— Могу предложить на десерт землянику со сливками. Или ты хочешь просто выпить чашечку кофе?

Ей стоило невероятных усилий говорить нормальным голосом, чтобы Ленард не обнаружил, как она взволнована и встревожена, потому что не может совладать со своими мыслями и чувствами, уже мчавшими ее с бешеной скоростью к самому важному пункту в программе их медового месяца.

Однако от Ленарда трудно было что-либо скрыть. Он нежно взял Клеменси за руки и, пытливо заглянув в глаза, спросил:

— Ты боишься физической близости со мной?

— Я ничего не боюсь.

Клеменси заглянула в его темно-карие глаза и едва не утонула в них. Она поняла, что сделала ошибку, произнеся эти слова. Ленард не мигая смотрел на нее, и ей казалось, что его взгляд проникает в самую душу.

— Я буду ласков с тобой, — сипло пробормотал он и поцеловал ее.

Клеменси вернула поцелуй — поначалу робко, потом смелее, а через минуту ее руки уже обвивали шею Ленарда, а горячие губы жадно требовали продолжения. Клеменси ощущала тепло мужского тела даже сквозь ткань своей блузки и рубашки Ленарда, и это еще более возбуждало ее.

Он нежно взял ее лицо в ладони и прошептал:

— Я с нетерпением жду момента, когда мы окажемся в постели. И я хочу, чтобы физическая близость принесла нам обоим удовлетворение и радость.

Клеменси отпрянула. Рядом с Ленардом она теряла над собой контроль, слишком рьяно реагировала на его ласки. А ей следовало вести себя осторожнее, быть начеку, чтобы вдруг не открыть ему свое сердце, не выдать чувств, которые испытывала к нему. В конце-то концов этот человек ей враг: за то, как он поступил с ее отцом, ему нет прощения. Она не должна забывать об этом, не должна ронять перед ним своего достоинства.

— Я сделаю все возможное, чтобы мы получили от этого удовольствие, хотя мне будет, пожалуй, нелегко справиться с новой ролью, — пробормотала Клеменси.

Он приподнял двумя пальцами ее подбородок и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

— Я думаю, ты справишься с ней великолепно.

— Рада, что ты веришь в меня. — Она отвела его руку. — Я хотела бы так же верить в тебя.

— Не волнуйся. Надеюсь, я смогу доставить тебе удовольствие. — Губы Ленарда тронула едва заметная ухмылка. — Может быть, нам провести репетицию? Как ты на это смотришь?

Его грубоватое предложение вызвало у Клеменси негодование и ярость, однако она вынуждена была признать, что к этим двум чувствам примешиваются не менее сильные желание и страсть.

— Мне кажется, тебя что-то беспокоит, — полушутя-полусерьезно сказал Ленард.

— Меня беспокоит одно: выполнишь ли ты обязательства, которые возлагаются на тебя в рамках нашей договоренности? — Голос Клеменси противно дрожал, и она ненавидела себя за это, завидуя спокойствию и невозмутимости Ленарда. — Сразу хочу предупредить: я не имею в виду интимные отношения.

Ленард недоуменно вскинул брови.

— А тогда какие же?

Клеменси ждала этого вопроса: Ленард то и дело стремился дать понять, что постель является частью их сделки, и это обстоятельство вызывало у девушки бурю бессильного протеста. Как можно говорить о таких сокровенных вещах, как сексуальная близость, с цинизмом и грубым сарказмом?

— Я больше беспокоюсь о том, что ждет нас в конце годичного контракта, — объяснила Клеменси. — Сдержишь ли ты свое слово и вернешь ли мне мой виноградник, а также наведешь ли порядок в моем хозяйстве и спишешь долги?

Ленард нахмурился и недовольно пробурчал:

— Вы полны неожиданностей, мисс Эгфорс. Для девушки, называющей себя романтиком, торгашество не к лицу.

— Я не дурочка, Ленард, — холодно заметила она.

— А я никогда и не сомневался в этом.

— Тогда ты не вправе осуждать меня за сомнения. В самом деле, почему я должна верить тебе, если ты столь ужасно обошелся с моим отцом?

— Я полагал, мы давно закрыли этот вопрос. — В его голосе, как показалось Клеменси, появились угрожающие нотки.

— Ничего подобного! Я никогда не соглашусь на такое! — запротестовала она. — Разумеется, тебе было бы гораздо удобнее, если бы я просто закрыла глаза на то, как ты разорил моего отца, погубил его…

— Я не разорял Роба.

— Ты потребовал возвращения кредита в самое неподходящее для него время. А это, считай, равнозначно разорению… Я никогда не забуду об этом. — Клеменси заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, а в следующий миг с ее губ сорвались слова, которые она вовсе не собиралась произносить: — Мне кажется, при складывающихся обстоятельствах нам следует составить и подписать брачный контракт.

Ленард изумленно уставился на нее.

— Я не требую чего-то еще, что выходило бы за рамки нашей договоренности, — затараторила Клеменси, боясь, что он перебьет ее. — Но я буду чувствовать себя спокойнее, если на руках у меня окажется документ, на котором черным по белому будут изложены все мои права и обязанности.

— И все только потому, что ты не доверяешь мне, — глухим голосом констатировал он.

— Почему ты ставишь мне мое мнение в укор? После такого обращения с моим отцом…

Его лицо стало хмурым и строгим.

— К твоему сведению, я раньше тебя решил, что нам нужно подписать контракт. Мой адвокат уже работает над ним.

Клеменси не знала, как реагировать на эти слова. Если она и предложила оформить юридический документ до заключения брака, то сделала это в порыве гнева с целью нанести Ленарду ответный удар, дать понять, что никому не позволено обращаться с ней, как с игрушкой. Тот факт, что Ленард уже распорядился подготовить такой документ, говорил лишь о том, с каким холодным расчетом относился он к женитьбе.

— Клеменси, если ты хоть еще раз заведешь речь о том, как я плохо обращался с твоим отцом, боюсь, у меня могут вырваться слова, о которых я потом буду сожалеть. — Он говорил насмешливо и очень язвительно.

— И какие же, интересно, слова могут у тебя вырваться? Может быть, сожаление или мольба о прощении за содеянное? — Ее глаза вспыхнули недобрым огнем. — А что еще тут можно сказать?

— Мне не о чем сожалеть, не за что просить прощения. — Тон Ленарда ничуть не изменился. — И я действительно предупреждаю тебя в последний раз. Больше я не намерен выслушивать от тебя обвинения.

— Не сомневаюсь…

— Я говорю серьезно, Клеменси.

Это прозвучало зловеще. Казалось, Ленард на волосок от срыва, однако на Клеменси это не произвело впечатления, и она твердо сказала:

— Извини, но я не могу обещать, что не вернусь больше к теме, связанной с отцом. Все дело в том, что для меня она — как нож в сердце.

— Нет, Клеменси, дело вовсе не в этом, а в том, что твой отец сам уготовил себе такую судьбу. Я потребовал от него вернуть деньги только по одной причине: он их проигрывал. Да, твой отец был игрок, картежник. Я пытался взывать к его здравому смыслу, пытался помочь ему осознать свои обязанности, ответственность перед тобой. И я вовсе не хотел выбить у него из-под ног почву, тем более разорить, погубить… У меня даже в мыслях никогда не было ничего такого.

— Да ты в своем уме, Ленард?! О чем ты говоришь?! — Клеменси отказывалась верить собственным ушам. — Мой отец не играл на деньги!

— Нет, играл, и как играл!

— Ты лжешь! — Клеменси объял ужас. — Ты придумал все это, чтобы предстать передо мной в лучшем свете! Ты не человек, а дьявол!

— Я ничего не придумываю. Я не собирался говорить тебе об этом. Не хотел разрушать образ отца, оставшийся в твоей памяти. Роб и сам просил меня не рассказывать тебе о его пагубной страсти, ибо боялся, что ты перестанешь уважать его. Но, честно говоря, Клеменси, из-за твоих постоянных укоров мне ничего не оставалось, как раскрыть тебе эту тайну. Ты должна знать ее. Мы не можем дальше нормально общаться, без конца обвиняя друг друга. Мы должны строить наши отношения на взаимном доверии.

— Я не верю тебе. — Ее голос задрожал. — Как ты мог придумать такую чудовищную ложь? Я ненавижу тебя…

— Прекрати сейчас же! Ты же знаешь, что я не способен лгать о таких вещах, ибо это слишком важно для тебя… для нас. Я честен перед тобой. Я пожертвовал бы чем угодно, чтобы только не сообщать тебе правду об отце, но ты вынудила меня открыть печальную тайну Роба.