Изображение Спасителя на кресте — это всегда вероисповедание художника и ответ на вопрос: како веруеши? Ведь бывают изображения совсем не спасительные — с переизбытком плотского чувственного начала, что особенно часто встречается у католиков. Тут на кресте несчастный страдающий человек. Его, конечно, жалко как жертву насилия, но столько здесь плотской немощи и бессилия, что это именно человек, а не Бог.

Так вот, в Распятии о. Ферапонта меня больше всего поразила фигура Спасителя — это Бог, добровольно восшедший на крест. Бог и все.

Словами не скажешь, но от креста исходила Божественная сила.

Меня так поразила эта работа о. Ферапонта, что я тут же начал вырезать нательный крест для нашего батюшки Никиты, сделав его чуть крупнее обычного. Готовую работу я хотел показать о. Ферапонту, но не нашел его, и показал другим. И начались толки: да канонично ли это и кто так делает? Человек я по натуре мнительный, а тут готов был провалиться сквозь землю от стыда: и чего полез не в свое дело? Все — не буду больше резать кресты.

Так бы оно и вышло, но тут мимо меня шел в храм инок Трофим и попросил показать ему работу. Взял он этот крест и простоял с ним всю службу, а сам все глядел и глядел на Спасителя. Он мне ни слова не сказал, но возвращал работу с такой неохотой, что даже на меня не взглянул, но смотрел, молясь, на Спасителя. И вдруг я понял, что должен резать кресты.

Когда неожиданно для меня мои работы оказались нужными храмам и людям, я объяснял для себя это тем, что новомученики Трофим и Ферапонт как бы благословили меня на этот путь своим сердечным участием. Я молюсь им всегда и благодарю за себя и за своих детей».

Завершает рассказ отец эконом Оптиной пустыни игумен Досифей: «Вот сидел о. Ферапонт в своей келье и резал кресты, как казалось мне, медленно. А работал, между тем, так добросовестно и качественно, что сейчас, смотрю — пол-Оптиной носят его параманные кресты. И у меня, слава Богу, его крест».

Можно было привести еще рассказ, как о. Ферапонт плел четки, используя самые разные материалы: шерсть, бусинки, суровые нитки или лен. Однажды он выстелил снопы льна на снегу, вытрепал, его, а потом из льняной пряжи плел четки. Но такой рассказ был бы повторением предыдущего. А потому скажем в завершение: после смерти о. Ферапонта в его келье нашли мешок с четками, которые он сплел, занимаясь Иисусовой молитвой. И сейчас многие в Оптиной носят эти намоленные четки новомученика Ферапонта Оптинского.

Когда инока Ферапонта поставили по послушанию на склад, один человек сказал: «Ох, и намучаетесь вы с о. Ферапонтом. Он же из прошлого века сбежал!» Сперва никто ничего не понял, но кое-что прояснилось потом.

Пока монастырь был маленький, со склада выдавали по единому слову: «Отец эконом благословил». Но монастырь разросся, и как раз в ту пору ввели новый порядок. Теперь, чтобы получать что-то со склада, надо было выписать накладную. Накладные были тогда непривычны, и кто-то пробовал хитрить, доказывая, что если ему не выдать немедленно, скажем, гвозди, то вся работа из-за «бюрократии» встанет. Инок Трофим, тоже работавший по послушанию на складе, поступал в таких случаях просто — весело бежал в бухгалтерию и, оформив накладную, тут же выдавал необходимое. Инок Ферапонт сначала выдавал, а потом шел в бухгалтерию за накладной. Ничего никогда у него со склада не пропало, но в бухгалтерии происходили «сцены».

Бухгалтер Лидия вспоминает: «Начнешь ему пенять, что сначала надо выписать, а потом выдавать, а у самой сердце переворачивается. Как же переживал о. Ферапонт! Стоит, потупясь, и лишь тихо скажет: „Но мы же христиане. Как можно не доверять людям?“ Он был человеком не от мира сего и такой чистоты, как хрустальный. Он жил по законам Евангелия, а это мученичество в наш век».

Разумеется, оформить накладную задним числом — это непорядок. Но, может, потому и появляются среди нас такие люди, как о. Ферапонт, чтобы напомнить об ином порядке: всего век назад в нашем отечестве купцы заключали многомиллионные сделки без всяких бумаг, но на доверии православных друг к другу. И страшная угроза: «Я тебя в порошок сотру» — означала вот что. Купец записывал долг мелом где-то на притолоке. И если случался злостный обман, то имя должника «стирали в порошок». То есть просто стирали запись, уже не требуя возвращения долга и предавая обманщика Божиему Суду. Когда-то больше всего боялись греха и Божиего Суда.

Любимой книгой инока Ферапонта были «Писания» преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. «Вот настольная книга каждого монаха», — говорил он. А преподобный Иоанн Кассиан, в частности, учит, что «монаху надо всячески избегать женщин и епископов».

«Избегать епископов» — это, говоря по современному, избегать почестей и сана, ибо именно епископ рукополагает в сан. А о. Василий с о. Ферапонтом были из рода того древнего монашества, что знает лишь две дороги из кельи: в храм и в гроб.

Однажды о. Василия назначили благочинным Оптиной пустыни, но он пробыл на этом послушании два дня (числился два месяца). А потом заболел и, видно, вымолил у Господа освобождение от почетного послушания.

Когда о. Ферапонта поставили жезлоносцем, он пробыл на этом послушании всего день. Предлагали ему и иные послушания, являющиеся ступеньками к диаконскому и священническому сану. Но инок ответил: «Недостоин войти в алтарь».

Родным для о. Василия и о. Ферапонта был Оптинский скит с его особо строгим древним уставом. Отец Василий еще в иночестве подавал прошение с просьбой перевести его в скит, но видно не было воли Божией на то, а о. Ферапонт, хотя и числился монастырским иноком, чаще бывал на службах в скиту и здесь нередко читал Псалтирь. Особенно он любил скитскую полунощницу, начинавшуюся в два часа ночи. Душа его тяготела к этим уединенным ночным службам, и в час, когда спит земля, не спят монахи и молят Господа о всех недугующих, скорбящих и обремененных.

Что же касается древнего монашеского правила «избегать женщин», то в условиях современных монастырей, окормляющих множество паломниц, оно, похоже, неисполнимо. И все же порог кельи отца Василия не переступала ни одна женщина — даже монастырская уборщица: он предпочитал убираться сам. А с о. Ферапонтом было такое искушение. Однажды его поставили на вахту у Святых ворот, велев следить, чтобы в монастырь не входили посетительницы, одетые неподобающе, и выдавать им в таких случаях рабочие халаты и платки. И тут-то обнаружилось, что о. Ферапонт не видит женщин и даже не понимает, а кто в чем одет. Комендантом монастыря был тогда горячий кавказец, и слышали, как он распекал о. Ферапонта: «Ты что — не видишь? Да ты обязан каждую сперва разглядеть!» А инок Ферапонт лишь сокрушенно каялся: «Прости, отец, я не достиг совершенства, чтобы разглядывать женщин. Я виноват! Прости, несовершенен я».

Комендант потребовал снять инока Ферапонта с этого послушания. И инок вернулся в свою келью к возлюбленному преподобному Иоанну Кассиану, повествующему о древнем роде монашества.

У инока Ферапонта были свои келейные записки. Он выписывал для себя из святых Отцов то главное, о чем говорил убежденно: «Это надо делом проходить». Все стены кельи были в таких выписках, и он часто перечитывал их, стараясь исполнить заповеданное святыми Отцами. Уцелела лишь малая часть таких записок, и все же приведем их, чтобы понять, каким был духовный труд инока.

Читается все на славянском языке.

1. Две кафизмы.

2. Две главы из Апостолов.

3. Главу из Евангелия и Помянник.

4. Пятисотницу на вечер после благословения перед сном, в 9 -10 часов.

Ежедневно: «Заступнице Усердная»…, затем 90 псалом и «Богородице, Дево, радуйся» 24 раза.