Серьезный удар по частной собственности на землю был нанесен Иваном IV с помощью опричнины. И хотя новейшие исследования показывают, что ставшие опричными земли были заселены в основном либо служилыми людьми, либо другими верными слугами государя (западные земли), либо были черносошными, а не были изъяты у традиционных собственников – это не меняет дела по существу.

Иван Грозный, вводя опричнину, хотел недвусмысленно показать «кто в доме хозяин» и что само бытие русских элит находится в полной зависимости от его личного благоволения. По мере укрепления самодержавного начала земля в Московском государстве все более становилась государевой, собственность на землю бояр и князей все более приобретала черты условно-служебного владения.

Кстати историки отмечают примечательный факт: если при Иване III знатные люди подписывались обыкновенными именами, то при Иване IV уже и люди знатные в обращении к государю используют уменьшительную, уничижительную форму имени, которую ранее использовали только люди незнатного происхождения.

Опричнина позволяла Ивану IV решить и еще одну важнейшую задачу – смену родовых, традиционных элит на новые, обязанные своим положением только ему лично. Новой социальной опорой власти должно было стать служилое дворянство, однако эта задача не была выполнена до конца в силу многих обстоятельств. Серьезнейшие неудачи в Ливонской войне, хозяйственная разруха заставила царя пойти на попятный в своих замыслах.

Задуманное оказалось ему не по плечу, однако дело было не только в самой личности царя, это было еще и несвоевременным по объективным обстоятельствам. Слишком сильны были живые традиции исконного жизненного уклада и страна должна была пройти еще немало испытаний, чтобы этот уклад настолько пошатнулся, что не смог устоять бы перед напором реформатора.

Кроме того, в XVI в. среднее и мелкое дворянство еще не обладало ни моральными, ни политическими потенциями, ни достаточным образованием и влиянием, чтобы оттеснить боярскую аристократию и занять ее место. «Худородные» дворяне не смогли стать еще по настоящему прочной опорой самодержавной власти. Предпосылки к тому окончательно сформировались только при Петре I.

И все же в результате опричнины в России был создан прецедент абсолютизма, который пока был вынужден если не отступить, то, по крайней мере, умерить свои дерзновения. В том числе и по разрушению традиционных для Руси институтов государственной власти. Боярская дума сохранялась, но стала более управляемой, потому что была подорвана экономическая независимость бояр от власти царя.

В традиции нашей официальной историографии утвердилась трактовка противостояния Боярской думы и московских царей как борьба консервативного и реформаторского начала. Однако это было борьбой «старого» и «нового» лишь в том смысле, что в ней отражалось противоречие между древнерусской традицией («генетически» близкой европейской сословно-представительной государственной системе) и недавно пришедшей к нам с Востока организации государственной власти.

Как победитель в этой схватке, новая государственная идеология «задним числом» объявляет Думские начала архаическими и консервативными, мешающими национальному развитию. Хотя на самом деле, победа «прогрессивной» царской власти над «консервативной» Боярской думой при Петре I станет последним пунктом в нашей истории, после которого Москва окончательно отвернет от европейского пути общественно-политического развития и пойдет по дороге, ведущей страну к оформлению русского самобытного варианта восточной деспотии.

Действия Ивана IV, положившие начало политике опричнины (отъезд в Александровскую слобод, послание к митрополиту со списком «измен боярских» и грамота «ко всему православному христианству») внесли особое своеобразие в способы поддержания самодержавных начал в России. Иван Грозный создает систему отношений между царем народами и элитами, в которой последние всегда будут объявляться источниками бед и страданий народных, а потому и всегда будут царскими заложниками в народной стихии.

Эта система будет развиваться и совершенствоваться, дожив до наших дней. При этом всегда в обществе будет культивироваться презрение и недоверие к интеллектуальным, экономическим и политическим элитам, которые легко можно превратить в активное недовольство, а значит в орудие давления против посягнувших на самодержавное достоинство.

Именно благодаря этому приему Ивану Грозному удалось нанести существенный удар по противникам новой власти. Поставив московскую знать в положение, когда для нее стали одинаково гибельны и опала царя и гнев народа, Иван IV выговорил себе право казнить бояр без суда и следствия.

Последствия этого не заставили себя долго ждать – первые же дни опричнины Москва стала свидетелем кровавых казней. Казнили десятками, сотнями, целыми семьями и даже родами. Сопротивление самодержавным устремлениям было фактически приравнено к государственному преступлению и стало опасным для жизни. Удар по традиционным элитам был столь ощутим, что никакие последующие амнистии и частичный возврат родовых земель опальным князьям не могли в полной мере ликвидировать всех его последствий.

Разрушение княжеских уделов привело к тому, что в Московском государстве собственно не было наследственной аристократии, высшего сословия, были чины: бояре, дети боярские, окольничьи, думные дворяне, стольники и т. д.40 Вообще, это одна из важнейших особенностей русского уклада, позволяющая понять многое в судьбе нашей страны. Без высшего сословия, подобного тем, которые сформировались в Европе, с одной стороны, не было почвы для сословного представительства, а с другой – в формирующейся системе государственного управления все более явственно проявлялись чисто бюрократическая тенденция и начала основополагающей для русской государственности идеи «вертикали власти».

Здесь стоит отметить один примечательный эпизод истории властвования Ивана Грозного, который при всей его легендарности все же предельно точно отражал и главный изначальный принцип формирования кадровой составляющей государственно-бюрократической вертикали. Царь спрашивает совета у монаха Иосифо-Волоколамского монастыря Вассиана Топоркова: «Как я должен царствовать, чтобы вельмож своих держать в послушании?» Вассиан прошептал ему на ухо такой ответ: «Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех; если так будешь поступать, то будешь тверд на царстве и все будешь иметь в руках своих. Если же будешь иметь при себе людей умнее себя, то по необходимости будешь послушен им» 41.

Даже если этот эпизод и вымышлен для усиления критики своего царственного оппонента князем Курбским, отъехавшим от государя в Литву, то сама установка, приписываемая Вассиану, вполне реальна. И мы не раз еще увидим ее реализацию в управленческой государственной практике и результат ее действия – циклическую деградацию качества государственного управления.

Примечательно, что в предании Вассиан шепчет на ухо царю свою установку, а не провозглашает ее открыто. В последствии и до сих пор мы всегда находим, что вслух она никогда не произносится, однако «шепоту» этому и сейчас внемлют начальники всех ступенек властной вертикали. И хотя вслух они заявляют о своей неукоснительной приверженности цивилизованным основам кадровой политики, то бишь, принципам подбора и расстановки кадров по профессиональным качествам, то на практике они в точности следуют, прежде всего, завету монаха Вассиана.

И еще об одном немаловажном для дальнейшей судьбы России обстоятельстве, связанном с правлением Ивана Грозного, нельзя забыть. Именно в его царствование произошло присоединение Казанского и Астраханского ханств. Причем русский царь, в общем-то, выступает не как их завоеватель, а собственно говоря опять же как наследник-узурпатор по праву наиболее сильного преемника рассыпавшейся на отдельные улусы ханской власти. Ведь после смерти Чингис-хана практика перехвата власти по праву сильнейшего стала для монголо-татар «обыденной» и привычной. Не случайно именно после Казани Иван IV получает реальные и формальные основания для своих претензий на царский титул.