Помню, папа с первого класса меня готовил в свой строительный институт и все повторял: по Марксу, человеку для жизни необходимы пища, одежда, жилище. Готовься к благородному делу, дочка, города строить.

Вот я и строю теперь. А тут, на Севере, человеку особенно жилье и пища нужны. Не поешь вовремя, не обогреешься в тепле — ох как худо! Как инженер, папа любит всегда точности, краткости и определенности, этого он и от своих студентов требует.

Так вот, я буду предельно точной и краткой. Посмотрите по карте: где дорога от Сургута до Уренгоя? Так вот, между ними был пикет. А теперь он стал станцией Ноябрьская. Как-то в местной газете я прочитала, что один из проектировщиков московского Гипрогора — разработчик нашего будущего города у озера Ханто, на макете написал: «В 1985 году — 50 тысяч, к 1990-му —70 тысяч. До встречи в 1990-м в кафе «Сибирячка»!»

Ну, а если серьезно — каким станет наш город?

Железная дорога разделит его на две зоны: промышленную и жилую, а они свяжутся подземными переходами. В первой разместятся базы, мастерские, а в жилой части — пяти-и девятиэтажки в северном исполнении. Ну и, конечно, в каждом микрорайоне — магазины, детские садики, аптеки и т. д.

Это все в будущем. Не буду писать ни про 40-градусный мороз зимой, ни про комаров да гнус летом. Этого добра хватает. Да и без меня об этом много понаписано.

Комментарий Лены.

Вы, наверное, в газетах и журналах читаете: тюменские клады раскрывают свои тайны. Богатство их несметное. И люди, пробивающиеся к этим кладам, сказочные.

Правильно. Все это в государственном масштабе.

А я про себя скажу. Моя соседка — Ольга Николаевна, наша наставница, воспитавшая четверых детей и настрадавшаяся со своим бывшим мужем, любившим в рюмку заглядывать, про нас с Сергеем говорит: «Не надо и клада, если в семье ладно».

Это я уже специально для мамы написала. Действительно, в семье у меня все хорошо. Сын растет. Здоров.

А если снега навалит — ничего страшного. Давно прошли те времена, когда приходилось жаться в тесных палатках, а питаться в своих котлопунктах.

С первых дней к нам вовремя доставляли мясо, лук, рыбу, крупы всякие. Правда, с овощами туговато было. Даже летом. А вот теперь и тут полный порядок: между нашим городом и Большой землей наладили, как его назвали у нас на Севере, «витаминный воздушный мост»; свежие овощи и фрукты постоянно к нам поступают авиарейсами.

А с приходом зимы — в нашем микрорайоне снежный городок появится. И мы с сынишкой пойдем смотреть на всякие сказочные фигуры. А Сергей обязательно голову Черномора вылепит. Вот вам и еще одно преимущество наших северных снежных мест.

И последнее. Город растет. Детишек все больше. Молодежь в основном у нас. Ясли и садики появляются. Уговаривают меня воспитательницей пойти. Подумаю. Педагогический институт все-таки хочу закончить. Заочно.

Из письма к бывшему мужу.

...Ты все, Виктор, твердил о раскованности, о том, что жить надо так, как бог на душу положит. И гражданский брак придумал. Модно, мол, сейчас многие так живут. Да и брак этот нужен был тебе ради твоего же удовольствия. Удобно: никаких обязательств.

Зачем я тебе была нужна? Приятно, наверное, было тебе, закоренелому холостяку, своим друзьям показать меня: смотрите, какая телочка, волоокая, тихая да покорная.

А когда мы вместе оставались — я по часам засекала: десять минут чистого времени в сутки ты говорил со мной. Пригладь, приготовь, подмети. У тебя, видишь ли, свои важные литературные дела: диспуты, новые стихи друзей. А ты, дуреха, помалкивай.

Правда, любви к поэзии я только и научилась от тебя. И за то спасибо.

Господи, а как ты перепугался, когда я заговорила о ребенке. Помнишь? Нет, не для семьи я создан, буду я возиться с коляской. И все в том же духе. И закатил такую истерику, что и вспомнить страшно.

Ты и письмо мне написал не потому, что обо мне вспомнил. А, наверное, для своей очередной проблемной статьи; пытаешься, говоришь, разобраться в психологии современного молодого человека.

Помню, еще в институте профессор наш цитировал одного современного зарубежного классика: человечество делает головокружительные успехи в области НТР. Была эпоха пара и газа, не прошло и ста лет — наступила эпоха расщепления атома, еще меньше времени — эпоха проникновения в космос. А вот люди остались теми же, что и две тысячи лет назад: те же слова шепчут влюбленные под луной. Больше того, многие из нынешних разучились шептать эти слова. Как и ты.

Вот и я могла быть такой же.

И еще напиши, что здесь, на Севере, началась моя гражданская биография, а не гражданский брак. Ну, уже об активной жизненной позиции, надеюсь, ты сам допишешь.

И в статье еще можешь привести стихи, которые мне очень нравятся и которые я читаю в концертах. Это из «Тризны» Шевченко:

Без малодушной укоризны Пройти мытарства трудной жизни,

Измерить пропасти страстей,

Понять на деле жизнь людей.

Прочесть все черные страницы,

Все беззаконные дела...

И сохранить полет орла И сердце чистой голубицы!

Се человек!..

Человеком я стала, Виктор, понимаешь, человеком! И не пиши мне, ради бога, больше. Не пиши.

Из письма подруге Тане.

...Долго я тебе собиралась написать, Танюша. Длинное-длинное письмо. И нежное. А потом все надеялась, что встретимся в Москве. А ты тоже в отпуск укатила, когда я приезжала.

Молодец ты, Танюшка, институт уже окончила, и в аспирантуру, верю, поступишь. У тебя всегда все хорошо получалось. Помню, как ты радовалась, когда твоего Петьку на стационар перевели. Тебе и здесь повезло: ты ему сразу двойню родила.

А я была в Москве, пришла к вашему дому возле улицы Станиславского, куда ты к Петьке переехала, а дома-то уже и нет. На том месте новый строят. Позвонила твоей маме — говорит, ты в Пицунде отдыхаешь.

Как я по Москве соскучилась! И в мой любимый театр Маяковского попала, и в Третьяковку смоталась, и даже в музее восточного искусства, что на улице Обуха, побывала. Москва есть Москва! Далеко мы от всего этого, ой как далеко — больше четырех тысяч километров по воздуху.

А когда органный концерт в зале консерватории слушала, думала, совсем обалдею. Сижу в зале и думаю: а что же у меня хорошего-то в жизни было? Бетховена исполняют, а я только и слышу удары сердца.

Не знаю, почему у меня все так получилось, да только не могла я ценить в свой московский период жизни всего того, что имела. То ли родители проглядели меня? То ли сама я слишком увлеклась компашками? Ты как-то сразу отошла от нас.

Не обязательно, конечно, уезжать из Москвы на Крайний Север, чтобы найти себя и чтобы стать человеком. Для меня же Север стал не просто спасательным кругом. Здесь я нашла все: семью, друзей, счастье.

Помнишь, в институте наш профессор-старикашка проводил свои социологические исследования странным методом: в коридоре, на лекции или просто в лифте он вдруг спрашивал студента: «Скажите, коллега, что такое счастье?» Спросил однажды он вот так и меня. Застал врасплох. И знаешь, что я ответила.

«Счастье,— говорю,—это когда ни о чем не думаешь. Когда ничего не болит. Когда хорошо оттого, что я просто с вами, профессор, разговариваю».

«Оригинально, весьма оригинально,— сказал он и добавил: — Скудноваты у вас, уважаемая, понятия. А счастье куцое. Но ничего —это пройдет».

И, как видишь, прошло.

Но расскажу по порядку.

Улетела я тогда с Сережкой, как ты помнишь, в чем стояла. Лечу в неизвестную мне Тюмень, и, может быть, впервые в жизни жалко-жалко себя стало. Вот тогда первый раз и задумалась: что же хорошего у меня-то в жизни было? И очень мало припомнилось. Один раз я, кажется, счастлива была, когда мы с тобой на турбазе на Кавказе вдвоем отдыхали. Твой папа путевки нам тогда купил. Качели, смех с утра до вечера. Счастливы были.

А еще?

Вспомнила, как под Звенигородом у бабушки в селе гостила, когда она еще жива была. Вышли ранним утром мы с ней на покос. Я иду впереди, роса обжигает голени, траву разгребаю руками, а бабушка косой: вжик-вжик. Красота. Трава си-няя-синяя. От шалфея. Блаженные, голубые минуты. Увы, их было так мало.