Ее жизнь останется такой же, как и прежде. Та же рутина, просто в другом месте. Она была немного потрясена, когда осознала, что ей будет не хватать Рафа и Када. Но это не имело значения. Пайпер должна выкинуть их из головы. Когда они доберутся до Безакистана, Рафик и Кадир пойдут своей дорогой, а она – своей.

На нетвердых ногах девушка прошла глубже в салон самолета, она сфокусировалась на  окружающей ее обстановке, до сих пор стараясь привыкнуть к своим новым линзам. От увиденного у нее изумленно приоткрылся рот. Самолет выглядел так, словно принадлежал какой-то кинозвезде. Она ожидала увидеть ряды узких, вертикально расположенных посадочных мест. Однако это скорее походило на шикарную гостиную. Стены были отделаны знойным янтарем, который, поглощая льющийся сверху резкий свет, делал его мягче. Тут же находился изогнутый бархатный диван мягкого шоколадного оттенка. Когда она присела на него, то почувствовала, будто погрузилась в мягкое облако. В передней части самолета располагался длинный стол, накрытый белой скатертью и уставленный тонким фарфором, который, как она была уверена, был расставлен специальным безопасным для его сохранности способом, в ожидании взлета. Над головой даже висела дорогущая люстра.

— Ничего себе. Не ожидала такого.

— Когда мы наберем достаточную высоту, будет подан ужин.

Кад присел, похлопывая по сиденью рядом с собой.

— Я приготовил для тебя настоящий пир.

Раф фыркнул. Ей понравилось, когда он издал этот неинтеллигентный звук. Это напомнило ей о том, что и он не идеален.

Она повернулась к Каду:

— Вы приготовили пир?

Он пожал плечами изящным движением сильного тела:

— Я сказал повару, что приготовить.

Для нее этого было достаточно. Кад не мог знать, что для нее значила последняя пара блюд. Разница между домашним сэндвичем с ветчиной и идеально обжаренным филе была несметна.

— Я ценю это.

Его лицо просияло, и он взял ее за руку, потянув на место подле себя.

—Для меня это наивысшее удовольствие. Теперь, расскажи мне, как прошел твой день. Грузчики уже закончили?

Раф сел с другой стороны, и они оба оказались невероятно близко от нее, но она чувствовала себя поразительно комфортно, сидя на мягком бархате, и будучи окруженной их жаром и экзотическим запахом мускусных специй. Похоже, им нравилось, когда она находилась между ними. Куда бы они не направлялись, им всегда удавалось маневрировать так, что она оказывалась посередине.

Пайпер криво улыбнулась на вопрос Када. Грузчики были безжалостно точны – и немного критичны.

— Не думаю, что они оценили дизайн моего интерьера. Один из них поинтересовался, не хочу ли я все выбросить и просто купить заново.

На самом деле, они были просто в ужасе от ее подержанного дивана в цветочек. Она приобрела его на гаражной распродаже, убеждая себя, что дополнительные пятна были всего лишь бутонами.

Кад замер, а затем достал свой телефон из кармана.

— Им платили не за то, чтобы тебя смущать.

Он встал и прошел в заднюю часть самолета, вступая в быстрый, сочащийся недовольством разговор на арабском языке.

Пайпер моргнула:

— Что он делает?

Лицо Рафа потемнело, а губы сжались:

— Решает проблему, хабибти.

Он откинулся назад, когда из задней части самолета вышла скромно одетая женщина и поставила поднос с бутылкой вина и тремя бокалами на стол.

— Ваше Высочество, мы взлетаем через двадцать минут. Пожалуйста, дайте знать мне или остальному персоналу, если вам или вашей гостье что-нибудь понадобится.

— Спасибо, — ответил Раф, пока его брат продолжал говорить по телефону на языке, что она приняла за агрессивный арабский, речевыми оборотами которого можно было извести человека за сто слов в минуту.

— Угощайся вином.

Раф передал ей бокал с золотистым напитком.

За последние несколько дней Пайпер совершенно убедилась в том, что братья Аль Муссад не исповедовали ислам. Задав об этом вопрос, она была удивлена, выяснив, что, в отличие от близлежащих стран, Безакистан не был столь религиозен. Страна была открыта для всех вероисповеданий, и придерживалась строго составленной конституции, поощрявшей светствое правительство.  Но не все хотели, чтобы так оставалось и впредь.

Она приняла вино, чтобы успокоить нервы. Первый в жизни полет вселял опасения.

В нескольких футах от них, Кад продолжал свою тираду.

— Почему он так зол?

Раф немного приподнял голову:

— Ты должна знать, что он никому не позволит тебя огорчать, хабибти.

По мере того, как он все чаще произносил это слово, с каждым разом оно становилось более интимным. Пайпер решила, что это было лишь ничего не значащее ласковое обращение, но он произносил его так, будто между ними была некая близость.

— Но они не виноваты.

Это было ложью, но братьям незачем было знать, насколько ее может ранить чужое пренебрежение.

— Нет, они тебя огорчили, а это недопустимо.

Должно быть, привилегия отдавать приказы и ожидать их немедленного выполнения была довольно приятной.

— Подумаешь, большое дело. Мне не нужно было жаловаться. Это глупо, я знаю. Ничье мнение, кроме моего собственного, не должно иметь значения, но меня ранит, когда кто-то с презрением смотрит на то, что я заработала с таким трудом. Я знаю, что этот диван ничего не стоит, но мы вынуждены были продать наше ранчо после смерти папы и по-прежнему оставались в таких долгах, что пришлось отдать и все остальное. Мне удалось сохранить нашу одежду и некоторые из вещей Минди, но оставшееся я отдала на аукцион. Вместо дома с тремя спальнями и сотни акров земли, мы оказались в однокомнатной квартирке, лишь с чемоданами наперевес.

— Ваши детские вещи были распроданы?

Он был шокирован, и более, чем просто сердит. Она успокоила себя, сделав большой глоток.

— Я не скучаю по большей их части. На самом деле, мне не хватает лишь одной вещицы. У меня был подписной экземпляр «Паутины Шарлотты»,  но это было первое издание, поэтому банк его выгодно продал.

Пайпер перечитывала эту книгу сотню раз. Но, даже оставив детство далеко позади, она не преминула бы вновь вернуться к этой истории о маленьком, низкорослом поросенке, не имеющим своего места, так похожей на ее собственную. Она никогда не была своей в родном маленьком городке и так и не обрела пристанища в большом мегаполисе. Девушка часто гадала, найдет ли она когда-нибудь свой истинный дом.

Теплая рука Рафа коснулась ее щеки:

— Мне жаль, что меня не было там, чтобы помочь тебе, хабибти.

Как ни странно, Пайпер тоже сожалела об этом. Она была так одинока, да и до сих пор чувствовала свое одиночество, хотя у нее и было несколько друзей. Но теперь в ее жизни появилось это приключение. Минди была в безопасности, а для нее это было дороже целого мира.

— Это было тяжелое время, но я пережила его.

— Ты была слишком молода, чтобы взвалить на себя ответственность за девочку-подростка.

Пайпер вздохнула, до сих пор ощущая на своих плечах тяжесть пережитого. Тогда она чувствовала себя в большей степени Прометеем, нежели Пандорой.

— Еще хуже было от того, что мой городок маленький и довольно консервативный. Как кружащие стервятники, все наблюдали за каждым моим шагом и так и ждали, когда я оступлюсь, чтобы забрать от меня мою сестру. Тогда я начала встречаться с Джонни Тайлером, сыном нашего мэра. Мистер Тайлер попросил меня помочь Джонни с экономикой. Затем он решил, что я стала бы достойным политическим активом, и Джонни сделал мне предложение.

Стиснув зубы, Раф откинулся назад:

— Иметь умную жену довольно неплохо. Многие мужчины увидели бы в тебе потенциальную выгоду для своей карьеры.

— Я не хотела быть потенциально выгодной. Я хотела быть любимой. И Джонни тоже. Только не мной, а стриптизершей по имени «Свет звезды». Склонна полагать, что это не ее настоящее имя.

Раф не нашел ее шутку забавной. Он лишь смотрел на нее своими темными глазами, настолько бездонными, что она подумала, что может в них утонуть.