— Дело сдано в архив. Бомжи перепутали с кем-то из своих. Это тебя надо привлекать, что драку устроил. Уходи с рынка, занимайся писаниной.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— А велосипед? Сумка с набором?
— Обычная дребедень. Велосипед бомжей.
— Бомжи… По снегу!
— Хоть какой транспорт. Короче, ищи среди своих. Не мальчик, за полтинник уже.
— Нарочно не уйду.
— Твои проблемы…
Я все чаще возвращался мыслями к проданной иконе. Когда висела в углу, посетило несколько видений. Странность заключалась в том, что накатывали и когда пил, и когда бросил. Реальные эпизоды из незнакомой жизни, обволакивающие как кокон яркими миражами. Одно из видений подпадало под случай. Тогда я еще выходил из алкогольной зависимости.
— Достал, говоришь? — добродушно загудел православный Господь. — Ступай домой, я пришлю охрану из ратных людей. Из стрельцов.
Я вернулся в комнату, лег на кровать. Через малое время возле входных дверей, даже в комнате, возникли одетые в длинные красные кафтаны с рядами золотых веревочек между пуговицами, в островерхих, подбитых мехом, шапках, удалые стрельцы, каковых видел в фильмах про Ивана Грозного. Отклонив блестящие секиры на длинных деревянных ручках, они приняли сторожевые позы. Я повернулся на бок, утомленный, попытался заснуть. Очнулся быстро. Возле снова лежал тот самый юноша с теми же притязаниями. Собравшись в кружок, стрельцы — охранники за окном соображали на троих. Защитнички, возмутился я. Сбросив вербовщика на пол, опять выскочил на площадь. Весь в своих мыслях, Господь продолжал благодушно улыбаться, рассеянно поводя громадными голубыми глазами вокруг себя. И сам он был волосатый, бородатый, с крупным носом, со здоровым цветом круглых щек, с сочными губами под густыми усами. Указав на стрельцов, затем на подосланного шпиона, я отвязался по полной программе, мол, так меня, православного, обратят в иную веру и заставят служить под чужими знаменами.
— Ах они… такие — рассякие, — как понарошку рассердился Господь. — Вот я им задам. Ступай, сын мой, сейчас они возьмутся за обязанности.
Я примостился поверх постели. Сна уже не было. Поддатые стрельцы, для вида поторчав на постах, покинули их, и продолжили глушить водку. Вместо пацана раскованной походкой ко мне приближалась красивая женщина, издали стараясь произвести впечатление. Я сообразил, у юнца не получилось, кто-то из руководителей решил провести передислокацию. Женщина или зрелая девушка лет до тридцати, не успела подойти к кровати, как я сорвался на такую площадную брань, что она остановилась, с удивлением воззрилась на меня. Вид ее говорил, она знает, что я на подобное никогда не был способен, всю жизнь вел себя с женским полом учтиво и любезно. Я снова разразился неуправляемым речитативом, состоящим из одной нецензурной брани, обозвал особу последними словами, вдобавок сильно пнул ногой. Подобного снести она не могла, отступив от постели. Я бросился к выходу, подняв голову кверху, сжал кулаки, всем видом показывая, что рано мне на небо, не желаю плясать под чужую дудку. Православный Господь все так-же восседал на небесном престоле. Кажется, он ничего не сказал. За его спиной неторопливо занялся более нежный, мягкий божественный свет. Проявился Бог с узким лицом, с длинной белой бородой, темными щеками. Он выглядел собраннее, мудрее первого. Лик был бесстрастным. Величественно возвышался он над православным как бы в глубине неба. Наверное, он не произнес ни слова. Я наполнился благоговением, мысленно осознал, что на земле необходимо за что-то зацепиться. Появившаяся сбоку старшая дочь чуть шевельнулась, осталась на месте, показалось, даже немного отстранилась. Сын Сергей сделал несколько шагов, остановился тоже. С другой стороны площади заспешила Людмила с Данилкой на руках. Он был крошечным, годик, наверное. Соскочив на землю, сын уверенно устремился ко мне на руки. Вот кому я оказался необходим. Еще внучкам. Литературе. Душа заняла законное место, я почувствовал себя на земле тепло и уютно. Прижав сына, посмотрел на небо. Оба Бога медленно растворялись. Я понял, что для каждой нации, народа, этноса имеется Бог свой. Но есть общий Господь, объединяющий Богов и людей с планеты Земля под могучими крылами.
Еще подумал, что православный наш Бог такой же, как все русские — широкий, добродушный, благостный. Не собранный, что ли. Может быть, не брезгующий пропустить стаканчик, как большинство из нас. Но в меру. Ему я не изменял, хотя ругался с ним капитально. Был случай, когда возник буддийский монах. Он сидел маленький, на полу, в позе лотоса. Спросил без слов, мол, я с ними? Ведь я читал эзотерическую литературу, учился на экстрасенса, узнал про реинкарнацию, посещали и видения потусторонней жизни. Появление монаха было таким неожиданным, что тогда я машинально ответил утвердительно. Но тут-же поправился, сказал: я православный. Не стоит подлавливать подобными приемами. Веру свою человек должен найти, понять и принять сам. Да, наша вера громоздкая. Но лично я человек крещеный.
Вот такое видение посетило меня однажды, заставив сделать вывод: какие мы, таков и наш Бог..
На нашем ментовском углу, когда рассказал о нападении, посмеялись тоже. Папен солидарно похмыкивал.
— Новую книгу пишешь? — пытался издеваться Сникерс. — Молотком въехали, живой остался. Бабушке навешай, которая кульками торгует.
— Повязка на голове, — подначивал Хроник. — Кровь проступила.
— Я повязок сто штук нацеплю, — не унимался Сникерс. — Гребет мешками, и жалуется, что нападают. Зазря разбойничать не станут.
Ухватить за воротник куртки и приложить задницей на обледенелый асфальт было делом трех секунд. Забыл, как бегал по кнопкам звонков соседей. Тогда выследили тоже. На работу не являлся, сваливал раньше всех. Но я лишь щерился. Задачи ставил высокие, нежели сожрать жирный кусок, пусть он будет хорошей квартирой, иностранной марки машиной. Купил — продал, ума много не требовалось. Весь Кавказ, Азия не возводили небоскребов, не конструировали самолетов, машин. Торговали и все. Остальное построят. Привезут. Ускользая с базара, старайся замести следы. В общем, делай движения, больше зависящие от длинны хвоста.
Я терялся в догадках, кто мог науськивать отморозков. Неужели очко как у неонового персика на фруктовом магазине — не железное. Трудно сказать, что я на рынке не желателен? Снялся бы, поискал новое место работы. Клянусь, я так и сделаю. Когда захочу сам.
— Приятно провести вечер в обществе не дурака. Разрешите называть вас на ты? — Оживилась. — Презервативы есть? Свои забыла вместе с кошельком.
Достав кошелек из сложенной на диване курточки, показала пачку качественных презервативов. Щелкнула кнопкой.
— О постели не думал, — начал оправдываться я. — Интересно было послушать мысли современной молодежи. Их, так сказать, чаяния.
— От отчаяния. Ты с нормальной девушкой, — усмехнулась новая знакомая. — Денег в достатке никогда не будет. Что родители переводят, растягивать не получается. Подрабатываем по фирмам, оснащенным компьютерами. Но билет на новомодного певца, современную постановку пьесы в театре стоит дороже присылаемого и заработанного. Одеваемся в секонд-хэндах. Купленную родителями одежду бережем для праздников. Ты доволен ответом?
— В общих чертах…
— Теперь о главном. Я знала, на что шла, лозунг — за все надо платить — помню наизусть. Ты за короткое время успел объяснить вещи, в которых я плавала. А мужчина- если он мужчина — таковым остается везде. Первая мысль твоя была о постели. Затраханные наукой ученые деды при общении со студентками мечтают раздеть их и натянуть. Ты же не импотент?
— Нет…
— Поэтому вопрос о презервативах.
Я сидел молча, постукивая костяшками пальцев по краю стола. Не мог вспомнить встречи, выраженной так конкретно. Без осточертевших азиатских уловок, недомолвок, играния не мыслями, а глазами с мимикой.
— Презервативами пользовался раза два. В молодости, из любопытства. Из трехсот встреч с женщинами. Сейчас, пока напялю, боюсь, упадет.