Моя книга - о Гитлере. Я постарался понять, какие чисто человеческие качества помогли ему стать настоящим воплощением принципа разрушения.

Гитлер, подобно сейсмографу, откликается на малейшие колебания человеческих сердец; он озвучивает самые сокровенные желания людей с уверенностью и точностью бессознательного знания; он затрагивает едва заметные инстинкты, страдания и чаяния целой нации. Его первый принцип - принцип разрушения. Он знает только о том, что стремится разрушить; он ломает стены, совершенно не думая о том, что будет построено вместо них. Он - антисемит, антибольшевик, антикапиталист. Он клеймит врагов, но не имеет друзей. Ему чужды какие бы то ни было созидательные принципы.

Я помню одну из первых наших бесед. Это была, по-видимому, наша самая первая ссора.

- Власть! - орал Гитлер. - Мы должны взять власть!

- Прежде чем получить ее, - решительно возразил я, - давайте решим, что мы будем с ней делать. Наша программа слишком неопределенна, а для того чтобы править, она должна быть глубокой и серьезной.

Гитлер, который уже тогда с трудом переносил любую критику, ударил кулаком по столу и гаркнул:

- Прежде всего - взять власть. А потом будем действовать по обстоятельствам.

«Ненависть, - не раз говорил я Гитлеру, - должна рождаться из любви. Нужно уметь любить, чтобы понять, что именно достойно ненависти, и в этом понимании черпать силы для разрушения того, что должно быть разрушено».

Но Адольф ненавидел, не любя. Он был буквально опьянен ничем (в том числе и моралью) не ограниченными амбициями и гордыней, которую можно сравнить лишь с гордыней Сатаны, возжелавшего низвергнуть Бога с Его бессмертного трона.

Гитлер дважды сам давал себе характеристики, которые со временем не потеряли актуальности. Сначала он назвал себя «юным барабанщиком германского народа». Хочу напомнить вам слова, с которыми он обращался к суду во время мюнхенского процесса: «Когда я впервые оказался у могилы Вагнера, мое сердце переполнила гордость от мысли, что под этой могильной плитой лежит человек, который поднялся гораздо выше своей эпитафии: «Здесь похоронен тайный советник Его превосходительство барон Рихард фон Вагнер, дирижер». Я горжусь, что этот человек, как и многие другие люди в истории Германии, смог сохранить для будущих поколений свое имя, а не свой титул. И не из скромности сегодня я хочу быть простым барабанщиком. Для меня именно это - высшее достижение; остальное - суета сует».

Нет, конечно, не из скромности этот «маленький ефрейтор» на побегушках у Эрнста Рема рассказывал о своем презрении к титулам.

Он жаждал поднять массы, стать центром их притяжения, запечатлеться в памяти будущих поколений.

Другое откровенное признание прозвучало 12 лет спустя, когда «барабанщик» революции стал канцлером и президентом Германии. Оно еще показательнее: «Я буду продолжать свой путь, - сказал он, - с точностью и аккуратностью лунатика».

Меня часто спрашивают, в чем секрет необыкновенного ораторского таланта Гитлера. Я могу объяснить его лишь сверхъестественной интуицией Адольфа, его способностью безошибочно угадывать чаяния слушателей. Если он пытается подкрепить свои аргументы теориями или цитатами, то это делается на достаточно низком уровне, и он остается непонятым. Но стоит ему отказаться от подобных попыток и смело подчиниться внутреннему голосу, как он тут же становится одним из величайших ораторов нашего века.

Он не пытается ничего доказывать. Когда он говорит об абстрактных вещах, таких, как честь, страна, нация, семья, верность, то это производит на публику потрясающее впечатление: «Когда нация жаждет свободы, в ее руках появляется оружие...», «Если нация потеряла веру в силу своего меча, то она обречена на самое жалкое прозябание».

Образованный человек, услышав эти слова, поразится их банальности. Но эти слова Гитлера находят путь к каждому сердцу и накручивают аудиторию.

Однако было бы ошибкой считать, что Гитлер всегда был всего лишь беспринципным демагогом. Когда-то он искренне верил в правоту своего дела. У него были чувства - но не характер - революционера, а главное - чутье, которое при общении с массами заменило ему проницательность психолога.

Вот Гитлер входит в зал. Принюхивается. Минуту он размышляет, пытается почувствовать атмосферу, найти себя. Внезапно он взрывается: «Личность не принимается в расчет... Германия растоптана. Немцы должны объединиться. Интересы каждого должны быть подчинены интересам всех. Я верну вам чувство собственного достоинства и сделаю Германию непобедимой...»

Его слова ложатся точно в цель, он касается душевных ран каждого из присутствующих, освобождая их коллективное бессознательное и выражая самые потаенные желания слушателей. Он говорит людям то, что они хотят услышать.

На следующий день, обращаясь уже не к разоренным лавочникам в пивной, а к промышленным магнатам, в первые секунды он испытывает то же самое чувство неопределенности. Но вот его глаза загорелись, он почувствовал аудиторию, все в нем перевернулось: «Нация возрождается лишь усилиями личности. Массы слепы и тупы. Каждый из нас - лидер, и Германия состоит из таких лидеров».

«Правильно! Правильно!» - кричат промышленники, и они готовы поклясться, что Гитлер - их человек.

В 1937 году на съезде в Нюрнберге он обращается к женщинам. Перед ним - двадцать тысяч женщин, среди них - молодые и старые, красивые и безобразные, старые девы, замужние дамы и вдовы, озлобленные и полные надежд, обеспокоенные и одинокие, женщины с высокими моральными принципами и без них. Гитлер ничего не знает о женщине и о женщинах, однако с его губ слетают слова, вызвавшие безумный, безудержный энтузиазм: «Что дал вам я? Что дала вам Национал-социалистическая рабочая партия Германии? Мы дали вам Мужчину!»

И женщины отвечают ему диким воплем восторга.

Гитлер - это медиум, впадающий в транс, оставаясь лицом к лицу с публикой. Это - момент его истинного величия, когда он по-настоящему становится самим собой. Он верит в то, что говорит; ведомый мистической силой, и не сомневается в своем историческом предназначении.

Но Гитлер в обычном состоянии - это совершенно другой человек. Он не может быть естественным и откровенным; он никогда не прекращает играть роль и смотреть на себя со стороны. Сначала он был Неизвестным Солдатом, выжившим в годы Великой Войны. Трогательный в своей неприметности герои, он проливал настоящие слезы над несчастьями своей родины. Когда через некоторое время он обнаружил, что может вызывать слезы по собственному желанию, то после этого он уже рыдал до изнеможения. Затем он стал Иоанном Крестителем, который готовится к приходу Мессии; потом самим Мессией, примеряющим на себя роль Цезаря. Однажды он обнаружил грандиозное воздействие вспышек своего гнева; с тех пор гнев и неистовая брань стали любимым оружием в его арсенале.

Незадолго до нашего разрыва у нас вышел спор о газете, которую я издавал в Берлине, - «Дер Национал-социалист». Кроме меня и Гитлера, там присутствовали также Грегор и сотрудник моей газеты Хинкель. В течение получаса Гитлер приводил совершенно несостоятельные аргументы.

- Но вы ошибаетесь, господин Гитлер, - сказал ему я. Гитлер остановил на мне пристальный взгляд и закричал в бешенстве:

- Я не могу ошибаться. Все, что я делаю и говорю, войдет в историю.

Затем он впал в глубокую задумчивость и молчал, опустив голову и ссутулившись. Он выглядел маленьким и старым человеком, измученным ролью, которую ему приходилось играть.

Мы ушли, не сказав ни слова.

- Грегор, у этого человека - мания величия! - заметил я.

- Ты провоцируешь его, - ответил Грегор. - Откровенно говоря, ты его раздражаешь. Со мной он никогда так не забывается.

Однако Грегор ошибался. В этот день родилась догма о непогрешимости Гитлера. Она была подтверждена во многих писаниях национал-социалистов. Особенно этим отличилась последняя книга Германа Геринга.

В самоинсценировках, которые устраивает истерическая личность, нелегко отделить сознательное от патологического. Без сомнения, Гитлер - человек неуравновешенный. Когда он спокоен, что бывает крайне редко, то находится в каком-то оцепенении. Он как будто находится в летаргическом сне в эти моменты. В своем обычном состоянии он производит впечатление человека, который не бывает спокойным никогда.