«Жрец, – пишет Гельмольд, – по указанию жребия (т.е. посредством гадания) определяет праздники, которые должны быть отправляемы в честь богов. Сходятся мужчины, женщины и дети и воздают богам жертвы, состоящие из быков и овец; очень многие приносят в жертву и людей, именно христиан, так как они убеждены, что христианская кровь приятна богам». По заклании жертвы, жрец пил кровь ее, в убеждении, что она сообщает ему дар прорицания. «Храмову службу, – продолжает летописец, – они исполняют с необыкновенным тщанием и благоговением»^[121].

Порядок богослужебного обряда в Ретрском храме в кратких словах описан Титмаром: когда сходится к храму народ для принесения идолам жертв и умилостивления их гнева, одни жрецы сидят, между тем как все прочие стоят. «С тайным трепетом и шепотом, – пишет автор, – они (жрецы) роют землю и бросают жеребья, по которым разведывают истину в сомнительных случаях». По окончании этого гадания, они закрывали дерном жеребья и обращались к гаданию посредством священного коня. Последнего со смиренными молитвами проводили через острия двух воткнутых в землю, перекрещивающихся копий, и если ходом коня подтверждается результат предшествовавшего гадания (посредством жеребьев), то предпринятое намерение приводилось в исполнение, в противном же случае с печалью оставляли начатое^[122]. Весьма сходно с описанным было гадание, тоже посредством жеребьев и по ходу коня, совершавшееся жрецами Штетинского храма^[123].

С наибольшей подробностью описано торжество в честь Святовита Арконского на острове Руяне, жители которого, по словам Адама Бременского и Геяьмольда, в деле служения богам играли между балтийскими славянами первенствующую роль. «В честь кумира (Святовита), – пишет Саксон Грамматик, – совершали годовой праздник следующим образом: вскоре после жатвы собирались жители со всего острова перед храмом, приносили жертвы и потом отправляли общественный пир, именем своей веры. Жрец, который, вопреки обыкновению страны, не стриг ни головы, ни бороды, еще за день до праздника, святилище храма, куда вход только ему был позволен, выметал веником как можно лучше, притом стараясь совсем не дышать внутри храма; потом всякий раз, принужденный выдохнуть и вдохнуть воздух, он выбегал к дверям, чтобы не осквернить присутствия божества дыханием человеческим. На другой день народ располагался вокруг храма. Верховный жрец, в виду всех, брал рог из рук кумира и, если находил, что вина убыло или испарилось в большом количестве, то он возвещал бесплодный год и повелевал беречь хлеб на другой год; но если вино стояло в роге так, как ожидали, верховный жрец предсказывал плодородный год. По мере сего знамения, советовал народу или беречь, или изводить хлеб; потом он выливал старое вино к ногам кумира, в возлияние ему, и наполнял снова рог; почтив идола, как будто он должен пить прежде своего жреца, желал, исчисляя его проименования, себе и отечеству счастья, гражданам приращения имущества и побед. Окончив речь, осушал рог скоро, за один раз, потом наполнял его опять вином и давал в руки кумиру. При сем празднике употребляли еще пирог круглый, сладкий, необыкновенной величины, почти с человека. Жрец ставил пирог между собою и народом и потом спрашивал, видят ли его? Когда руяне говорили, что видят, то он обнаруживал желание, чтобы год был так плодороден, чтобы его за пирогом совсем было не видно. Верили, что этот обряд способствует не только благосостоянию народа, но и обилию следующей жатвы. Наконец, верховный жрец приветствовал присутствующий народ именем бога, увещевал его ревностно приносить жертвы и обещал за то непреложно победу на море и суше».

Тот же писатель рассказывает и о гадании посредством священного Святовитова коня: «При наступающей войне, его (коня) спрашивали об успехах войны следующим образом: служители бога перед храмом втыкали в землю тройной ряд копий, острым концом; ряды копий, связанных по два накрест, отстояли один от другого ровно; жрец, по совершении торжественного моления, выводил из ворот коня за узду; если конь делал шаг через копья прежде правою, а потом левою ногою, почитали за счастливый признак, но если он шагнул хотя один раз сперва левою, то план войны изменялся. Точно так они и прежде почитали путешествие по морю безопасным, как когда три раза сряду предсказан будет счастливый успех»^[124]. В Штетинском святилище также посредством метания деревянных жеребьев производились предвещания об удаче морских битв или грабежа^[125]. Предпринимая какое-либо дело, жители острова Руяны гадали и по первому встреченному животному: судя по оказавшимся признакам, или приводили намерение свое в исполнение, или же с грустью возвращались домой^[126]. К гаданиям же должны быть отнесены и чудесные явления, обнаруживавшиеся на озере Гломуци, о которых упоминает Титмар (см. выше стр.23). Окрестные жители, вероятно, гадали, посыпая поверхность озера хлебными зернами, желудями, пеплом, или изливая в воду кровь. Озеро, как видно из слов летописца, покрытое перечисленными предметами, предвещало будущее.

Выше приведено было свидетельство Гельмольда о том, что, по мнению балтийских славян, христианская кровь была приятна богам. По словам Гельмольда, руяне ежегодно приносили в жертву Святовиту христианина, по указанию жребия^[127]. Подтверждение известия о человеческих жертвах находим и у других писателей: «Страшный гнев богов они умилостивляли кровью людей и животных», – пишет Титмар^[128]. Адам Бременский рассказывает, как жители Ретры (в 1066 г.) убили епископа Иоанна. Тело убитого было выброшено на улицу, голова же его, насаженная на шест, была принесена в жертву богу Редигасту^[129].

Возвращаюсь к жертвенным обрядам. «После совершения, по обычаю, жертвоприношения, – говорит Гельмольд, – собравшиеся обращались к пиршеству и забавам»^[130]. В Штетинской главной контине хранились чаши, которые в праздничные дни выносились оттуда и служили знатным людям для гадания и пирования^[131]. Пиром заключался и праздник в честь Святовита Арконского: «Остальная часть дня (после совершения вышеописанных гаданий, молитв и увещеваний народа) проходила в пышном пиру, на котором потреблялись жертвы, – пишет Саксон Грамматик. – Здесь неумеренность была добродетелью, а воздержание – стыдом»^[132]. Религиозное значение этого пиршества (и других, подобных ему) подтверждается словами Саксона, что оно совершалось «именем веры». Выше было приведено свидетельство Гельмольда о том, что славяне на своих пирах и попойках пили круговую чашу и при этом произносили «во имя богов» (доброго и злого) слова не благословения, а проклятия, т.е. заклинания. Это также указывает на несомненно религиозный характер таких пиров. Употребление в Штетине на праздничных пирах, для пития и гаданий, чаш, хранившихся в главной контине, т.е. представлявших в некотором роде священную утварь, точно так же подтверждает религиозное значение праздничных попоек.

Герборд упоминает о ночном празднестве поморян близ Пирица, происходившем 4 июня 1121 года: «Приблизившись, – рассказывает у него Сефрид, – мы увидели около 4000 человек, собравшихся со всей страны. Был какой-то языческий праздник, и мы испугались, увидев, как безумный народ справлял его играми, сладострастными телодвижениями, песнями и громким криком», причем толпа была в опьянении от напитков и праздничного веселья^[133].

Приведенные данные с достоверностью показывают, что у балтийских славян богослужебные обряды получили сравнительно более развитые формы. Здесь богослужение сделалось достоянием жрецов, приставленных к храмам и, следовательно, связанных известными обязанностями, по более или менее точно выработанному уставу. Жрецы имели особое белое одеяние [в таком одеянии предстал в лесу, как рассказывают жизнеописатели св. Отгона Бамбергского, крестьянину жрец Яровита, вещавший ему от имени своего бога^[134]]; на них возложено было, в Арконском, Ретрском, Штетинском и др. святилищах, наблюдение за священными конями, содержавшимися при храмах, забота о сохранности храмовых сокровищ, о чистоте внутри храма; они, по свидетельству Гельмольда, назначали дни праздников, закапали жертву и вдохновлялись жертвенною кровью, которую пили, вопрошали богов и предвещали народу будущее, решая предлагаемые богам вопросы посредством гаданий, возглашали молитвы, подавали присутствовавшим советы и поучения. И самый обряд богослужения должен был естественно принять здесь более точно определенную, более развитую форму, чем у южных (и, как увидим ниже, также у восточных) славян, у которых приносили жертвы и руководили общественными молитвенными обрядами не жрецы, связанные специальными храмовыми уставами, а князья или старейшины, т.е. старшие в роде, следовавшие в этом действии лишь общим, разумеется, более простым, традиционным формам и приемам. (Ср. также слова Краледв. рукоп..: «Где отец давал богам явства», т.е. именно старший в доме). О том, что храмовая служба у балтийских славян исполнялась, по словам Гельмольда, с особенным тщанием и благоговеянием, было говорено выше. Наибольшей подробностью отличается дошедшее до нас в сочинении Саксона Грамматика описание службы в честь Святовита Арконского, – в ней заключаются главные моменты богослужения: жертвоприношение, гадание, молитвы жреца и обращенные им к народу поучения, наконец, жертвенная трапеза с попойкой и увеселениями народа; служение Святовиту в Арконском храме выработалось в совершенно специальную форму, в точности установленную и ежегодно в таком виде исполняемую. В таком же роде, хотя, разумеется, с местными специальными оттенками, было служение богам в Штетинском и Ретрском храмах (см. выше и в других местах.