В заключение приведу еще описание главнейшего жертвоприношения, бывшего в обычае у народов литовских, именно заклания в честь богов козла (или быка), совершавшееся обществом по окончании жатвы, иногда же сопровождавшее и частные богослужебные церемонии. Обряд жертвоприношения, по описанию Менеция, происходил так: когда приводили жертвенного козла, вуршкайт возлагал на него обе руки и призывал по порядку богов: Потримпа, Пильвита, Пергрубия и многих других, после чего присутствовавшие поднимали козла и держали его высоко, при пении гимна. Потом опускали его на землю. Тоща жрец обращался к присутствовавшим с увещеванием, чтобы они с благоговением совершали это торжественное жертвоприношение, благочестиво установленное предками, и передали память о нем своим потомкам, – а затем собственноручно закалал козла. Кровь, собранную в чашу, он распрыскивал, мясо же отдавал женщинам, которые его варили. В то время как варилось мясо, женщины приготовляли из пшеничной муки лепешки, которые, однако, не клались в печь, но стоявшими вокруг огня мужчинами перебрасывались из рук в руки, через огонь, до тех пор, пока таким образом не испекались. В заключение целый день и всю ночь ели и пили до рвоты (usque ad vomitum). Хмельные, выходили они на рассвете из дома и зарывали остатки от кушаний в землю, в надежном месте, для, того чтобы они не могли быть похищены какими-либо птицами или зверями. Затем расходились по домам^[313].

Стрыйковский описывает жертвоприношение козла или быка, совершавшееся, по его словам, в весенний, Пергрубиев, праздник. «Вуршкайт, их поп, – говорит Стрыйковский, – по языческому обычаю, надев на главу свою венок, полагал руку на козла или быка и просил всех богов, каждого особенно, чтобы они милостиво приняли приносимую им торжественную жертву; взяв быка или козла за рога, вели его в гумно, и там все мужчины поднимали его вверх, между тем как вуршкайт, опоясавшись ручником, снова призывал всех богов и произносил: “Мы совершаем достохвальное жертвоприношение, заповеданное отцами нашими, на умилостивление гнева богов”. Потом, с шепотом обойдя трижды вокруг быка, он закалал его; кровь жертвенного животного не проливалась на землю, но собиралась в особенный сосуд. Черпая из этого сосуда ковшом или чаркой, вуршкайт окроплял кровью присутствовавших, остаток же ее разливался в горшочки, и всякий окроплял у себя дома свою скотину, как в наше время, – прибавляет Стрыйковский, – в обычае окроплять ее святой водой»^[314]. По свидетельству Луки Давида, жертвенною кровью окропляли не только скотину, но и дома, скотные дворы, сараи^[315]. Далее Стрыйковский повторяет рассказ Менеция о своебразном способе печения пшеничных лепешек и прибавляет: «Потом начинали есть и пить, причем пели песни и играли на длинных трубах в течение целой ночи». Остатки от пира, по словам Стрыйковского, рано утром зарывались на перекрестках, с тою же целью, которую называет Менеций^[316]. Симон Грунау, случайно наткнувшийся в 1520 году на козлиное жертвоприношение, совершавшееся, еще по древнему языческому обычаю, пруссами, оставил описание этого обряда, в общих чертах весьма сходное с описаниями Менеция, Стрыйковского и других. Замечательна, однако, новая черта в его рассказе, а именно, по его словам, поселяне, после молитвы вайдла, обращенной им к разным богам, еще до заклания козла, публично исповедывали грехи, совершенные ими против богов, а потом, в то время как варилось мясо жертвенного животного, каждый из кающихся становился на колени перед вайлом, который драл его за волосы и давал ему пощечину, – этим приобреталось прощение грехов, после чего они в свою очередь нападали на вайдла и дергали его за волосы: чем громче при этом вайдл кричал, тем более они верили в последовавшее прощение грехов. Затем начиналась попойка, и каждый обязательно напивался допьяна^[317]. «Пока длится пиво, – говорит Лука Давид, – длится у них и священнодействие и служение богам», – и в другом месте: «Итак, их религия и богослужение состояли в жранье и пьянстве»^[318].

Осеннее жертвоприношение в честь Земенника, по словам Стрыйковского, еще в его время отправлявшееся в Литве, Жмуди, Лифляндии, Курляндии и русских окраинах, происходило так: праздник в честь Земенника имел место на исходе октября. Жители трех или четырех селений делали складчину и сходились в какой-нибудь дом, с женами, детьми и слугами. Стол покрывали сеном, иногда скатертью, и ставили на него несколько хлебов, а на углах – четыре большие горшка пива; потом приводили бычка и телку, барана и овцу, козла и козу, кабана и свинью, петуха и курицу, гусака и гусыню и других домашних животных и птиц, попарно: самца и самку. Всех этих животных и птиц они убивали как жертвоприношение своему богу Земеннику. Сперва ведун или жрец, простой мужик, произнеся молитвы, по древнему обычаю, начинал бить палкой которое-нибудь из жертвенных животных, потом все кругом стоявшие также начинали ударять палками это животное по голове, брюху, хребту, шее и ногам, произнося: «Тебе, Земенник, боже наш, приносим мы жертву и благодарим тебя за то, что ты нас в прошедшем году сохранил в добром здоровье, даровал нам в изобилии всяких благ, хлеба и добра, и оградил нас от огня, железа, моровой язвы и всяких врагов наших». Затем варили мясо убитых животных и садились за стол есть их, но прежде чем приступить к каждому кушанью, ведун брал по кусочку его на вилку и бросал под стол, на печь, под лавки и в каждый угол дома, говоря: «Это тебе, о Земенник, боже наш! Благоволи принять нашу жертву и милостиво покушай этих яств!» Во время пира ели и пили до обжорства, призывая Земенника при каждом кушанье и питии, играли на длинных трубах – и мужчины и женщины, и пели песни. «На таких беседах и празднествах, – прибавляет Стрыйковский, – я сам часто присутствовал в Лифляндии, в Курляндии, в Жмуди и в Литве (следует специальное перечисление мест, где он бывал на праздниках) и присматривался к этим удивительным языческим чародеяниям, так как в тех местах и до сего времени мало знают об истинном Боге»^[319].

Ограничиваюсь приведенными данными относительно жертвенных обрядов народов литовских. В них повторяются главнейшие моменты таковых же обрядов языческих славян: заклание жертвы жрецом-вайделотом в честь богов, окропление присутствующих (а затем скота и жилищ) жертвенной кровью, молитвы просительные, благодарственные Я умилостивительные к чествуемым богам и нравственное поучение народа; питие чаш и возлияния во славу богов, жертвенное пиршество и попойка, продолжавшаяся всю ночь, до рассвета, с обязательною, обыкновенно, неумеренностью в употреблении пиши и пития (пива); пение песен и гудьба; в заключение, на рассвете, зарывание в землю остатков от праздничной трапезы. Представляя в подробностях оригинальные, своеобразные черты, описанные обряды литовских народов, в общем, в деревенской простоте своей, несомненно, близко подходили к жертвенным обрядам языческих славян; одни только балтийские славяне могли иметь несколько более пышную храмовую службу, которая, однако, судя по вышеприведенным свидетельствам летописцев, отличалась лишь несколько большей торжественностью обстановки, в сущности же основывалась на тех же простых, элементарных началах: кормлении и угощении богов жертвами и возлияниями, гаданиях и молитвах, нравственном поучении народа, послежертвенной трапезе и попойке, сопряженных с невоздержностью и обжорством за столом, с разнузданной веселостью, плясками и песнями ликующей толпы.

В приведенном кратком очерке основ религиозного мировоззрения древних народов, я обратил предпочтительное внимание на главные, коренные черты их верований, в которых с очевидностью отражается первенствующее значение в народном сознании двух главнейших явлений природы: солнечного света и дождевой влаги, с дальнейшими специализациями качеств личных представителей, как этих, так и непосредственно связанных с ними, обусловливаемых ими, явлений. Я не коснулся, однако, еще нескольких весьма важных в религиозной жизни народов вопросов, именно отношения их к прочим светилам и явлениям небесным и их божественным представителям, к земле, огню, водам земным, к населяющим дома, поля, леса, воды духам, к различным представителям растительного и животного царств, к выдающимся из среды толпы витязям или богатырям, а равно и «вещим» людям, к усопшим предкам – «дедам», к загробной жизни вообще, наконец, к мрачным представителям подземного царства – преисподней. Всех этих вопросов, насколько рассмотрение их будет необходимо для уяснения религиозного мировоззрения славян, я коснусь в следующей, главной статье моего исследования, имеющей задачею начертание системы славянской мифологии.