытый часа три тому назад потрепанный журнал. Он взял его в руки, рассеянно полистал и вдруг поймал себя на странном, очень остром чувстве ему не верилось в реальность встречи с товарищем, который служил среди кипарисов так далеко от этих берез! Да и вообще, был ли весь этот двухэтапный, скоротечный перелет? Может быть, он просто заснул тут, на весенней травке, и ему пригрезились и ровный шум двигателя, и заоблачные выси, и разговор по душам?

Нечто подобное Александр переживал и теперь. Чудовищная отдаленность от всего земного потрясала, но причина тревоги, которая, как заноза, сидела в самом сердце, была в чем-то другом. А в чем, Александр никак не мог ухватить! Кстати, ему и в голову не приходило, что Люци мог его обмануть или хотя бы преувеличить. Слишком ярким и осязаемым и вместе с тем фантастически неправдоподобным было зрелище чужого звездного мира. Ложь не такова, она всегда правдоподобна, она вынуждена рядиться под истину, иначе будет уже не ложью, а глупой выдумкой, чепухой.

— Почему столько звезд? Почему их так много? — так и не разобравшись в себе самом, спросил Александр.

Люци воспринял этот вопрос как должное.

— Мы находимся почти в самом центре тридцать третьего шарового звездного скопления. Плотность звезд тут в десятки раз выше, чем в окрестностях вашего любимого Солнца. Поэтому небо и имеет такой театральный, фейерверочный вид. Порой эта небесная иллюминация ужасно раздражает! Особенно во время ночной охоты, когда нужно незаметно подобраться к зверю.

— Вы охотник?

Люци хитро прищурился:

— Я странник! Но в некотором роде и охотник, точнее, ловец животных и собиратель растений, довольно известный в галактике и ее ближайших окрестностях. — Видя, что Гирин не совсем понимает его, он охотно, с ноткой самодовольства пояснил: — Своего рода космический Джеральд Даррелл. До слез жалею редких и исчезающих животных, занесенных в Красную галактическую книгу, а поэтому отлавливаю их и передаю в крупнейшие зоопарки любителей первозданной природы.

— А есть такая книга?

— Разумеется. — В голосе Люци звучала снисходительность. — Или вы думаете, что человечество так уж оригинально в своих начинаниях? Красная книга — это банальность.

Хмуря брови, Гирин спросил, скорее подумал вслух:

— Значит, зверинец все-таки был?

— Какой зверинец? — насторожился Люци.

Гирин подумал и неторопливо объяснил. Люци расцвел в улыбке:

— Он не только был, но есть — здесь, на корабле, в двух шагах отсюда. Смею надеяться, — в голосе этого галактического странника появились самодовольные нотки, — что мне удалось собрать превосходную коллекцию. Редкостные экземпляры!

Без улыбки разглядывая Люци, Александр спросил:

— Меня вы тоже отловили как редкостный экземпляр?

Люци откровенно возмутился:

— Да как вы могли подумать такое? Я чту галактический кодекс не меньше, чем собственные привычки. А согласно этому кодексу всякое разумное существо, как бы странно, как бы безобразно оно ни выглядело, священно! И это естественно! Обычное проявление джентльменства, своеобразный мораторий между коллегами, товарищами по оружию. Конечно, — по губам Люци скользнула и пропала лукавая улыбка, — бывают и сомнительные случаи, когда мы, ловцы-корсары, позволяем себе некоторые вольности. На лбу ведь у животного не написано, разумное оно или нет, тут иногда и сам всевышний не разберется.

— Я — тоже сомнительный случай?

— Да нет же! Какой вы, однако, упрямый, — с некоторым недовольством констатировал Люци. — Просто мы, свободные ловцы, имеем разрешение брать на борт сапиенсов, когда они находятся в смертельно опасной ситуации, вероятность летального исхода которой близка к единице. Из двух, так сказать, зол выбирается меньшее, понимаете? Это и разумно и гуманно.

Александр перебрал в памяти все, что последовало после удара молнии в самолет. По крайней мере, в одном Люци не лукавил: когда парашют не раскрылся, Александр действительно попал в смертельно опасную ситуацию, выкарабкаться из которой было практически невозможно. С сочувствием присматриваясь к Гирину, Люци проговорил:

— Вас, наверное, интересуют подробности. Все делается автоматически мгновенная телепортировка через подпространство, и вы на борту брогора, как имеют честь называться корабли, подобные моему. В момент вашей локализации я отсутствовал, осматривал любопытную планету, которая расположена тут, неподалеку. Настоящий звериный рай! Ну, и поскольку вы были без сознания и установить уровень вашего интеллекта не представлялось возможным, вас на общих основаниях поместили в отдельную, так сказать, персональную клетку. — Люци не удержался и хохотнул: — Представляю, что вы подумали, придя в себя! — и наставительно добавил: — Впредь будьте осторожнее и в неясных ситуациях умейте отсидеться, не привлекая к себе внимания. Скажите спасибо, что я успел выцарапать вас из лап этого чудовищного рухши.

— Спасибо. И как же вы меня выцарапали?

— Это пустяки. Выстрел и, — Люци сделал паузу, — что бы вы подумали? Рухша убит, ранен, искалечен? Нет, я люблю своих животных как меньших братьев. Рухша погрузился в мирный глубокий сон. Я поместил его в отдельный бокс. Никогда бы не подумал, что эти антропитеки так чертовски сильны! Вас тоже зацепило периферией лучевого импульса, и вы погрузились в мирный сон. Я не стал будить вас раньше времени.

— Предпочли покопаться в моей долговременной памяти?

В глазах Люци мерцала хитринка:

— Жестокая необходимость! Я был вынужден это сделать. Где гарантия, что, придя в себя, вы, подобно рухше, не начали бы буянить и крушить мебель в собственной каюте? Ведь это, — Люци не без торжественности повел рукой вокруг себя, — ваша личная каюта.

Гирин огляделся, задержавшись взглядом на золотистой портьере.

— Рассказываете вы мне разные сказки! А я и верить потихоньку начинаю.

— Сказки? — ядовито спросил Люци. — Вы можете предложить лучшее объяснение случившемуся?

— Нет. К сожалению, не могу, — признался Александр.

— Тогда какого черта? Надо верить!

— Легко сказать — верить! — Гирин снова оглядел каюту и перевел взгляд на собеседника. — Как вы за восемьдесят тысяч световых лет ухитрились узнать, что я терплю бедствие, нахожусь в этой самой, летальной ситуации?

На смуглой физиономии Люци появилось таинственное выражение:

— Секрет фирмы! Специальная аппаратура и некоторые тайны, доставшиеся мне по наследству от моих беспокойных и веселых предков.

— Один миг — и я здесь?