Это новость! Вот оказывается, почему мама поет.

— Ты пока не расстраивайся, — продолжает папа, — вопрос еще окончательно не решен. Но мне легче будет убедить директора после экзамена по дарвинизму. Ведь дарвинизм ты сдашь хорошо.

— Это ничего не изменит. Пятерка по дарвинизму — это все равно, что пятерка по пению. Если бы это была математика или русский…

— Ну ты же всегда знаешь все лучше других! — Папа начинает раздражаться, мама перестает петь. — Дело твое. Можешь вообще не заниматься. Я прекрасно вижу, что происходит. То, что ты тратишь время на езду, все это так, но не в этом дело. Дело в твоих Танях, Любах, бесконечных никому не нужных разговорах, дурацких звонках по телефону. Можешь на меня так не смотреть. Я прав…

Когда папа сердится, лучше молчать. И я молчу. Я вижу, что мама хочет что-то сказать, но папа делает ей знак. Некоторое время он ходит по комнате, нервно подергивая мизинцем, потом снова садится и начинает уже другим тоном, топом доверительным и участливым. Когда папа со мной так разговаривает, мне сразу становится спокойно.

— Давай разберемся. Ведь в тебе говорит сейчас просто дух противоречия. Ну, предположим, я не прав — биология не твое призвание, мама не права — ты не станешь юристом. Но для того чтобы поступить, как ты мечтаешь, в театральный институт, тоже необходимо окончить школу, и окончить хорошо! Теперь представь себе будущий год: выпускной класс, новые учителя, новое окружение! Уверяю тебя, все это будет гораздо труднее, чем просто начать хорошо заниматься здесь.

Иду по своему переулку. Вот дом, где живет необыкновенно лохматый мальчик, который очень нравится Тане, хотя она с ним не знакома. Неожиданно из его окна высовывается лохматая тетка. В руках у нее котенок.

— Тебе не нужен котенок? — спрашивает она.

А вдруг это мать Таниного мальчика? Упустить такой случай невозможно. Таня давно просит меня как-нибудь познакомить с ним. Она говорит, что мне это сделать легче, чем ей, так как он мне безразличен. Мысль работает молниеносно. У меня уже есть кот, но ведь котенка я могу кому-нибудь отдать…

— Наши соседи хотели котенка. Правда, они любят совсем черных котят. Но я попробую их уговорить.

— Ой, как это было бы хорошо! Я тебя прошу, уж ты постарайся — уговори.

— Ладно, я постараюсь.

— Ну, а если они не возьмут?.. Ты только его не выбрасывай.

— Что вы! Если они не возьмут, я его обратно принесу.

— Обратно? — путается мама Таниного мальчика и отходит от окна.

Я все испортила. Зачем я так сказала? Я даже не могу теперь подозвать ее к окну. Нельзя же крикнуть: «Подойдите, пожалуйста, мама Таниного мальчика!» И вдруг она сама возвращается. Теперь в руках у нее уже пять котят.

— Видишь, у меня их сколько? А ты говоришь — обратно. Ладно уж, выбирай самого красивого.

— Хотите, я их всех раздам?

Я еле сдерживаю свою радость. Мать Таниного мальчика недоверчиво вглядывается в меня.

— Если бы ты правда могла это сделать… — говорит она наконец неуверенно. — Я сегодня уезжаю в командировку. Очень надолго. А мой сын остается совсем один. И тут еще эти коты!

Так он действительно ее сын! Я — гений!

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я их всех, всех раздам. Честное слово! У меня есть подруга Таня. Завтра мы с ней вместе придем за котятами.

— А вы не могли бы сегодня?

— Сегодня? Нет, у нас завтра экзамен. Мы тогда сразу после экзамена придем.

— Ну хорошо. Я уезжаю, но мой сын будет вас ждать. В пять часов. Его зовут Виктор. Постой! А ведь одного котенка ты собиралась взять сейчас!

Иду домой. Котенок сидит у меня в кармане жакета. Выглядывает только голова, пушистая, серая с голубым отливом. И глаза у котенка тоже голубые. А уши расположены скорее на шее, чем на голове. Очевидно, уши у котят с возрастом мигрируют. Если брать каждый день по одному котенку, у Тани с Виктором будет пять свиданий!

А я сейчас зайду домой, переоденусь и пойду к Кириллу. Я ему отнесу этого котенка. Я бы ни за что просто так не пошла к нему. Но ведь я приду по делу и в этом не будет ничего особенного.

Интересно, если бы Кирилл узнал, что у меня так со школой получилось, он бы огорчился?

А вдруг бы даже расстроился?.. Один раз, когда я еще совсем маленькая была, папа при Кирилле начал меня ругать. Так у Кирилла лицо все перекосилось, и он вступился за меня.

Я сегодня так испугалась, когда папа сказал, что знает, почему я перестала заниматься. Я решила, что он про Кирилла догадался. А он про Таню и Любу. Уж Таня-то здесь совсем ни при чем. Знал бы он, сколько она сил тратит, чтобы я перестала думать о Кирилле и занималась! Только уж с этим ничего поделать нельзя. Не думать о Кирилле я не могу.

…А ведь женская школа нашего микрорайона находится прямо напротив дома Кирилла. Значит, я смогу целыми днями смотреть на его окна. И предлог у меня будет ходить мимо его дома. Как же это мне раньше в голову не пришло?

А Таню и Любу я буду видеть после школы.

Окна у нас открыты. Значит, родители дома. У меня не хватит терпения ждать, пока они уйдут в театр.

Может быть, не заходить домой?

Но мне так хочется надеть розовое платье! Оно новое, Кирилл его еще не видел. У этого платья бока в оборках, и талия получается очень топкая. И потом, когда я надеваю что-нибудь новое, я меньше сутулюсь. Даже сама не знаю почему. Когда Кирилл мне сказал: «Слабо тебе ходить прямо», я сначала на него обиделась. Но потом я подумала и решила, что ведь это, наверное, даже очень хорошо, если ему хочется, чтобы я ходила прямо. Надо будет еще ленты розовые заплести…

На лестничной площадке слышно, как мама с кем-то разговаривает по телефону:

— Так вы ей скажете? Я вас очень прошу. Нет, мы бессильны. Поможет. Я уверена. Всего доброго.

Вставляю ключ в замок. Мама обрадованно:

— Постойте, Кирилл!

Вздрагиваю и замираю, боясь пропустить хоть одно слово.

— Ира пришла. Так мы оставим вам книгу. Вы сейчас зайдете? Нет, нас уже не будет. Мы очень торопимся.

Платье! Нет, раньше причешусь. Нет, умоюсь. Причесаться на прямой или на косой? Лучше на косой.

Были бы у меня такие волосы, как у моей мамы, я бы каждый день новые прически делала. Уж вьющиеся-то волосы мама могла бы мне «передать». А то палки! И остричь не разрешают.

Косы получились неодинаковые. Переплести? Лента мятая будет. Ладно, пусть так остаются. Снимаю босоножки, надеваю лодочки. На столе еще успею убрать?

Звонок. Подхожу к дверям.

— Кто тут?

— Чужие.

Открываю и отхожу. Прислоняюсь к стене. Чуть-чуть запрокидываю голову назад. Так мне больше идет. Нос выглядит короче. Дверь приоткрывается. На пороге Кирилл.

— В этот дом пускают?

— Пускают, — отвечаю я, — вам папа книжку оставил.

— Прекрасно, я за ней и зашел. Ты чего к стенке прижалась, «чужих» боишься?

Приходится отойти от стенки и вернуть голову в нормальное положение. Если стоишь не у стенки, запрокинутая голова очень уж неестественно выглядит.

В комнате Кирилл не садится. Он берет со стола книгу, молча перелистывает ее и кладет в портфель.

— Сейчас отвезу. Звонил товарищ, она ему срочно нужна.

Мне уже абсолютно безразлично, как я держу голову, как выглядит мое платье, прическа… В мыслях у меня только одно: сейчас он уйдет. Еще несколько минут, и его уже здесь не будет. И я опять начну ждать дни, недели, месяцы…

— О, у вас, кажется, прибавление семейства!

— А это ваш котенок.

— Как — мой?

Я ужасно довольна. Хоть на одну секунду, но Кирилл удивился. Видел бы папа! Он считает, что заставить Кирилла удивиться не может никто.

— Серьезно, возьмите котенка. Мне нужно раздать пять котят.

— Это что же, новая форма подготовки к экзаменам?

— Почему?

— У тебя же завтра экзамен.