– Впрочем, даже и проф. Ягич не отрицает окончательно возможности действительного существования слова «Сварог»: по его словам, новгородский писатель во всяком случае не выдумал этого имени, но оно «или действительно уже существовало в этой форме», или же сложено автором по дошедшему до его слуха имени «Сварожич». Во всяком случае, однако, засвидетельствованное древними памятниками наименование бога солнца у балтийских славян и бога огня у русских одним и тем же именем, «Сварожич», говорит, по моему мнению, в пользу первого предположения, что название «Сварог» существовало раньше, чем «Сварожич», если не как наименование бога неба, то, по крайней мере, как название неба, «небесного круга» (инд. svar, svarga, древнечеш. svor), или, что по моему мнению наиболее вероятно, как название божества первобытного, несозданного огня, творца мира, в смысле пробега Феоста – Фта, отца солнца и земного огня. В этом последнем смысле имя Сварога, в форме Савракте (= Сваракте) или Соракте, засвидетельствовано древними памятниками, хотя и не славянскими. Имя Савракте известно было за много веков до христианства, оставив, опять в древней Италии, несомненные следы свои в названии гор, из которых наиболее известная, по крайней мере, была вулканического происхождения. Об этом – позже, в статье о Сварожиче-Солнце.
Итак, верховный бог неба получил у древних славян следующие названия: Бог (Прабог), Дый (Дий), Святовит, Іесса (Trzy?), Белбог[369] (Белун), Дед и Сварог.
Мы видели уже раньше, что славяне, олицетворяя известные, почитаемые ими явления природы, не переставали, независимо от этого, почитать и самые физические явления. Так было и по отношению к НЕБУ, которое до нашего времени считается народом святым, божественным. По словам Ибн-Дасты (см. выше стр. 44), древние славяне молились о плодородии, поднимая просяные зерна в ковше к небу. Крестьянин из окрестностей Волегаста, повествовавший о видении, которое представилось ему. в лесу, удостоверял справедливость своих слов клятвами, причем обращал взоры к небу[370]. Козьма Пражский, сообщая древнюю легенду о пришествии Чеха и его дружины в обетованную землю, говорит, что Чех приветствовал названную его спутниками по имени его землю, вознеся руки свои к небесам (ad sidera)[371]. До сего времени во многих заклинаниях и песнях встречаются выражения: «глядеть на небо», «вздыхать до неба», в смысле молитвы к небу, также непосредственные обращения к небу, напр.:
Из моравской песни:
Ро zahrade zarána chodlla,
А na
Jasnynebe
pohlédala:
I mně slunko svítilo...
[372]
(По саду утром ходила,
И на ясное небо глядела:
И мне солнышко светило...)
Из великорусских заклинаний:
– Ты
Небо
отец, ты земля мати!
[373]
– Ты
Небо
слышишь, ты
Небо
видишь, что хочу делать над телом раба (имярек)
[374]
.
Из
галицко-русской
думки:
Хожу, нуджу, ручки ламлю,
Вздыхаю до неба
,
С тяжким жалем промавляю:
«Мужа мени треба»
[375]
.
В Малой Руси хозяин, выходя на сев, берет с собой хлеб, соль и рюмку водки и все это ставит в поле на том месте, откуда хочет начать сеять. Прежде, нежели бросить в землю горсть зерна, обращает глаза к небу и говорит: «Роди, Боже, на всякого долю»[376]. Староверческие толки (беспоповщина и нетовщина) до позднейшего времени исповедывали грехи свои, зря на небо или припадая к земле[377].
Христианство, несмотря на почти тысячелетний (местами же еще более продолжительный) период своего господствования в славянских землях, не в состоянии было заглушить в народе древние, языческие верования, – слишком крепка сила живущих в нем языческих преданий, слишком жива в нем сила воображения, чтобы он, сохранив и по сие время главные черты древнего земледельчески-пастушеского быта своего, – мог отрешиться вполне от древних верований, веками унаследованных им от праотцов. Прежнее мировоззрение народа, с водворением в нем христианства, не умерло, но, более или менее изменяясь под влиянием времени и иных, новых, условий жизни, продолжало и по сие время продолжает жить в народе. То, что прежде называлось верою, ныне носит название суеверия, в сущности же и то и другое почти не представляет различия. Отцы христианской церкви в немалой степени сами, хотя и поневоле, способствовали сохранению в народе его древнего миросозерцания: исходя из практического взгляда, что новое учение не могло бы привиться к народу, если бы не представляло с учением языческим многих общих черт, они пользовались для своих целей чертами, общими старой и новой религии, заботясь лишь о замене в обращаемом в христианство народе понятий языческих сродными с ними понятиями христианскими, названий богов языческих – названиями христианского Бога, Богородицы, ангелов и святых; первые христианские храмы нередко воздвигались на местах бывших языческих святилищ[378] главнейшие христианские праздники назначались в дни прежних праздников языческих.[379] Народ постепенно привыкал переносить прежние понятия свои о богах на новые объекты, свойства древних богов приписывались христианскому Богу и его святым. Однако, кроме простого замещения языческих богов новыми предметами поклонения и боготворения, по мере постепенного возрастания числа святых и угодников, далеко превосходившего число древних богов, происходила постепенная специализация качеств и свойств, приписываемых народом тому или другому святому, или целым группам святых. Древние, более простые представления о богах постепенно разветвлялись, и эти разветвления олицетворялись в образе того или другого святого. Народ не забывал, впрочем, вполне и старых богов своих, стихийных и личных, – они, под старыми же именами, также продолжали существовать для него вместе с новыми. Происходили самые пестрые смешения воззрений языческих с христианскими. Естественное при таких обстоятельствах существование двоеверия подтверждается историческими свидетельствами. Так, напр., в XII веке, в среде штетинских славян, обращенных в христианство, но еще не отрешившихся от прежних верований, по словам Эбона, рядом с христианскими святилищами воздвигались и языческие капища, а народ «двоеверно поклонялся и немецкому Богу и прежним богам своих отцов»[380]. В летописи Титмара под 981 г. читаем, что не только язычники, но и христиане поклонялись языческим богам[381]. Целый ряд свидетельств о почитании языческих божеств славянами, уже исповедовавшими христианскую веру, приведен был раньше (стр. 21, 40). То же самое, разумеется, в меньшей степени, встречаем и в наше время. Во многих русских песнях и заклинаниях, на ряду с Богом, Божьей Матерью, святыми, ангелами, призываются небо, светила небесные, земля, реки, озера и пр. В молитвах скопцов, сложенных в чисто народном духе, подобное двоеверие сказывается с поразительной наглядностью. Во время принятия «новика» в секту молятся: «Прости, Господи, прости меня, Пресвятая Богородица, простите меня ангелы, архангелы, херувимы, серафимы и вся небесная сила. Прости небо, прости солнце, прости луна, простите звезды, простите озера, реки и горы, простите все стихии небесные и земные». Перед пророчеством, во время богомоления скопцов, произносят: «Простите солнце, месяц, прости матушка сыра земля. Господи, благослови мне говорить не своими устами, а всели в меня святый Дух твой!»[382] В карпато-русской песне девушка, став под явор, вздыхает: «Боже, Боже мой! Ей явор, явор зеленый!».[383] В белорусской купальской песне встречается припев: «Божа ж мой, ой ель моя зеленая, Божа ж мой!»[384] Малорусский заклинатель одновременно взывает к Богу, святым, солнцу, месяцу, зорям. Великорусский поселянин, увидя молодой месяц, произносит: «Молодой месяц! Дай тебе Господи круты рога, а мне добро здоровье!» (Ворон, губ.)[385]. В русской семицкой песне, вместе с Троицей и Богородицей, призывается Дид Ладо: