— Освоиться? Интересно, как мы это сделаем? Кроме того, какой смысл держаться уверенно, если там нам все равно придется заниматься ерундой?

— Тогда давай называть это не ерундой, а как-нибудь по-другому, — предложила Ева.

— Как именно?

Ева задумалась.

— Ну, ты будешь составлять списки книг, расписания предметов… Для всего этого есть тысячи названий. — Внезапно ее голос зазвучал грустно.

И тут Бенни впервые отчетливо поняла, что хотя им с Евой предстоит жить в одном городе, однако жизнь у них будет совсем разная. Они лучшие подруги с десяти лет, но отныне должны идти каждая своей дорогой.

Бенни предстояло учиться в Дублинском католическом университете (сокращенно ДКУ) и получить степень бакалавра искусств, потому что родители согласились оплатить ее учебу. Но монастырь Святой Марии заплатить за обучение Евы в университете не мог. Мать Фрэнсис и так с трудом выкроила деньги на то, чтобы дочь Джека Мэлоуна и Сары Уэстуорд смогла окончить среднюю школу. Теперь девушку посылали в дублинский монастырь того же ордена, где ей предстояло бесплатно учиться на курсах секретарей, но взамен немного помогать по хозяйству.

— Ах, как бы я хотела, чтобы ты тоже поступила в университет! — внезапно сказала Бенни.

— Знаю. Не говори таким тоном, иначе я расстроюсь, — резко, но не грубо ответила Ева.

— Все говорят, что это здорово, что мы будем вместе, но если бы ты осталась в Нокглене, мы виделись бы чаще, — пожаловалась Бенни. — Твой монастырь находится в нескольких милях от города, а мне каждый день придется возвращаться домой на автобусе, так что по вечерам мы видеться не сможем.

— Сомневаюсь, что у меня будет много свободных вечеров, — неуверенно сказала Ева. — Мне придется натереть несколько миль монастырских полов, подрубить несколько миллионов простынь и перечистить пару тонн картошки.

— Они не могут тебя так нагружать! — испугалась Бенни.

— Кто знает, что значит выражение «немного помогать по хозяйству»? То, что для одной монахини легкая работа, для другой — рабская повинность.

— Тебе следовало бы узнать это заранее. — Бенни расстроилась за подругу.

— В моем положении не поторгуешься, — ответила Ева.

— Но там от тебя такого никогда не требовали. — Бенни кивком головы показала на монастырь, стоявший в конце улицы.

— Это другое дело. Монастырь Святой Марии — мой дом, — просто ответила Ева. — Я там живу и всегда буду жить.

— Когда ты пойдешь работать, то сможешь снять квартиру и жить сама по себе, — с завистью сказала Бенни, сомневавшаяся, что ей самой удастся когда-нибудь вырваться на свободу.

— Да, возможно, но я буду возвращаться в монастырь Святой Марии так же, как другие люди приезжают домой в отпуск, — ответила Ева.

«Ева такая решительная, — с восхищением подумала Бенни. — Маленькая, с короткими темными волосами и бледным лицом эльфа». Никто не смел сказать, что в ее жизни с сестрами было что-то необычное. Одноклассницы не отваживались спросить, на что похожа жизнь в монастыре, а сама Ева никогда об этом не рассказывала. Однако девочки были уверены, что монахини тоже не узнают об их проделках. Что-что, а молчать Ева умела.

Бенни не знала, как она будет жить без подруги. Ева много лет помогала ей выигрывать сражения. Например, с вредными девчонками, дразнившими ее «Биг Бен»[5]. Ева быстро расправлялась с теми, кто злоупотреблял добродушием Бенни. Они составляли хорошую пару: маленькая жилистая Ева с беспокойно блуждавшими глазами, не способными долго на чем-то сосредоточиться, и высокая красивая Бенни с зелеными глазами и каштановыми волосами, всегда перехваченными бантом, таким же большим, как и она сама.

Если бы подруги могли ходить в один колледж, каждый вечер возвращаться домой на автобусе, а еще лучше вместе снимать квартиру, их жизнь была бы идеальной. Но Бенни с детства знала, что жизнь идеальной не бывает. Ей и так повезло. У нее есть то, чего нет у большинства других.

Аннабел Хоган думала, стоит сменить главное блюдо вечерней трапезы или нет. Доводов за и против было множество.

Эдди привык обедать в середине дня. Когда он приходил из магазина, перед ним неизменно ставили тарелку с мясом и картошкой; регулярность этого доставила бы удовольствие любому армейскому офицеру. Когда Шеп отправлялся в ленивую пробежку к месту встречи хозяина на углу, Патси начинала греть тарелки. Мистер Хоган мыл руки в гардеробной на первом этаже и по пятницам всегда радовался бараньей отбивной, бекону с капустой или треске с соусом из петрушки. Разве можно было разочаровывать человека, закрывшего магазин и пришедшего съесть то, к чему он привык? Вряд ли после такой измены муж смог бы сосредоточиться на работе.

А как же быть с Бенни, которая приедет из Дублина после целого дня занятий в университете? Может быть, приберечь главное блюдо до ее возвращения?

Ни муж, ни дочь не могли ей помочь. Оба говорили, что это не имеет значения. Как обычно, бремя решения всех домашних дел ложилось на Аннабел и Патси.

Возможно, решением проблемы станет чай. Большой кусок ветчины, жареного бекона или несколько сосисок. Тогда можно будет сохранить порцию Бенни на случай, если она приедет голодная. Аннабел все еще не верилось, что ее дочь учится в университете. Дело было не в возрасте; Аннабел вышла замуж поздно, когда уже почти потеряла на это надежду. И родила Бенни только после нескольких выкидышей.

Аннабел Хоган обходила дом; всегда оставались какие-то недоделки. Патси находилась на большой теплой кухне. На засыпанном мукой столе стояла посуда, но ко времени трапезы все должно было быть убрано, а стол выскоблен.

Лисбег был невелик, однако дел в нем хватало. Наверху находились три спальни и ванная. Окна хозяйской спальни смотрели на фасад, а окна спальни Бенни — в противоположную сторону. В задней части дома имелись темноватая спальня для гостей и большая старомодная ванная с гудящими трубами и огромной ванной в деревянной раме.

Если человек приходил через парадную дверь (что случалось редко), то на первом этаже видел две просторные комнаты с обеих сторон. Пользовались ими редко. Хоганы регулярно бывали только в задней части дома, где находилась большая запущенная комната для завтраков, смежная с кухней. Затапливать камин в этой комнате не требовалось; было вполне достаточно тепла, которое шло от плиты. Комнату от кухни отделяла большая двустворчатая дверь, но она никогда не закрывалась. Конечно, это самое уютное место в доме.

Гости у них бывали редко. Когда это случалось, зелено-розовую гостиную с влажными пятнами на стенах проветривали и вытирали в ней пыль. Таким образом, вся жизнь семьи проходила в комнате для завтраков.

Там были три красных плюшевых кресла. У стены стояли стол и три стула с сиденьями из того же плюша. На просторном буфете красовался огромный радиоприемник; хороший фарфор и старые книги были предусмотрительно отодвинуты к задней стенке.

Когда маленькая Ева стала в доме своей, для нее нашли четвертый стул — плетеный, до того хранившийся в одном из сараев. Патси сшила для него красивую красную подушку.

Сама Патси спала в маленькой комнате за кухней. Там было окошко, почти не пропускавшее света. Патси всегда говорила миссис Хоган, что собственная комната — то же, что для покойника Царство Небесное. До прихода в Лисбег ей приходилось делить жилье по меньшей мере с двумя другими девочками.

Когда Патси прошла по короткой дорожке и увидела добротный дом с вьющимися растениями и запущенным садом, он показался ей картинкой с настенного календаря. Окно ее маленькой комнаты выходило на задний двор, поэтому у Патси был свой ящик для цветов. Правда, цветы росли плохо, потому что им не хватало света, а цветовод из Патси был неважный. Но ящик принадлежал ей. Больше никто к нему не прикасался; более того, даже не входил в ее комнату.

Патси радовалась поступлению Бенни в университет не меньше других членов семьи. Во время ежегодного отпуска Патси тратила полдня на посещение приюта, в котором выросла, а потом уезжала к замужней подруге в Дублин. Однажды она попросила подругу показать ей место, где когда-то станет учиться Бенни. Патси стояла у огромных колонн Дублинского католического университета и довольно осматривалась по сторонам. Теперь она знала, как выглядит колледж, в который будет ходить девочка.