Беатриче. Действительно, случай незаурядный!

Клариче. Совершенно невероятный.

Беатриче. Ну, мне пора итти. Пожмем друг другу руку в знак доброй дружбы и верности.

Клариче. Вот моя рука, — верю, что вы меня не обманываете!

Те же и Панталоне.

Панталоне. Вот и прекрасно! Ну, я рад бесконечно. (К Клариче.) Дочь моя, какая быстрая перемена!

Беатриче. Разве я не говорил вам, синьор Панталоне, что я сумею ее умилостивить?

Панталоне. Молодец! В две минуты вы сделали больше, чем я бы успел в два года.

Клариче (про себя). Теперь я уже совсем как в лесу.

Панталоне (к Клариче). Стало быть с браком задержки не будет?

Клариче. Зачем так торопиться?

Панталоне. Еще бы! Тут уже стали втихомолку пожимать ручки, а я не буду торопиться? Ну, уж нет, — я не желаю неприятных сюрпризов в доме. Завтра же всё сладим.

Беатриче. Синьор Панталоне, сперва нам с вами необходимо подытожить счета, проверить отчетность.

Панталоне. Все будет сделано; на все дела достаточно и двух часов. Завтра же наденем колечки!

Клариче. Но, синьор отец…

Панталоне. Дочь моя, я сейчас иду говорить с синьором Сильвио.

Клариче. Ради бога, не сердите его!

Панталоне. Что такое! Уж не отдать ли вас ему?

Клариче. Я не говорю, но…

Панталоне. «Но» или не «но», а дело кончено! Ваш слуга, синьоры! (Хочет уйти.)

Беатриче (к Панталоне). Послушайте…

Панталоне (уходя). Вы — муж и жена…

Клариче (к Панталоне). Уж лучше…

Панталоне. Вечерком поговорим. (Уходит.)

Клариче и Беатриче.

Клариче. Ах, синьора Беатриче, из огня да в полымя!

Беатриче. Потерпите. Возможно всё. Невозможен только наш брак.

Клариче. А если Сильвио заподозрит меня в неверности?

Беатриче. Обман продлится недолго.

Клариче. Нельзя открыть ему правду?

Беатриче. Я еще не освободила вас от клятвы.

Клариче. Что же мне делать?

Беатриче. Потерпеть немного.

Клариче. Боюсь, что это терпение мне обойдется дорого.

Беатриче. Не бойтесь. После страхов и огорчений лишь слаще будут радости любви. (Уходит.)

Клариче. Не могу я мечтать о радостях любви, когда вижу вокруг одни огорчения. Ах, что правда, то правда: в жизни только и есть, что страдания да надежды, а радостей очень мало. (Уходит.)

Внутренний дворик в доме Панталоне.

Сильвио и доктор.

Сильвио. Прошу вас, синьор отец, оставьте меня в покое!

Доктор. Нет, ты погоди, ответь мне толком.

Сильвио. Я вне себя!

Доктор. Зачем пришел ты во двор к синьору Панталоне?

Сильвио. Затем, чтобы заставить его либо сдержать данное мне слово, либо ответить за нанесенное мне тяжкое оскорбление!

Доктор. Но ведь нельзя делать такие веши в собственном доме Панталоне! Ты сумасшедший, если гнев заводит тебя так далеко.

Сильвио. Кто поступает с нами гадко, тот не заслуживает никакого уважения.

Доктор. Согласен. Панталоне поступает как непорядочный человек. Но все-таки не следует так спешить. Предоставь это мне, милый Сильвио. Я поговорю с ним: быть может, я сумею вразумить его и подсказать ему его долг. Поди куда-нибудь и подожди меня. Только уйди из этого дворика. Не надо сцен. Я дождусь синьора Панталоне.

Сильвио. Но я, синьор отец…

Доктор. Но я, синьор сын, желаю, чтобы мне повиновались.

Сильвио. Хорошо, послушаюсь вас — уйду. Поговорите с ним. Я подожду вас у аптекаря. Но если синьор Панталоне будет упираться, то ему придется иметь дело со мною. (Уходит.)

Доктор, затем Панталоне.

Доктор. Бедный мальчик, мне жаль его. Конечно, синьору Панталоне не следовало подавать нам надежды, пока он окончательно не убедился в смерти туринца. Как бы сделать, чтобы Сильвио успокоился и не зашел в своем гневе слишком далеко.

Панталоне (выходит; про себя). Что делает доктор у меня в доме?

Доктор. А, синьор Панталоне, мое почтение!

Панталоне. Ваш слуга, синьор доктор. А я как раз направлялся к вам и к вашему сыну.

Доктор. Правда? Очень хорошо. Полагаю, вы шли к нам, чтобы подтвердить, что синьора Клариче будет женою Сильвио?

Панталоне (запинаясь). Наоборот, хотел сказать…

Доктор. Нет, не надо подыскивать оправданий. Мне жаль, что вы попали в затруднительное положение. Все, что произошло, будет забыто во имя нашей дружбы.

Панталоне (запинаясь, как раньше). Конечно, в виду обещания, данного синьору Федериго…

Доктор. Да, да, вы были застигнуты им врасплох, не успели разобраться во всем и не подумали, как вы оскорбляете нашу семью.

Панталоне. Как вы можете так выражаться, когда был другой договор…

Доктор. Знаю, что вы хотите сказать. На первый взгляд может показаться, что обручение с туринцем нерасторжимо, ибо скреплено договором. Но ведь то был договор только между ним и вами, тогда как наш договор подтвержден самой девушкой.

Панталоне. Все это так, но…

Доктор. А ведь вам хорошо известно, что в брачных делах: «Consensus et non concubitus facit virum».[5]

Панталоне. Я по-латыни не знаю, а только говорю вам…

Доктор. Нельзя губить также и девушку.

Панталоне. Вы хотите сказать еще что-нибудь?

Доктор. Я сказал всё.

Панталоне. Так вы кончили?

Доктор. Кончил.

Панталоне. Могу я говорить?

Доктор. Говорите.

Панталоне. Милый мой синьор доктор, со всей вашей ученостью…

Доктор. Насчет приданого мы сговоримся. Немножко больше, немножко меньше — для меня не важно.

Панталоне. Опять пошла музыка сначала. Дадите вы мне говорить?

Доктор. Говорите.

Панталоне. Я хочу сказать, что ученость ваша дело хорошее и полезное, но в данном случае она никуда не годится. Синьор Федериго там, в комнате, с моей дочерью, и если вы знаете, как совершаются браки, то найдете, полагаю, что тут всё в порядке.

Доктор. Как? Все свершилось?

Панталоне. Все.

Доктор. И милый друг в комнате?

Панталоне. Я его только что там оставил.

Доктор. И синьора Клариче пошла на это мгновенно, без малейшего колебания?

Панталоне. Разве вы не знаете женщин? Они вертятся, как флюгер.

Доктор. И вы допустите такой брак?

Панталоне. Да ведь я дал слово, его нельзя взять обратно. Дочка моя согласна — стало быть, какие же могут быть затруднения? Я нарочно шел сообщить об этом вам или синьору Сильвио. Мне очень жаль, но ничего уж не поправишь!

Доктор. Дочери вашей я не удивляюсь. Но удивляюсь, что вы так дурно поступаете со мной. Если вы не были уверены в смерти синьора Федериго, то не должны были давать слова моему сыну, а раз дали, обязаны были во что бы то ни стало сдержать его. Даже в глазах самого Федериго известие о его смерти достаточно оправдывало ваше новое решение: он не мог ни упрекнуть вас за него, ни претендовать на какое-либо удовлетворение. Обручение, состоявшееся сегодня утром между синьорой Клариче и моим сыном coram testibus,[6] не может стать недействительным из-за простого слова, данного вами другому лицу. Ссылаясь на права моего сына, я мог бы сделать недействительной всякую другую сделку и принудить вашу дочь выйти за него; но мне стыдно ввести к себе в дом невестку с такой потерянной репутацией, дочь такого человека, как вы, не умеющего держать свое слово. Синьор Панталоне, запомните, как вы обошлись со мною, как оскорбили фамилию Ломбарди. Настанет время, когда вам, может быть, придется поплатиться за это; да, придет время omnia tempus habet.[7] (Уходит.)