Ну что ж, посмотрим, посмотрим. Проходите сюда, на кушетку. Пальцевое исследование необходимо проводить во всех случаях заболеваний прямой кишки, независимо от его характера. Не бойтесь, ложитесь на бок, колени — к животу. Одновременно проверим анальный рефлекс. Расслабьтесь. Я сейчас надену перчатки. Не вздрагивайте — это мой указательный палец, смазанный вазелиновым маслом. Потужьтесь, как при дефекации, и во время исследования постарайтесь максимально расслабиться. Я все сделаю осторожно — не волнуйтесь. Хотите, я вам расскажу историю?

Есть три типа засад — «первым классом», «пустышка» и «задница». Идеализируя картину, можно сказать: цель первоклассной засады — получить намеченный результат, а цель штаба — обеспечить группу ресурсами для выполнения поставленной задачи. Ротный это называет «селективным доступом к общим ресурсам». Цель, указанная стрелками на карте, становится задачей, если конкретно известен желаемый результат и сроки его достижения. Выбравшись из-под кондиционеров на реализацию разведданных, «командировочные» мешают беспрестанной суетой и поощряемой вседозволенностью. При этом никто не радуется тому, что жратвы стало больше, а группа упакована и слаженна. Все понимают — то, чем пришлось за это заплатить, стоит намного дороже всех этих сомнительных преимуществ.

В засаде свой этикет: громко не говорить, резких движений — не делать. Мы живем по своим законам, и тот, кто отличается от нас не на словах, а на деле, немедленно получает агрессивную реакцию в свой адрес. Вряд ли кто из «охотников за наградными» может точно ответить на вопрос, почему мы занимаемся тем, чем мы занимаемся, и почему мы это делаем именно таким способом, демонстрируя агрессивность, низкий болевой барьер и готовность идти на все.

«Пустышка» — это когда на душе днем и ночью скребут кошки, когда мы, как песчинки в песочных часах, ожидаем своего шанса. Мало кто из нас сможет объяснить, как он сделает свою работу, но показать ее мастерски готов каждый. Кто умеет, почти всегда не знает, как он это делает.

Место сегодняшней засады — у черта в заднице. Накатанная тропа на дне лощины, овраги, спускающиеся с плато — явные признаки геморроя. Операция по его удалению — это безразмерная вероятность удачи, слагаемая из качества связи с бригадой, условий внешней среды, оперативной обстановки в районе, упорядоченных предпочтений командира и последовательности событий. Наша группа «проктологов» пришла сюда пешком, в обычном режиме «бежим-лежим». Разбившись на огневые группы, окопалась на склоне сопки. Громко сказано — окопалась. Копать в затвердевшей, как камень, глине трехкомнатную землянку у нас не было времени и сил. За ночь вырыли в этой глине только небольшой «карман» для стрельбы лежа. Накрыв его плащ-палаткой, посыпали все вокруг сухой глиной и пылью. Таскать ее пришлось с противоположного склона, заметая собственные следы.

Все при нас, в стареньких РД. У меня — в лентах и «рассыпухе» семьсот патронов двойного боекомплекта к ПК, гранаты, запалы, ракетницы, на дне рюкзака — сухпай с «неприкосновенным запасом» воды во фляжке. У напарника такой же напрочь «убитый» в засадах и проческах рюкзак десантника с гранатами, запалами, двумя полными воды трофейными алюминиевыми фляжками, сухпаем, патронами к его АКМ и тремя отдельными рожками с патронами для стрельбы с глушителем. На двоих — одна саперная лопатка, заклеенный РДВ и плащ-палатка. В резиновом бурдюке РДВ остатки теплой воды, взбитой пешим переходом до противного ощущения — пьешь, словно чужую слюну. Вместо спальника у каждого — большое зеленное верблюжье одеяло, заслуженный трофей с прочески. Что-что, а устраиваться на свежем воздухе мы научились быстро.

У любого из нас в жизни есть много нелогичности. Необязательно об этом кому-нибудь говорить, но замечать это для себя нужно. Нужно уметь распознавать неразумные вещи, искать именно то, что необоснованно. Нелогично иметь ощущения, которые не соответствуют ситуации. Если что-то неправильно, значит, реагируешь на то, чего нет. Но в происходящем сейчас передо мной нет ничего неправильного. То, что находится здесь, прямо сейчас, вполне реально. Любые воспоминания или надежды только лишают картинку яркости. Я фиксирую, все что происходит: звуки, ощущения тела, мысли в голове. Не стараюсь изменить или прекратить что-то. Просто воспринимаю это как естественный ход событий. И мои мысли, ощущения успокаиваются. Нелогично не соглашаться с самим собой. Мир ночной засады — сплошные эмоции. Зрение и слух получают информацию быстрее, чем нарастает ответная интенсивность ощущений яркости и громкости. Я словно одно большое слепое ухо. Хотя, есть другой способ.

Бинокль «БЛИК» нам не достался, и я смотрю в трубу НСПУ. Оберегая окислившуюся батарейку, смотрю короткими сеансами. Погружаясь в зеленую ночную муть, как аквалангист в болото, я стараюсь реагировать только на то, что есть передо мной, а не на тепловые образы. На самом деле это только снимок, сделанный в инфракрасном спектре. Война жестко наказывает тех, кто думает, что зеленная мгла и есть сама реальность.

Датчики прицела наполняют ночной сумрак светящимися россыпями призрачных изумрудов — нагретых солнцем и неостывших за ночь камней. Изредка сквозь зеленое марево прицела хищными фантомами проявляются шакалы, похожие на мелких беспородных собак с трусливо поджатыми хвостами. «Крона», щелкая как метроном, отмеряет последний час моей ночной смены. Благополучно пережив маршбросок, суету первой ночи и неподвижность дневной жары, я выхожу на второй круг ада.

Боже, как воняют подмышки моего напарника! Запах тела, как и аппендикс, след нашей эволюции. Какой бы цели ни служили эти запахи в первобытные времена, сейчас они стали для меня проблемой. Это просто доказательство повышенной активности потовых желез. Вследствие чрезмерного потоотделения создается питательная среда для бактерий. Именно из-за них возникает невероятный запах. Наши подмышечные жировые железы уже какой день без остановки смешивают свои выделения с потом. Получаются очень пахучие соединения. Я бы упаковал этот аромат во флакон и хранил его как амулет от беды и невзгод.

В мире есть еще другие запахи, но мой нос, забыв об этом, продолжает реагировать на ароматы чужого уставшего тела. Большая часть пота выделяется через подошвы стоп. Я это чувствую особенно — в ногах у меня стоят «дембельские» полусапожки напарника. Прикрученный шурупами каблук, стелька, вырезанная из толстой мягкой кожи, капроновые шнурки, покрашенные гудроном, перешитый и дважды прошитый в основании язычок — не ботинки, а образец бережного отношения к собственному здоровью. Уйти в засаду легче, чем вернуться. А удобная надежная обувь — лучшая этому гарантия.

Голые пятки напарника больно толкают меня в бедро. Господи, как он пинается! Его тело реагирует на сочетание всплывающих в контуженой голове картинок, звуков и ощущений непроизвольным сокращением мышц. Судороги повторяются с пугающей регулярностью. Дергаясь во сне, он становится похож на поломанную механическую куклу. Жаль, что его не видят сами кукловоды, дергающие нас за нити стрелок, нарисованных на их картах. Судороги — не самое страшное, что приходится терпеть, зарывшись в песок.

Днем нагретая солнцем плащ-палатка давит своей тенью, словно бетонная глыба. Во рту сухо, бывшие влажными десны становятся сухими и липкими, а слюна — вязкой и клейкой. Вода, как электролит для аккумулятора — ее нехватка вызывает сонливость и резкое падение активности. Все вдруг надоедает и всего начинает быть мало: пространства, воздуха, времени. В такие моменты чувствуешь себя полным «тормозом». Норма — семь-десять стаканов в день и больше, но столько воды с собой не унесешь. Не обсыкаться же от страха, когда патроны кончатся? Стоит тащить сюда воду, чтобы потом поливать ею склоны?