— Какой навар, свои чуть не пришлось отстегивать. — протирая глаза, заныл я. — В пакетике несколько цепочек. Потянутые, говорит, будто сорванные. Замочки закушенные.

— Сам ты закушенный. Вещи новые, — отстранилась Ленка. — Видела, как по кучкам раскладывали.

— Дверь закрыли на задвижку!

— Вон, занавеска неплотно задернута, — кивнула девушка на окно ларька. — Я уже замерзать стала. Думаю, понаблюдаю, чем занимаются.

— Мы перевесили золото, которое Виталик взял за день.

— Свое узнаю всегда.

— Ты права, — сдался я. — Сплавил часть принесенного тобой, иначе он отказался бы иметь дело. Пришлось бы куковать до завтрашнего утра.

— Мог бы приправить все, — пожала плечами Ленка. — Я так спросила.

— Пока Красномырдин поддатый, наварил нормально, — окончательно признался я. — Надеюсь, и ты заработала.

— В накладе не останусь, — девушка взяла под руку. — Все было по честному?

— Обманывать не будет. Если что, забрали бы товар и ушли. Или к Бандере, или до Крысы. Тебе нельзя. Раскусили, что скупаешь по дешевке.

— Им какое дело? Жаба душит?

— Получается, так.

— Идиоты… Пойдем угостишь с навара.

— Лена, давай передумаешь? Не забывай, у кого ночевать будешь.

— Во первых, свои у своих не возьмут, — указала девушка. — Во вторых, я у тебя ночевать буду.

— Цыгане убьют.

— Я цыганка? Останавливаюсь у дальних родственников отца. Языка не знаю. К тому же, известила, что сегодня уеду домой.

— Времени мало, — попытался посмотреть я на часы на колокольне. — Поработать бы.

— Вот… жидяра. Почапали угостишь, говорю.

— Цыганча, блин… Так и мечтаешь расколоть.

— Не расколоть, а снять процент с навара, — засмеялась девушка. — В прошлый раз смайнал.

В кафе на Большой Садовой, сбоку ухоженного памятника Ленину, столики были заняты. Мы успели присесть за ближний к стойке, возле кадушки с высоким растением. Ленка сняла куртку с капюшоном, повесила на спинку стула. Я смахнул шапку, расстегнул кнопки. Направился занимать очередь.

— Возьми красного, крепленого. Бутылку, — заказала девушка. — И пару апельсинов с конфетами.

— Может, граммов четыреста? — покосился я. — Развезет.

— Ты пить не будешь?

— Бросил.

— Когда стану как ты — старой и седой — откажусь от всего сразу, — Ленка почесала носик. — Бери четыреста. Тогда бутерброд с сыром.

Домой приехали часов в одиннадцать. Смесь русской расхлябанности с цыганской бесшабашностью сделали дело. На первом стакане, на графине Ленка останавливаться не захотела. Одну за другой курила сигареты. У меня в руках была бутылка марочного вина, два банана, с полкило сосательных конфет. Усталость давила на плечи. Включил телевизор. Ленка врубила магнитофон. Хорошо, за стеной жил сосед со сдвигом по фазе, наверху пожилая женщина, рано ложившаяся спать. Я боялся, цыганский разгул продлится до утра. Скинув почти все, Ленка дергала бедрами в полный рост. Чтобы снять напряжение, я сделал несколько движений в такт. Вскинул ногу, пытаясь кончиками пальцев дотронуться до люстры. В утренних упражнениях это получалось. Попытка произвела эффект прыжка пантеры. Ленка сунула палец в рот, некоторое время молча измеряла расстояние от пола до люстры, окидывая и меня от макушки до пяток. Затем выключила телевизор, магнитофон. Подтащив джинсы, прошла на середину комнаты. Она была ниже сантиметров на двадцать. Наблюдая за действиями, я замер в стороне. Усталость улетучивалась.

— Не дотянулся, говоришь? — обожгла зрачками Ленка.

— Скажем так, не помышлял, — ухмыльнулся я. Гром звуков прекратил давить на ушные перепонки. — Желаешь попробовать?

— Хочу посмотреть на твои ноги, как у кузнечика, коленками назад.

— Штаны мешают.

— Или яйца, — рассмеялась девушка. — Как у танцора на хреновой свадьбе.

Это был вызов азартной молодости зрелому возрасту. Сделав пару коротких шагов, на левой ноге я приподнялся на цыпочки, правую выпрямил вверх балериной в «Щелкунчике». Большой палец чиркнул по хрустальным висюлькам. Больше повторяться не стоило.

— Нормально, — с удовольствием сказала Ленка.

Снова подтянув джинсы, потопталась на носках. Голова с копной волос то поднималась вверх, то опускалась вниз. Зыркнув в мою сторону, прикусила нижнюю губу. Я не успел уловить момента приготовления. Ступня пацанки в белом носке чиркнула люстру по крутому боку, взлетела выше и замерла в паре сантиметров от потолка. Такой выброс ноги я видел только в балете. Резные пластины тихо зазвенели. Ленка посмотрела на хрусталь, перевела взгляд на меня.

— Доставай бутылку, — приказала она. — Тащи закуску на стол.

Выпив больше половины рюмки, отставила ее. Разломила банан пополам. Попыталась спеть, махнув рукой, подмигнула ресницей:

— Пошли в кровать, старый валютчик. Чтобы утром деньги были на месте. Секир башка.

— Красномырдин посоветовал, куда их спрятать, — хохотнул я. — Попробуй, может, получится.

— Сейчас ты уместишься, — снимая одежду, не поняла шутки Ленка. — Если еще способен. Знаешь, почему пошла с тобой?

— Представления не имею.

— Ты еще в первое знакомство приглашал. Рассказывал, что книжки пишешь.

— Скорее, вздумалось потрахаться, поэтому был разговорчивый.

— Сейчас расхотелось?

— И сейчас не втерпеж…

— Бр-р, холодильник…

Но не судьба была переспать с Ленкой. Или на исходящих соком половых губах девушки лежало цыганское табу. Отбывавшим срок мужем был цыган. Как ни старался, как ни двигала ягодицами она, не получалось. Вялый, ужался он внутри, стиснутый мышцами похожего на печной зев влагалища. Партнерша кончила не раз. Довел пальцами. И все мало. Наверное, попал на ее день. А может, подогретая вином, решила Ленка оторваться. И… нарвалась на стареющего лося, у которого день на день не приходился. Промучившись с полчаса, промочив потом простыню, матрац, мы поняли, что настоящего удовольствия, как хотелось Ленке, до изнеможения, не схватим. Лишь в точках соприкосновения вырастут плотные мозоли. Пацанка приподняла ладонями взопревшие груди, струей воздуха сдула прилипшие к губам волосы. Сбила влагу с бровей. Сердито воззрилась на меня:

— Не получается?

— Что-то не так…, - настроился оправдаться я.

— Так вставь карандаш, — не дала договорить Ленка.

Я задохнулся от приступа смеха. Девушка выскользнула из-под меня, пантерой накинулась на нижнее белье. Втиснулась в джинсы и в вязаную кофточку. Энергии было столько, что казалось, плавает в ней.

— Что хочешь делать? — спросил я.

— Домой поеду, — огрызнулась она.

— Ты знаешь, сколько времени?

— Лучше на вокзале перемерзнуть, чем лежать в одной постели с импотентом.

— Прости, милая. В прошлом такое бывало, в последнее время не жаловался.

— Кобель…На своих стоит, а здесь полгода без мужчины, у него хрен сморщился.

— К утру будет нормально.

— До утра дурак раздрочит резинку от трусов.

— Леночка, она тонкая.

— Тогда рукав от пиджака.

— Он толстый.

— У тебя никакой. Открывай.

— Подожди, провожу, блин…

Проглатывая рвущийся наружу смех, я встал с кровати. Времени было первый час ночи. За окном набирала силу одна из последних в конце февраля метелей. От двери несло холодом.

— Может, раздумаешь?

— Может быть…

— На улице пурга.

— Да я успокоилась. Ты будешь приставать, стараясь оправдаться за срыв. А у меня начинает перегорать, — ровно ответила девушка. Подтянула рукавичку. — Не знаю, почему так захотелось. Наверное, подогрела себя. Ты в возрасте, думала, устрою. Я нормальная. Как все.

— Куда на ночь, транспорт не ходит.

— Поезда бегают часто, — девушка застегнула пуговицу, подмигнула. — Не переживай, отношение к тебе не изменится. В следующий раз приеду покупать обновки на весну. Подскажешь.

— Ясное дело.

— Не стоит портить дружбу. Открывай.

Поймав частника, я поцеловал девушку в щеку. На душе не лежало тяжести, лишь легкое сожаление, что Бог в который раз послал кусочек сыра, я не смог удержать. Ленка была моложе лет на тридцать пять. Обидно. Когда выпадет до седьмого пота повозиться с не разболтанной девочкой в полный рост.