Взглянув вперед, на освещенную фарами узкую проселочную дорогу, Белявин сразу определил, что машина уже свернула с шоссе на проселок, ведущий к лагерям. Шофер то и дело крутил баранку руля, стараясь ослабить толчки, но все равно машина подпрыгивала на ухабах и кочках…

За поворотом фары осветили двух пешеходов с охотничьими ружьями за плечами. Пешеходы обернулись и один из них поднял руку. Когда машина остановилась, Николай сразу узнал одного из встреченных — кряжистого, могучего старика с седой бородой и живыми темными глазами. Это был проводник археологической экспедиции Пелипенко. Другой — толстый, маленький, похожий на футбольный мяч, втиснутый в кожаную рубашку с застежкой-молнией — тоже показался Белявину знакомым, но где он его видел лейтенант не мог вспомнить. К тому же густая тень, падающая от большого козырька кепки, скрывала глаза незнакомца.

— Подвези-ка, сержант, меня до лагерей! — хрипловатым, уверенным баском проговорил толстяк.

Этот голос тоже показался Николаю знакомым. Не ожидая ответа шофера, человек в кожаной рубашке спокойно втиснул свое тело на сидение рядом с шофером.

— Ну, всего хорошего. Григорий Сидорович! Большое спасибо вам!

— За что же спасибо! Всегда рад помочь хорошему человеку, — пожал плечами Пелипенко.

— Про обещание не забывай, Григорий Сидорович!

— Не забуду! До свидания вам!

Пелипенко приподнял над головой фуражку и уверенно направился в глубь леса, в сторону от дороги.

— Ну, поехали! — скомандовал незнакомец.

— А кто вы будете, товарищ? — наконец нашелся удивленный шофер.

— Да ты меня не узнал, сержант? — улыбнулся незнакомец. — А ведь часто возил меня вместе с генералом…

Шофер изумленно нагнулся к незнакомцу.

— Товарищ подполковник?! — воскликнул он. — А я вас не признал… Да разве признаешь вас в таком штатском виде…

Только сейчас и Николай узнал в толстяке изобретателя — подполковника Ушакова.

— А это кто тут у тебя? — заинтересовался подполковник, вглядываясь в темный угол под тентом.

— Здравствуйте, товарищ подполковник! — поздоровался Белявин.

— А, лейтенант! — наконец разглядел подполковник. — Чего же это ты, брат, в генеральской машине разъезжаешь? Впрочем, адъютантская жизнь, кроме тревог и неприятностей, имеет и хорошие стороны.

— Поручение одно выполнял! — скупо ответил Белявин. — А как вы, товарищ подполковник, ночью оказались здесь один, да еще в таком костюме?

— А очень просто — охотился! — объяснил Ушаков. — Для меня это самый лучший отдых. Пройдешь пару десятков километров по чащобе, устанешь физически, а голова становится совсем свежей…

— Напрасно вы, товарищ подполковник, в одиночку по лесу блуждаете, — сдержанно упрекнул Белявин.

— Почему это напрасно? — удивился Ушаков. — Может быть, прикажете взвод автоматчиков с собой на охоту брать? Что я, маленький, что ли?

— Вы товарищ подполковник, автор важного изобретения…

— При чем здесь мое изобретение? — рассердился изобретатель. — Что, вы меня дураком считаете, что ли? Изобретение мое за семью печатями, под охраной, в лагере… Или думаете, что я с собой чертежи и расчеты таскаю? Да и не один я на охоту хожу, а с Григорием Сидоровичем. Это человек проверенный, известный…

— Все равно, товарищ подполковник, подобные прогулки опасны…

— Я не нуждаюсь в ваших поучениях, лейтенант! — вспылил Ушаков. — Молоды меня учить! Вышел я из этого возраста, чтобы слушать сказки о Красной Шапочке и сером волке! А кроме того, могу вам сообщить, что мною любой волк подавится…

Белявин замолчал, а подполковник до самых лагерей все ворчал и возмущался «зазнаями-мальчишками, которые путаются не в свое дело…»

«Надо будет поговорить с генералом! — думал Белявин. — Пусть он запретит эти легкомысленные прогулки!»

Выйдя из машины возле домика радиостанции, Николай вежливо попрощался:

— Покойной ночи, товарищ подполковник!

Но рассерженный Ушаков не ответил ему.

Пройдя в свою комнату, Николай снял пояс, сбросил гимнастерку и решил пойти умыться. Но в коридоре раздались торопливые шаги, и в дверь заглянул старшина:

— Товарищ лейтенант! — взволнованно доложил он. — Снова говорит подлец!

— Кто? — не понял Белявин.

— Снова заговорила неизвестная рация!

Швырнув полотенце, Николай в одной майке влетел в аппаратную и схватил наушники.

— Я — Сириус-семь! — четко послышалось в наушниках. — Сто тридцать два, сто тридцать два…

Затем неизвестный радист торопливо передал в эфир тридцать цифр и замолк.

В аппаратную с картой в руках поспешно вбежал старшина.

— Товарищ лейтенант, неизвестная рация запеленгована в квадрате сто девяносто девятом… — Он ткнул пальцем в густо-зеленое пятно, в середине которого сходилось две змейки горных хребтов. — Семьдесят километров от нас… Вокруг на тридцать километров ни одного населенного пункта… Ближайшая дорога, по которой может пройти автомашина, в двадцати километрах… Дальше горные тропы… Прикажете вызвать машину и дежурный наряд?

«Ночные поиски ничего не дадут, — думал Белявин. — Да кроме того, пока мы доберемся до этого квадрата сто девяносто девятого, диверсант будет уже далеко от нас…»

— Не нужно ни машины, ни наряда, — глухо проговорил он и усталой, тяжелой походкой направился к себе в комнату.

Усевшись на табуретку, Белявин долго смотрел на слегка мигающую электрическую лампочку.

«Что же это такое? — думал он. — Рация захвачена, и вдруг снова передача… И все тот же проклятый «Сириус-семь»…

Его охватила какая-то тупая, безразличная вялость. Почему-то он вспомнил насмешливого старика, его озорные глаза. Перед мысленным взором Николая появилось злорадно ухмылявшееся лицо Потапова, будто он подразнивал его: «Вот попробуй, поймай этого «Сириуса»… Он даже махнул рукой, чтобы отогнать это видение, и, с трудом стряхнув с себя томительное оцепенение, вышел на двор, и мимо часового направился к умывальникам.

Холодная вода словно смыла с него томительную усталость и безразличие. Энергично растираясь полотенцем, Белявин снова почувствовал себя свежим и бодрым.

Большие яркие звезды мерцали на черном, бархатном небе, тихий ночной ветерок доносил бодрящие, освежающие запахи леса…

Николай заново продумывал и анализировал все обстоятельства дела, начиная с полета таинственного самолета…

«Значит, у врага было две рации, — решил он. — Правдоподобно это? Едва ли!» Белявин задумался. И вдруг у него мелькнула новая догадка: «Может быть, таинственный самолет высадил не одного парашютиста, а нескольких? Одного уничтожили археологи, а другие ушли и скрываются где-то, пытаются вжиться в нашу советскую жизнь. Где они могут быть?»

В археологической экспедиции были как будто бы только надежные, проверенные люди. Качемасов, Демидов, студенты не могли вызывать подозрений — ведь Москва подтвердила, что эти люди действительно существуют. Рабочие и Пелипенко — тоже проверены…

«А леспромхоз?! — вдруг подумал Николай. — Разве там не может затаиться враг? Надо будет побывать в леспромхозе, побеседовать с коммунистами и комсомольцами, познакомиться с недавно принятыми рабочими… Завтра же побываю там! Впрочем, нет! Завтра у меня встреча с Надей… А вот послезавтра обязательно поеду в леспромхоз!»

Обычной быстрой и четкой походкой Николай вернулся в домик радиостанции…

Надя не смогла в условный день приехать в Каширскую. Вернувшийся от Демидова Пелипенко передал профессору записку. Демидов сообщал, что ему удалось обнаружить очень интересное древнее захоронение, и просил профессора немедленно приехать к нему и прислать одного рабочего для дальнейших раскопок.

Тихон Тихонович заволновался:

— Это очень интересно! Очень интересно! — приговаривал он, быстро шагая взад и вперед по палатке. — Григорий Сидорович! Сейчас же седлайте лошадей! Больше оттягивать поездку я не могу, хотя и здесь достаточно дел. Поедем мы с Надеждой Константиновной, вы и один из рабочих… Кого же нам послать в группу Демидова?