— Фу ты, опять ножик перочинный с собой прихватил…

— Тогда удались на десять метров!

Ребята остановились в недоумении:

— Вот это прибор! Ножичек в кармане учуял.

— Магнитометр, — объяснил Ник Палыч. — Если потеряешь ключ, перочинный нож, с магнитометром найти их легко. А мы с помощью этих приборов ищем золото.

— Так вам же ничего не стоит его найти! — воскликнул Ленька. — Такой у вас чувствительный прибор…

— А золото — металл непростой. Магнитометр укажет его присутствие, но как оно располагается, на какой глубине, жила это или россыпь, в каком направлении идет — неизвестно.

— Как же тогда быть?

— Есть другие методы.

Ленька вскоре опять увлекся, замельтешил впереди по склону. Бросался то к одному камню, то к другому и стучал, как дятел.

— Этот метод у геофизиков называется исхаживанием, — указывая молотком на Леньку, заметил Ник. Палыч. — Только делается это не так бестолково. Геолог лесенкой спускается или поднимается по склону, проверяет попадающиеся куски кварца — есть ли там спутники золота, а уж потом начинаем копать, исследовать магнитометрами, другими приборами.

Ленька перевалил через вершину и исчез.

— Привал, — сказал Ник Палыч и сразу же, как подкошенный, опустился на камни. Вытащил коробку леденцов, угостил Светку и лег, блаженно щурясь и посасывая конфету.

Вокруг зашуршали, запрыгали камни. Геолог рывком сел, озираясь.

— Батюшки, что это такое?

С вершины сопки, кряхтя, сползал туго набитый рюкзак. Из-под него виднелись две ноги, отчаянно упирающиеся и обрушивающие каменные лавины.

— Р-ры! — в облаке пыли и скрежете рюкзак затормозил и; грохнулся у ног Ник Палыча. — Я… золото нашел!

Вид у Леньки был ужасный: весь перемазан в земле, будто в нору ввинчивался, с ушей свисают клочья моха, руки в ссадинах.

— Ну-ка, — геолог спокойно придвинул к себе рюкзак. Высыпал камни, бегло поворошил. — Да, небогато… Даже спутников нет. Вот только мышьяк, кажется… нет, слюда.

На Леньку жалко было смотреть. Обмякнув, он уселся на камни и принялся отряхиваться.

— Как же так… в кварце полно золота. А вот, смотрите, блестит!

— Ковырни ногтем, — не глядя, посоветовал геолог. — Осыпалось? То-то. Не все золото, что блестит. Народная мудрость.

Он лениво поднялся, вдруг сделал стремительный рывок и плашмя упал на землю. Торжествуя, поднялся, держа что-то в руках.

— Попалась, любопытная, — ласково говорил он.

— Что там? — подскочил Ленька.

— Лемминг. Полярная мышка. Ее называют мышка-олень. Смотрите, какие у нее коготки! Зимой они превратятся в настоящие маленькие копытца.

Ленька бережно взял лемминга. К нему боязливо придвинулась Светка.

— Я мышей боюсь, — сказала она на всякий случай.

— Это же олень! — Ленька чуть больше разжал ладонь. Диковинная мышка с черными коготками смотрела испуганными бусинками глаз. Вдруг она прыгнула на землю и молниеносно исчезла в камнях.

— Эх ты! — сказала Светка. — Упустил.

— Ничего, мы еще поймаем, — сказал Ник Палыч. Он оглядел окрестные синевшие горы. — Да. Это произошло где-то здесь. Но где именно? Вот в чем вопрос. И мы над ним сейчас бьемся…

— Что произошло? — насторожились ребята.

— Случилось это в самом начале войны. Летом 1941 года работал в этих местах легендарный геолог Дмитрий Пухов. Мы называем его легендарным, по: тому что он в те времена, когда еще не было такой совершённой поисковой техники, открыл несколько месторождений олова. На металлы у него было какое-то сверхъестественное чутье. Такой геолог рождается раз в сто лет. Да-а. А здесь его группа наткнулась на золото. Группа была маленькой — всего пять человек. Но эти пять человек сделали столько, сколько не сделает иная поисковая партия. Они работали как дьяволы — день и ночь. Стране в то время особенно остро нужно было золото, и вот месторождение оконтурено, детально нанесено на карту.

Но Пухов решил обследовать эти места шире. А документацию на месторождение и образцы он отправил в город с одним геологом тракторным поездом. Кстати, среди образцов был уникальный самородок весом почти в десять килограммов. По форме он напоминал собачью голову, его так и назвали — Собачья голова. Сохранились зарисовки этого самородка, сделанные самим Пуховым. Никто в поезде не знал ни о самородке, ни о документации. И тем не менее в пути геолога ограбили и тяжело ранили.

— Э-эх! — стиснул кулаки Ленька. Светка смотрела на Ник Палыча, широко распахнув глаза.

— Да, ребята, на этой северной земле случалось такое из-за золота, — продолжал Ник Палыч. — Негодяи, наверное, думали, что убили геолога, и бросили его. Но он выжил. Однако похищенное так и не удалось найти. Когда Пухов вернулся из поля поздно осенью и узнал, что документы и образцы пропали, он был в отчаянии. Ему удалось по памяти нанести месторождение на карту, а потом он попросился добровольцем на фронт. Это был отважный, благородный человек. С войны он не вернулся.

Несколько минут Ник Палыч молчал.

— И вот до сих пор мы «Ищем это месторождение.

— Но ведь он оставил карту! — задышал у него над ухом Ленька.

— Карта эта несовершенная. Окажется на местности ошибка хотя бы в сто метров — и долби шурфы сколько угодно, выходов золота не найдешь. Правда, геологи оставляют обычно после себя точные ориентиры на местности — траншеи, шурфы, но ведь прошло столько лет! Мы находим лишь старые отметки Пухова. Чувствуем, золото здесь есть, то и дело попадаются его следы, а по-настоящему никак его не нащупаем. Нужна светлая голова Пухова, его точные разработки. Вот так-то…

Ну, — сказал Ник Палыч, закидывая за спину свой тощий рюкзак, — потопали.

Солнце опустилось к горизонту в мягкие белые облака, отдыхает перед тем, как снова поползти вверх. Стало холоднее, ветерок — резче.

Сопка, еще сопка, еще… Последняя — самая высокая. Долго карабкались они по ее угрюмым склонам, пока не взобрались на вершину.

— Вот она, красота Чукотки! — раздался восторженный, какой-то детский голос Ник Палыча. Он стоял на вершине, подставив разгоряченное лицо ветру, поблескивая очками. Ленька и Светка встали рядом и огляделись.

Покоясь в розовых облаках на дальних горах, солнце, словно из-под полуопущенных век, освещало все вокруг. Там, вдали, где белели игрушечные палатки, бежал живой серебряный ручей, вокруг него все ярко зеленело, в этой зелени поблескивали лужицы. Направо громоздились черно-сизые сопки. Светлой нитью петляла по ним каменистая дорога, а слева почти все закрывал туман — плотный и нежный.

Здесь снова сделали привал. За вершиной, в низинке, Ник Палыч вскипятил на спиртовке чай, и они перекусили.

— Куда теперь пойдем? — спросила Светка.

— К старателям. Вон дымок на излучине…

Теперь солнце било им прямо в глаза. Чем ниже они спускались, тем становилось холоднее.

Они дошли до широкого серого отвала — груды промытой пароды. За ним рокотали бульдозеры.

— Вовремя, — пробормотал Ник Палыч. — Погодка портится.

Солнце пригасло. В воздухе возникли и закружились пухлые снежинки. На берегу ручья стояли две избушки, к их стенам привалились железные бочки.

— Вот старательская колода.

Они подошли к длинному желобу. Человек в коричневом клеенчатом плаще и клеенчатой кепке держал в руке наконечник шланга, во многих местах заклеенного и замотанного изоляционной лентой. Из него во все стороны били струйки. Шланг походил на длинное дерево с серебряными веточками.

— Здорово! — крикнул Ник Палыч.

Человек повернулся, но глаз его из-под глубоко надвинутого козырька не было видно. Торчал лишь толстый сизый нос да густая бородища, какая-то пегая, с подпалинами.

Человек выпростал из рукава широкую ладонь и пожал всем руки. Ленька почувствовал, что рука у незнакомца мокрая и ледяная.

— А где звеньевой?

— Якименко? — переспросил человек. — Чешет сюда.

Из-за отвала, ревя, вылезла машина. Кабины у бульдозера не было. На сиденье, укутанная в брезент, возвышалась широкая, как копна, фигура, ее секло мокрым снегом.